М. Мамардашвили. «Психологическая топология пути»
Нужен новый метод изучения сознания. Метод классической рефлексии (самоанализа) не годится. Слишком многое из того, что еще необходимо понять, она полагает само собой разумеющимся. Слишком жестко она разделяет сущность (внутреннее, истинное содержание предмета) и явление (внешние, иллюзорные формы его существования), сосредотачиваясь именно на выявлении вечных и неизменных сущностей. К чему тогда сводится мысль? К своему логическому содержанию. То, что мысль почему-то рождается, и сам факт ее существования как будто вовсе не важны. Но изучать мышление, игнорируя его событийный, живой характер, все равно что пытаться понять человека, препарируя его труп.
Для того чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию сознания, необходимо посмотреть на него другим взглядом, переключить внимание с содержания сознания на его существование — совершить феноменологический сдвиг.
Мысль не рождается из старой мысли, новое знание потому и новое, что — другое. Задним числом мы можем плести объяснительную логическую цепочку хоть от времен царя Гороха. Казалось бы, воспользуйся найденным логическим алгоритмом и гроздями снимай новые мысли. Только почему-то не выходит. Наша недюжинная эрудиция гоняет нас по кругу готовых объяснений и формул, пока мы не выдохнемся. После этого возможны два варианта развития событий: объявить о своем разочаровании, допустим в философии, или попытаться увидеть мир своими глазами. В нашем случае, чтобы судить о сознании — необходимо вглядеться в сознание, в то, как оно функционирует в реальности, а не в различных теориях.
Мы не можем воспользоваться теорией, но можем использовать методы наблюдения. Один из таких методов предложил немецкий философ Гуссерль. Он и считал, что наблюдение сознания должно начинаться с процедуры феноменологической редукции: сосредоточения на том, что происходит в сознании, без апелляций к внешнему миру.
Внешнее Знание аннулируется, «выносится за скобки», оно нас не интересует, мы наблюдаем только то, что происходит в нашем сознании. А это значит: описываем, а не объясняем. Потому что, объясняя, мы волей-неволей используем чужие теоретические конструкции, жестко задающие перспективу взгляда. «Ибо объяснительные представления о происходящем во внешнем мире могут быть и магической «теорией» <…> то есть в какой-то другой культуре то же состояние имело бы над собой другой надстроенный слой и существовало бы и двигалось внутри и в терминах этого слоя (в смысле способа самоотчета его субъекта, носителя)» («Классический и неклассический идеал рациональности»).
Первое, с чем мы сталкиваемся при наблюдении, — структура события сознания иная, чем структура события внешнего мира. Ее невозможно описать с помощью терминов «сущность» и «явление». Классически действительным существованием обладает только сущность, а явление — нечто эфемерное, не обладающее собственным бытием.
В событии сознания явление онтологично, ни в какой другой сущности для своего существования не нуждается. Оно становится феноменом. То есть структуры сознания заданы феноменально. Что же это такое?
Феномен — некое целостное образование сознания, далее не разлагаемое и не нуждающееся в объяснении через что-то другое. Например, мы видим, как Солнце движется по небу. Этот факт — феномен нашего сознания. Именно он лежит в основе многих мифов, легенд и сказок о взаимосвязях жизни. И совершенно излишней будет попытка объяснить эти представления с помощью астрономического или любого другого научного знания. Феномен самодостаточен, в нем «содержится то, что «произошло в действительности» в смысле испытания мира, в отличие от последующего нароста, поддающегося анализу… Именно проявление целого как целого феноменально — феномен есть, так сказать, его иероглифический знак» («Классический и неклассический идеал рациональности»).
Итак, нам известны, по крайней мере, начальные этапы работы с сознанием:
1) «вынесение за скобки» внешнего мира и полная сосредоточенность на феноменах сознания;
2) совершение феноменологического сдвига внимания (смещение «точки сборки»);
3) наблюдение и описание, а не объяснение.
«СТРЕЛА ПОЗНАНИЯ»
Новый, иной, более высокий смысл того, что стоит и в натуральном ряду фиксаций, наблюдений, переживаний («земных»). Он дан в общественном пространстве, для всеобщего обозрения — особого рода тексты, тексты, которые всегда осознаются как странные, привиденческие («неземные»)…
М. Мамардашвили «Стрела познания»
Ну, скажем, какой может быть душа у тела, которое было бы жидким, как Океан в книге Лема? Нет никаких философских соображений, которые бы заставили нас исключить такую возможность. Однако философские соображения говорят нам, что если… Океан — сознательное существо, то как сознательные существа мы — с ним, мы — такие же.
М. Мамардашвили. «Картезианские размышления»
Мамардашвили обеспечил себе место в истории философии уже только «Стрелой познания». По концентрирован-ности и интенсивности мысли немногие книги с ней сравнятся. Если воспользоваться «полевым» определением сознания, то «Стрела познания» — область его высокого напряжения.
Читать ее невероятно трудно. Письменные тексты Мамардашвили вообще требуют усидчивости: обычно он пользовался языком, усложненным даже по академическим меркам. Но «Стрела познания» не академична — она о вещах, язык для которых еще не создан. Даже сейчас, через 30 лет после ее написания, понятийный аппарат аналитики сознания до конца не разработан. Не потому, что феноменологи-гуссерлианцы мало старались. Просто принцип наблюдения подразумевает непосредственное видение того, что наблюдаешь; а значит, чтобы описать определенные структуры сознания, необходимо туда сначала попасть. А это не всегда просто.
Переход из привычной структуры сознания в новую бывает очень болезненным и часто сопровождается ощущением хаоса и личностного распада. «Мы телом отгорожены и от прошлого, и от будущего. И лишь строя новое тело, получаем свободу изменения (и снимаем себя с крючка прошлого, ибо прошлое вовсе не просто факты, а записи фактов вместе с нестираемым пониманием, а поэтому речь может идти лишь о физически сильном расшатывании и об образовании дыры для эмердженции нового сознательного опыта, но не о рассудочном, произвольном прохождении взад и вперед). Исчезновение — условие появления. Иначе место занято» («Стрела познания»).
В европейской культуре (в отличие, скажем, от древнеиндийской) техника перехода не отработана, выполняется на свой страх и риск. Даже если переход в другую структуру жизненно важен, его стараются сделать как можно более бессознательным, применяя любой наркоз — от запоя до бессмысленной лихорадочной деятельности. При этом человек изо всех сил держится знакомых областей сознания, а они очень поверхностные, «слишком человеческие».
Осознанное восприятие более глубоких слоев погружает в состояние «фундаментальной изоляции»: реальность оказывается настолько отличной от обыденных представлений, что боишься сойти с ума. «Антиномия: видеть А — сумасшествие; нужно сойти с ума, чтобы увидеть А. Интерпретируем вторично (и, следовательно, зависимо), чтобы не сойти с ума (и становимся, тем самым, «вещами» — живая бесконечность умирает)» («Стрела познания»).
Значит, первая проблема: для того, чтобы что-то увидеть, нужно измениться. И это изменение необратимо, а результат его неизвестен.
Вторая проблема: резко сужается возможность коммуникации с существами своего вида. Она напрямую следует из первой: тебя способен понять только тот, кто имеет сходный экзистенциальный (жизненный) опыт. Передача знания «из одной головы в другую» с помощью вербальных средств — иллюзия: «…Мы телом, физически (то есть независимо от доброй воли и чистого усилия мысли) отгорожены от возможной информации и понимания. И в этом смысле они в другом месте и в другом времени, с которыми у нас разрушены физические связи…» Язык нового опыта буквален: «Слова «смотреть другими глазами» имеют для нас буквальный (то есть не просто ментальный) смысл, как и выражение «мыслить другими органами мышления»». Но теми, кто не испытал то же самое на собственной шкуре, все, что ты говоришь, будет восприниматься как фантазия или метафора, и ничего, кроме вреда, не принесет.
С этими проблемами приходится считаться в первую очередь читателям «Стрелы познания»: по объективным причинам что-то может быть просто недоступно адекватному восприятию. Ее текст — документальное (в смысле точности) свидетельство определенного опыта бессубъектного сознания и, конечно, анализ этого опыта.
Она состоит из пронумерованных тезисов разного объема: от нескольких строчек до нескольких страниц; последний, 160-й, обрывается на полуслове. Что-то вроде путевого дневника сталкера. Для печати она, похоже, — не предназначалась.
Пересказывать «Стелу познания» — дело неблагодарное. Этот текст имеет сильную энергетику и далеко не исчерпывается «коммуникационным материалом». Можно попытаться обозначить три основные сюжетно-смысловые линии: содержание опыта (что?); способ достижения опыта (как?); возможность его описания и формализации (на каком языке?).
1. Нет отдельных «бытия» и «сознания», есть континуум «бытие-сознание», состоящий из «живых сознательно-деятельных систем». Его единица — не человеческое, а «ангельское тело (ангелы — индивиды, а мы — нет, мы в лучшем случае личности, но не индивиды)». Не стоит только воспринимать «ангелов» в виде предметной (мифологической) картинки: «формы, гармонии, вместе с их «телами», живут как отдельные живые существа, организмы (но мы можем мыслить их существование лишь символически, а не предметно натурально, и не применяя обычных наглядных категорий — скажем, они не умирают и не бессмертны, а мы в них всплываем и из них уплываем)».
Сознание — не форма отражения материи: «Не существует никакого отражения, существуют лишь чудовищно «тяжелые», «плотные», «упакованные» атомы ума (атомы действия, конечно, — поэтому их лучше называть квазичастицами ума, атомы-генераторы, являющиеся приставками к нам или насадками на наш ум…» Биоинформационное пространство дискретно — это гипотетические чувствующие и мыслящие «существа» или «мыслеорганизмы», каждый из которых образует собственное пространство и время. Они не наблюдаемы. На них мы проецируем «наблюдаемое» — индивидов. Нужен язык описания таких существ — критическая аналитика сознательных форм.