«Молодчина, таких бы мне побольше, как этот „академик“, — отметил про себя Апанасенко. — Не зря на него Будённый глаз положил».
Мерецков разработал операцию, о которой Будённый говорил начдиву, и теперь к ней тщательно готовились. Три дня кряду Кирилл Афанасьевич отыскивал броды на речках, конные тропы среди болот и перелесков. Подручные средства для переправы были изготовлены в достаточном количестве. В конце недели к нему в штаб зашёл начдив Апанасенко.
— Ну что у тебя, докладывай! — Он грузно сел к столу, на котором Мерецков развернул карту. — С ходу возьмём Буск?
— Предлагаю ударить по нему с двух сторон — в лоб и с тыла! — со всей серьёзностью заявил начальник штаба дивизии. Начдив отчего-то нахмурил брови, но Кирилл Афанасьевич не придал этому значения. — В центре обороны города главные силы белополяков, так? Стало быть, если мы нанесём удар с тыла, уланы зашевелятся и возьмут часть сил из центра, чтобы поддержать свой тыл, и центр станет слабее. По нему мы и шарахнем!
— Хитрая задумка, мне она по душе, — одобрил Апанасенко. — Когда предлагаешь начать операцию?
— Через три дня. Жду, когда подвезут в дивизию гранаты и патроны.
— Годится! — Начдив потёр руки. — Вечером в штабе соберёшь всех командиров, и мы обсудим операцию в деталях, определим, где и кто будет действовать. Потом доложу о ней командарму.
Но случилось непредвиденное. Неожиданно белополяки атаковали войска Конармии по всей линии фронта. Завязались бои. А двумя днями позже Будённый получил из центра приказ о переподчинении Первой конной армии Западному фронту. Её наступление на Львов отменялось.
— Что за чехарда! — выругался командарм. — Конармия готова идти на Львов, а её передают Западному фронту! Неужели на этом настоял Тухачевский?
— А ты, Семён, свяжись с ним и спроси! — подал голос Ворошилов. Он сидел на деревянных нарах и чистил револьвер.
Будённый тут же связался по телефону с командующим фронтом, спросил, чем вызвано такое решение и кто подписал сей приказ.
Тухачевский, выслушав его, кашлянул в трубку, потом заговорил:
— Приказ о передаче Конармии Западному фронту подписал главком Каменев[11] и член Военного совета Берзин.
— Значит, товарищ Сталин этот приказ не подписал? — уточнил Семён Михайлович.
— Нет, — донёсся до него хрипловатый голос Тухачевского.
— Теперь у меня, Михаил Николаевич, вопросов нет! — Будённый положил трубку.
— Что будем делать? — спросил его Ворошилов.
Будённый ответил, что перебросить Конармию на Западный фронт он не успеет, так что остаётся одно — переговорить с центром.
Ворошилов предложил отстучать телеграмму на имя Ленина: так, мол, и так, просим разобраться в этой ситуации.
— Через голову главкома Каменева как-то неловко обращаться к Председателю Совета Народных комиссаров, тут, сам понимаешь, нужна субординация!
Что же произошло? Мерецков узнал об этом позже. Когда 2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение выделить Крымский участок Юго-Западного фронта в самостоятельный Южный фронт, Военный совет предложил передать Западному фронту (командующий Михаил Тухачевский) 12, 14 и 1-ю Конные армии. Но быстро осуществить эту операцию, к сожалению, не удалось. А 13 августа командующий Юго-Западным фронтом Александр Егоров и член Реввоенсовета фронта Сталин донесли главкому Каменеву, что армии фронта уже втянуты в бои в районе Львов — Рава — Русская и изменение основных задач армиями в данных условиях считают невозможным. Однако главком Каменев с ними не согласился и подготовил командованию фронта новую директиву — о передаче 12-й и 1-й Конных армий Западному фронту. Но подписать её Сталин отказался. Тогда директиву наряду с главкомом Каменевым подписал член Военного совета Берзин. Пока шли эти увязки и согласования, время было потеряно. Вывод Первой конной армии с Львовского направления начался лишь 20 августа, и оказать помощь Западному фронту она не успела.
— Я очень переживаю за всё, что случилось, — признался начальнику штаба дивизии Мерецкову Будённый, — хотя ко всему этому не имею ни малейшего отношения. Всё делалось в центре. Возможно, Троцкий сыграл тут свою роль, а может быть, главком Каменев действовал по его указке.
— Так кто же виноват в этом стратегическом просчёте? — Мерецков смотрел на командарма в упор.
— А тебе так хочется это знать? — усмехнулся Будённый. — Я и вправду не знаю…
Вина за случившееся лежала на Реввоенсовете Республики, на главкоме Каменеве и командовании фронта, но об этом стало известно позже. Странную позицию в этом вопросе занял Сталин. Ещё 5 августа он был согласен передать три армии Западному фронту, а в решающий момент документ не подписал. Ленин, анализируя истоки неудачи Красной Армии на польском фронте, говорил, что когда наши войска подошли к Варшаве, они «оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подъёмом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли и новую возможность идти вперёд. Оказалось, что война дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный момент у нас не хватило сил».
В это августовское утро, сидя на солнце у штаба армии, Будённый читал директиву главкома Каменева о передислокации Первой конной армии на врангелевский фронт. К нему подошёл дежурный связист и вручил телеграмму из штаба фронта.
— Срочная, товарищ командарм! — уточнил он.
Это была депеша из центра об отзыве на третий курс Академии Генерального штаба всех слушателей, находившихся на фронтах.
Будённый позвал Ворошилова:
— Иди возьми у меня телеграмму из центра, она по твоей части.
Ворошилов ознакомился с документом.
— Всё понял? — спросил его Будённый. — Завтра же с утра распорядись, чтобы всех «академиков» откомандировали в Москву!
— У нас их в Конармии пятнадцать человек, — сказал Климент Ефремович.
— Всех отправляй! А с одним «академиком» я сейчас переговорю. — Командарм связался со штабом 6-й кавдивизии. Трубку взял Мерецков. — Ты как раз мне и нужен, Кирилл. Из Москвы пришёл приказ откомандировать с фронта всех слушателей Академии Генерального штаба, так что сдавай дела и — в Москву! Желаю тебе успешной учёбы. Тобой я доволен, и Ворошилов тоже доволен. И воевал ты неплохо. Благодарю тебя за всё содеянное по разгрому врага. Надеюсь, мы с тобой ещё увидимся. — Будённый велел передать трубку начдиву Апанасенко и проинформировал его о приказе. — С твоим подопечным Мерецковым я только что говорил, — добавил он. — Лично поблагодари его за честную службу на благо Отечества и завтра же отправляй.
— Я устрою ему подобающие проводы, товарищ командарм, он этого заслуживает, — отрапортовал начдив.
Много лет, спустя Мерецков написал: «Месяцы, проведённые в рядах Конной армии, сыграли очень большую роль в моём формировании как красного командира. Во всяком случае, вплоть до середины 20-х годов мои взгляды на военное искусство и практическое их воплощение в жизнь определялись опытом, вынесенным именно из боевых операций 4-й и 6-й дивизий Первой конной армии».
Приехал в Москву Мерецков утром. На вокзале народу — яблоку негде упасть. С трудом он протиснулся сквозь толпу, сел в трамвай, проехал до центра, пересел в другой трамвай и вскоре добрался до академии. При входе на территорию учебного центра часовой потребовал у него пропуск, на что Мерецков ответил:
— Я слушатель, был на Юго-Западном фронте, вернулся сюда продолжать учёбу. Вот мои документы! — Он вручил часовому предписание штаба Первой конной армии.
— Воевали под началом казака Семёна Будённого? — спросил часовой, и на его смуглом лице появилась добродушная улыбка. — Мой батя сражается в бригаде Семёна Тимошенко, а я вот пошёл служить в Московский военный округ.
Мерецков, пряча предписание, с хитрецой поглядел на бойца из-под лохматых бровей.
— Во-первых, Семён Будённый не казак и таковым никогда не был, он иногородний, родился под Воронежем, — сказал Кирилл Афанасьевич. — Во-вторых, Семён Тимошенко командует не бригадой, а 6-й кавалерийской дивизией. Я был у него временно исполняющим обязанности начальника штаба дивизии.
— Да? — удивлённо вскинул брови боец. — Вы уж, товарищ Мерецков, не сочтите меня глупцом, напутал я…
— Кто тут глупец? — услышал Мерецков за спиной чей-то голос. Обернулся и увидел начальника академии магистра математических наук генерала Снесарёва. Часовой замер, прижав к себе винтовку со штыком. А Мерецков так обрадовался, что воскликнул необычно громко: — Здравия желаю, Андрей Евгеньевич!
Тот, сняв очки, пристально на него посмотрел.
— Не узнаете?
— Мерецков! — улыбнулся Снесарёв.
— Он самый, прибыл с фронта!
— Где воевали?
— В Первой конной армии.
Снесарёв подтянулся.
— У Семёна Будённого! Я знаком с ним. Весьма одарённый командир! А встретился я с ним впервые летом восемнадцатого года под Царицыном. Тогда я был командующим Северо-Кавказским военным округом и прибыл туда создавать из партизан регулярные войска Красной Армии, чтобы они оборонялись под натиском белоказаков донского атамана генерала Краснова. Поехал я под Царицын не один, а с членом Реввоенсовета 10-й армии товарищем Сталиным. Когда нам представили группу красных командиров, я обратил внимание на конника, у которого были очень пышные усы. Это и был Семён Михайлович Будённый.
— Вы сами спросили у него, кто он такой?
— Да, и он мне коротко ответил: «Семён Будённый». Я принял его за казака, а он робко меня поправил: «Я не казак, а иногородний». Потом, в ходе беседы, я задал ему вопрос: «В каких случаях вы можете идти в атаку на пехоту противника?» Он бойко ответил: «Когда боевые порядки пехоты расстроены, при преследовании противника и при внезапном ударе в тыл противника». Словом, мне понравился Будённый. В нём чувствовался бывалый вояка. И всё же я спросил его: в чём сила конницы? Он сразу ответил: «В манёвренности, в подвижности и массированном использовании». — «Вы драгун!» — сказал я ему. А он спросил, как я определил. Я ответил: мол, не столько по жёлтой тулье его фуражки, которую он носит, сколько по его ответам. Драгуны всегда отличались хорошими знаниями тактики и оперативного использования конницы… — Снесарёв сделал паузу. — Ну и как вы там сражались с белополяками?