На основании донесений провокаторов охранка арестовала всех вернувшихся в Россию слушателей болонской школы и некоторых слушателей партийной школы в Лонжюмо. На основании тех же донесений в записке Петербургского охранного отделения директору департамента полиции от 18.3 1911 года дается общая характеристика болонской школы, характеристика руководителей и преподавателей. К записке был приложен даже конспект лекций Богданова и Луначарского, выкраденных агентом Сесицким. В записке сообщалось, что лекции по государственному праву читает Степинский-Менжин-ский, по русской истории Домов-Покровский. «Что же касается личностей Салмана и Степинского-Менжинско-го, — говорилось в записке, — то о таковых сведений в департаменте не имеется».
В начале 1911 года Менжинский возвратился из Болоньи в Париж, окончательно порвав с впередов-цами. Вскоре здесь он встретился с Горьким, приехавшим с острова Капри. А летом познакомился с Дзержинским.
Во время первой парижской встречи Дзержинский и Менжинский говорили об Италии, о Капри, где Дзержинский провел несколько месяцев в 1910 году, о Горьком, с которым Феликс Эдмундович встречался довольно часто.
Затем разговор перешел на партийные, российские дела, на слухи о новых арестах, о провокаторах.
— Почти все ученики вашей школы, — сказал Дзержинский, — при возвращении в Россию арестованы или на границе, или в пунктах, в которые им «позволила» приехать полиций. Здесь мы имеем дело с несомненной провокацией.
— Вы думаете? — спросил Менжинский.
— Убежден, — ответил Дзержинский. — В прошлом году на Капри я много работал над материалами о провокации в подпольных организациях социал-демократии Польши и Литвы. Ситуация провалов учеников обеих школ, и Болонской и Парижской, напоминает то, что было год-два назад в Варшаве. Несомненная провокация. Наша подпольная деятельность в России будет сизифовым трудом до тех пор, пока не удастся обнаружить и изолировать провокаторов. Надо бы нам иметь в партии что-то вроде следственного отдела…
— Своего Бурцева?
— Бурцев в этом деле дилетант. Он этим делом занимается по своей инициативе, на свой страх и риск. Занимается как журналист. А нам надо иметь собственный партийный аппарат. — Замолчал, задумался. И, как бы продолжая мысль, над которой думал в эту минуту, с грустью сказал: — Иначе мы будем посылать людей только для того, чтобы сделать очень немногое для большой награды провокаторам…
Живя в Париже, Менжинский продолжал усиленно заниматься политическим самообразованием. «Марксистскую литературу, — писал он впоследствии, — русскую и немецкую до 1917 года изучал в свое время за границей. Следил и за литературой французской, английской и итальянской».
Наряду с теорией марксизма Менжинский продолжает изучать историю Франции, в особенности историю французской революции. Уже после Октября на вопрос: «В какой области знания чувствуете себя особенно сильным и по каким вопросам можете читать лекции?» — Менжинский отвечал: «По русской и французской истории с XVIII века по настоящее время».
С целью самообразования, знакомства с английским рабочим движением Менжинский в 1912 году выезжал в Англию, где провел шесть месяцев.
Исключительную марксистскую образованность Менжинского, его умение схватывать самое существенное в политике, холодно и спокойно взвешивать положение, трезво судить о людях и партиях отмечал впоследствии Мануильский:
«Я встретил впервые Вячеслава Рудольфовича в эмиграции, в годы реакции задолго до мировой войны. Помню, какое сильное неизгладимое впечатление произвели на меня беседы с ним по поводу германской и французской социал-демократии. Я был еще тогда молод и политически неискушен. И помню, что с жаром отстаивал тот взгляд, что германские и французские социалисты не допустят войны. Нужно было видеть, с какой пророческой гордостью говорил об этих фактах товарищ Менжинский.
— Вы увидите, — твердил он, — что эти предадут рабочих.
Тогда я считал эту оценку пессимизмом, но как оказался прав Вячеслав Рудольфович впоследствии, когда 4 августа (1914 года] германская социал-демократия завершила свое беспримерное в истории предательство».
Глубокое изучение произведений Маркса и Ленина, западноевропейского и российского рабочего движения, близкое знакомство с фракционной деятельностью впере-довцев положили конец кратковременным колебаниям Менжинского. Он окончательно становится на ленинские позиции. Вновь восстанавливаются на принципиальной, партийной основе и личные товарищеские взаимоотношения между ним и Лениным.
В период жизни Ленина в Кракове и Поронино через Менжинского, жившего в Париже, и его сестер в Петербурге идет одна из линий связи Ленина с партийным подпольем в России. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Менжинского к Ленину от 13 апреля 1914 года:
«Уважаемый товарищ!
Сестра Людмила арестована в Петербурге в феврале месяце, в связи с ее выступлением на «женском дне». Подробностей никаких не знаю, получил за это время от Веры только коротенькое письмо и открытку… Вера имеет свидания с сестрой, та сидит в новой женской тюрьме, вот и все, что я знаю. При таких условиях я затрудняюсь переслать Ваше письмо, тем более, что не все мои письма дошли до Веры, а ее письма с подробностями я так и не получил еще, хотя оно должно было давно прийти.
Напишите мне, пожалуйста, может ли Ваше письмо ждать, пока я проверю один адрес, или вы желаете получить его назад.
Крепко жму вашу руку. В. М.».
Начало первой мировой войны застало Менжинского в Париже. Здесь он собственными глазами мог наблюдать предательство французских социалистов, которое он предсказывал в беседе с Мануильским задолго до начала войны — 23 июля (3 августа) французские социалисты — депутаты парламента проголосовали за военные кредиты правительству. Точно так же поступили германские, австро-венгерские и бельгийские социалисты. За два дня до голосования военных кредитов во французском парламенте наемным агентом реакции был убит пламенный противник империалистической войны Жан Жорес. Вместе с другими русскими эмигрантами Менжинский шел за гробом Жореса, провожая его в последний путь на кладбище Пер-Лашез.
Социал-шовинистический угар охватил не только французских, но и русских социал-эмигрантов. Меньшевик Плеханов и скатившийся в болото меньшевизма Алексинский, эсер Савинков и его друзья оказались в одном лагере с буржуазией и европейскими социал-предателями. Этот шовинистический угар захватил даже я некоторых эмигрантов-большевиков.
Вячеслав Менжинский с первого дня войны занял интернационалистическую позицию и в дальнейшем целиком и полностью разделял ленинскую тактическую линию по вопросам войны и мира. Резко, со свойственным ему остроумием высмеивал Менжинский оборонцев, ¦ в частности Плеханова, заявляя, что он читатель, но не почитатель Плеханова.
Жизнь в эмиграции была вообще тяжелой, полной лишений и невзгод. Но особенно тяжелой, и морально и материально, она стала во время войны. Вести с родины, отделенной от Парижа фронтами, вести от родных приходили редко. Чтобы иметь средства к существованию, какой-нибудь заработок, Менжинский в 1915 году поступил на работу во французский частный банк «Лионский кредит».
Часть IIИ решительный бой
Глава первая
Париж 1917 года, военный Париж. Как он не похож на тот Париж, каким девять лет назад его впервые увидел Менжинский! Париж стал другим. На улицах затемнение — парижане боятся налетов германских аэропланов и цеппелинов. В городе мало мужчин, повсюду женщины — кондуктора трамваев, кельнерши в бистро, приказчицы в магазинах, даже чиновники и клерки в банке, где работает Менжинский, тоже женщины. Женщины в трауре, их, женщин в трауре, особенно много стало среди парижанок с осени прошлого года, после битвы под Верденом. А что там, в России, сколько там «карпатских» и «мазурских» вдов?
В один из совсем теплых мартовских дней, закончив работу в банке, Менжинский вышел на улицу и направился к трамвайной остановке. Совершенно неожиданно рядом пронзительно заверещал мальчишка-газетчик:
— Важные события в России! Петроград восстал! В Петрограде революция!
Революция! Сколько уже раз Менжинский слышал эти слова из уст газетчиков за последние два года! Только берлинское телеграфное агентства «Вольф» передало четырнадцать сообщений о революции в России.
Но сегодня сообщение передается со ссылкой на ПТА — Петроградское телеграфное агентство!
Купив газету, Менжинский вскочил в трамвай. Быстро пробежал сообщение: в Петрограде восстание! Войска переходят на сторону народа! Разгромлены полицейские участки.
Неужели это правда?
Как невыносимо медленно тащится трамвай! Скорее к своим, проверить, ободрить, решить, что делать!
Наконец нужная остановка. И — почти бегом к знакомому подъезду, затарабанил в дверь.
Открыл Михаил Николаевич, без пиджака, с встревоженным лицом.
— Михаил Николаевич, дорогой! Поздравляю!
Нервно жмет руку Покровского, весело поблескивают глаза из-под стекол пенсне.
— Вячеслав, что с вами, чем вы так взволнованы?!
— Как, вы ничего не знаете? Кричите «ура»: в России революция! Петербург восстал. Царю — по шапке.
В десятый раз перечитано сообщение ПТА. Строятся планы возвращения в Россию.
В последующие дни телеграф приносит новые вести: великий князь Михаил отрекся от престола. Власть в России — в руках комитета Государственной думы. Образовано Временное правительство.
Заявление министра-председателя князя Львова: «Война до победного конца!»
В Петрограде и Москве созданы Советы рабочих и солдатских депутатов. Революцию поддержали Киев, Ташкент, Владивосток.
Армия признала новую власть.
Население приветствует освобожденных из тюрем революционеров.
Французские газеты почти не комментируют радиотелеграфные сообщения из Петрограда, Лондона и Стокгольма. Да и бог с ними, комментариями, скорее бы домой, там сами разберемся.