елову. Иван Панфилович всю Гражданскую войну провёл в Средней Азии, был активным участником ташкентских событий (частично их описал Дмитрий Фурманов в повести «Мятеж»), и его рассказы нравились Мерецкову. Выслушав Кирилла Афанасьевича, Белов коротко обобщил:
— Да, тебе надо уходить от Корка. Я давно заметил, что ты ему чем-то не люб… — Он помолчал. — Жизнь нашего брата сложная, как паутина, не всегда знаешь, где конец, а где начало. Я вот долго состоял в партии левых эсеров и, если бы не порвал с этой партией, себя бы потерял…
«И мне бы себя не потерять», — грустно вздохнул Мерецков. Вдруг он подумал о Будённом: не посоветоваться ли с ним? Пожалуй, он может помочь. Семён Михайлович — друг и соратник Климента Ефремовича, в любое время вхож к нему и мог бы замолвить словечко о нём, Мерецкове, тем более что Семён Михайлович — его бывший командарм по службе в Конной армии. Кириллу Афанасьевичу эта мысль показалась заманчивой, и он тут же позвонил в инспекцию кавалерии. Трубку взял Будённый.
— У меня к вам есть дело, Семён Михайлович. Вы сможете меня принять?
— Дел тут у меня под завязку, — усмехнулся в трубку Будённый, — но как не принять бывшего своего подчинённого! Приходи к семи вечера, сможешь?
— Конечно!
— Что-то ты, Кирилл, похудел, а? — спросил Будённый, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет.
— Много езжу, Семён Михайлович, к тому же часто проводим учения. Как тут не похудеть!
В его глазах Будённый уловил лукавый блеск.
— Ну, выкладывай, что у тебя?..
Мерецков доложил ему все подробности о своих взаимоотношениях с Корком, поведал, чем болела душа, и закончил так:
— Работы, даже самой сложной, я не боюсь, но, когда её не ценят, пренебрегают твоими советами, стынет романтический порыв, а без него служба кажется сущим адом!
Будённому понравилось, как Мерецков излил душу, и ему захотелось помочь Кириллу Афанасьевичу.
— Значит, так. Работай в штабе в полную силу, как и работал, — сказал он. — Твоё желание уйти в другой округ я поддерживаю и об этом переговорю с Ворошиловым. Думаю, нас с тобой он поймёт.
Неизвестно, что сыграло свою роль — то ли просьба Будённого, то ли беседа Мерецкова с наркомвоенмором Ворошиловым, который вскоре вызвал его к себе, — но в апреле 1932 года, примерно через две недели, Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа. Как позже узнал Мерецков, Ворошилов переговорил с командующим округом Уборевичем, и тот согласился взять Мерецкова на столь ответственную должность. И хотя отношения с Корком у Кирилла Афанасьевича были натянутые, уезжая в Минск, он поблагодарил Августа Ивановича за всё хорошее, чему научил его бывалый военачальник.
— Я не причастен к вашему перемещению по службе, но одобряю ваш отъезд, — сдержанно произнёс Корк. — Иероним Петрович вас ценит и уверен, что вы добьётесь желаемых успехов!
Видимо, Корк догадался, что Кирилл Афанасьевич просил наркомвоенмора перевести его в другой округ, и поэтому выглядел несколько озадаченным. Мерецков, однако, сделал вид, что ничего не заметил, только и промолвил:
— Спасибо, Август Иванович!
Мерецков был несказанно рад уехать в Белоруссию, где он уже служил, а жена, узнав о переводе, грустно заметила:
— Мне бы не хотелось уезжать из Москвы, Кирюша, столица всё-таки.
— Не горюй, Дуняша, мы ещё сюда вернёмся, — успокоил её Кирилл Афанасьевич.
Неожиданно позвонил Будённый и спросил, когда Мерецков уезжает в Минск.
— Видимо, послезавтра, Семён Михайлович, — ответил Кирилл Афанасьевич. — Я очень рад, что снова буду служить под началом Уборевича. Вы хотите дать мне какое-то поручение?
— Поручение одно, Кирилл, — раздался в трубке бас бывшего командарма, даже Дуня услышала его голос, — чтобы ты как начальник штаба округа во всю ширь проявил свои способности. Сам же говорил, что не чураешься самой тяжёлой работы. Ну, а звоню тебе вот почему. В Белоруссии находится 4-я кавдивизия, которая была ядром Первой конной армии. Раньше она дислоцировалась в Ленинградском военном округе, но в этом году её спешно перебросили в Белоруссию, в город Слуцк, а там для неё нет ни кола ни двора. Теперь конники сами строят себе казармы, конюшни, штабы, жилые дома. На днях я хотел туда съездить, но Ворошилов посылает меня на Северный Кавказ. Так что при случае посмотри, как там идут дела, помоги начдиву, если что. Понял, да? Ну вот и хорошо.
— Всё, что будет в моих силах, сделаю, Семён Михайлович! — заверил Мерецков.
Однако вскоре история с кавдивизией приняла новый оборот. Весной 1933 года командарм 1-го ранга Уборевич после инспектирования частей кавдивизии, теперь уже именуемой 4-й Донской казачьей дивизией, нашёл её в состоянии крайнего упадка. Об этом он срочно доложил Ворошилову, чьё имя носила кавдивизия, и поставил вопрос о снятии начдива с должности. Климент Ефремович в свою очередь проинформировал Будённого о звонке Иеронима Петровича и просил подыскать нового начдива. Семён Михайлович предложил назначить туда Георгия Жукова, что и было сделано. За два года тот вывел дивизию в передовые в округе. Она была награждена орденом Ленина. Орден Ленина получил и Георгий Константинович, и вручил эти высокие награды дивизии и её начдиву Жукову Будённый.
Не оставаясь больше ни дня в Москве, Мерецков с семьёй прибыл в Минск и с первого же дня, без раскачки вступил в новую должность.
— Видите, Кирилл Афанасьевич, мы снова с вами вместе трудимся, — сказал ему командарм 1-го ранга Уборевич. — Ваш стиль штабной работы мне по душе, и я уверен, что нам удастся ещё выше поднять боеготовность войск округа.
От слов командующего у Кирилла Афанасьевича гулко забилось сердце, он так разволновался, что у него повлажнели глаза.
— Иероним Петрович, я же вас люблю и бьюсь об заклад, что никогда вас не подведу! — не по-уставному произнёс Мерецков. — Дело-то у нас с вами святое — крепить мощь Красной Армии, и делать его надо чистыми руками и по совести.
— Мысли у вас хорошие, спасибо, Кирилл Афанасьевич. Ладно, устраивайтесь с семьёй, а потом поговорим о деталях.
Служба в новом округе всецело овладела Мерецковым, у него словно появилось второе дыхание. А работы было достаточно, и работы интересной, от которой порой захватывало дух. В 1932 году впервые в Красной Армии создавались механизированные корпуса, каждый из которых имел в своём составе до пятисот танков и до двухсот автомобилей.
— Эти корпуса послужат хорошей базой для дальнейшего развития теории широкого применения механизированных войск, — заметил как-то Уборевич. — И вам, Кирилл Афанасьевич, как начальнику штаба есть где проявить свои данные, чтобы сделать механизированные соединения мобильными и боеспособными.
12
— У нас в округе служит немало талантливых командиров, — сказал Мерецков командующему Уборевичу, когда поездил по соединениям, знакомясь с их руководителями на местах. — Их, наверное, специально подбирали?
Иероним Петрович ответил, что подбор руководящего состава штаба округа и войск, разумеется, не случаен, рядом западная граница и, если начнётся война, противник наверняка двинет сюда свои войска. Что беспокоит командующего? В округе ведутся большие работы по строительству укреплённых районов, аэродромов и дорог. Чтобы контролировать эти работы, а также определять главные направления дальнейшего развития и подготовки территории округа, надлежит проводить оперативные рекогносцировки. К ним надо привлечь побольше, если не всех, штабных работников и обязательно людей из оперативного отдела.
— Так что прошу это учесть, Кирилл Афанасьевич, — подчеркнул Уборевич. Он взглянул на сидевших за столом заместителей начальника штаба Чернова и Клочко. — Вас это тоже касается. Тут уж надо в полную силу помочь Мерецкову, как новому человеку, вникнуть в суть наших проблем.
— Я бы посоветовал Кириллу Афанасьевичу задействовать в этих целях начальника оперативного отдела штаба Матвея Захарова, весьма опытного и эрудированного штабиста, — подал голос заместитель командующего округом Лапин.
А член Военного совета Аронштам добавил:
— У Захарова в отделе есть ещё один способный оперативник — Родион Малиновский.
— Я уже с ним познакомился, — сказал Мерецков.
— А вас, Альберт Янович, — вновь заговорил Уборевич, глядя на своего заместителя Лапина, — прошу помочь Кириллу Афанасьевичу подготовиться к проведению учений…
— Само собой, Иероним Петрович, я готов хоть завтра сесть с ним за один стол и сделать первые намётки, а затем мы познакомим с ними вас.
«Вот какая здесь дружная семья, да мы горы свернём ради нашего общего дела! — с воодушевлением подумал Мерецков. — И запевалой тут Иероним Петрович, человек долга и чести!»
— И ещё одна важная проблема для округа — подготовка дорог для продвижения войск, — продолжал командующий. — Тут уж вы, Кирилл Афанасьевич, действуйте по своему усмотрению. Дорогами вы занимались и в Московском военном округе, у вас хорошо получалось. Ну а насчёт проведения учений особый разговор, и мы начнём его завтра с утра. Вам тоже надо быть, Альберт Янович.
— Но вчера вы поручили мне с начальником бронетанковых войск округа Шаумяном и начальником отдела боевой подготовки Шумовичем проработать вопрос о применении на учениях крупных танковых войск и артиллерии. Как быть?
— Хорошо, действуйте по ранее намеченному плану, я сам побеседую с начальником штаба, — распорядился Уборевич.
Мерецкову было интересно общаться с опытными командирами, служившими в округе и прошедшими огненные дороги Гражданской войны. А таких в войсках было немало. Во главе корпусов стояли бывший начдив Мерецкова по Первой конной армии Семён Тимошенко, герой Таманского похода Епифан Ковтюх (писатель А. С. Серафимович вывел его в романе «Железный поток» под именем Кожуха), отважный авиатор Александр Локтионов. Дивизиями в округе командовали Георгий Жуков, с которым со временем у Кирилла Афанасьевича сложились дружеские отношения, бывший комиссар на Восточном фронте Иван Конев, талантливый генштабист Василий Соколовский и другие. Штабы корпусов возглавляли Владимир Колпакчи, Алексей Новиков, выросший в главного маршала авиации, в одном из штабов служил Иван Баграмян. Многие из них стали маршалами Советского Союза, генералами армии. А пока Мерецков по долгу службы часто встречался с ними, решал проблемы подготовки войск, учился у них сам, углубляя свои знания в вопросах стратегии и тактики войск.