— Чем думаете заняться завтра? — спросил Мерецкова Уборевич, когда тот проинформировал командующего о плане боевой подготовки на очередную неделю.
— Хотел бы подумать над разработкой вопроса теории глубокого боя и глубокой операции, — ответил Кирилл Афанасьевич. — Я давно тружусь над этой темой. В ближайшее время желал бы обсудить с командным составом создание и применение крупных соединений танковых войск, которые могли бы действовать и самостоятельно, и во взаимодействии со стрелковыми и кавалерийскими соединениями. И ещё одна тема меня привлекает, — продолжал Мерецков. — Хочу вплотную заняться разработкой учений, связанных с проверкой теории глубокой операции. К этому делу я привлеку в первую очередь оперативный отдел во главе с Захаровым. У меня с ним был предварительный разговор, и он горит желанием включиться в эту работу.
— Да, планы у вас большие, — улыбнулся Уборевич. — Надо только осуществлять их последовательно, иначе толку не будет. И тут я готов вам помочь. Вы ещё не забыли, что я занимаюсь теоретической разработкой стратегии и тактики войск?
— Как можно забыть, если ваши книги у меня на рабочем столе? — Мерецков повёл плечами. — Я бы не хотел утруждать вас своими вопросами, но, если что-либо сам не осилю, попрошу вашей помощи, Иероним Петрович!
Уборевич одобрил все задумки начальника штаба, однако предложил сразу же разработать инструкцию по глубокому бою.
— Хорошо бы подготовить её к проведению в округе крупных манёвров. И ещё, — спохватился он. — Не старайтесь всё делать сами, привлекайте к решению этих и других вопросов все отделы штаба и особенно оперативников во главе с Захаровым. У Матвея Васильевича есть свежие мысли, я вчера беседовал с ним и в очередной раз убедился в этом.
— Мне тоже нравится Захаров. У него всегда имеется свой взгляд на внедрение принципов обучения и подготовки войск…
Мерецков готовил документ для командующего, когда к нему вошёл Захаров. У него было широкое и добродушное лицо, серые глаза смотрели доверчиво и пытливо.
— Что вас волнует, Матвей Васильевич? — взглянул на него Мерецков. — Кстати, мы только что говорили с командующим о вас. Он сказал, что у вас всегда по любому вопросу рождаются свежие мысли. Я с ним согласился.
— А вот я с вами согласиться не могу, Кирилл Афанасьевич, — возразил Захаров. — В том смысле, что не один я делаю погоду, а все мои сотрудники. У каждого есть что предложить, а в конечном счёте появляется нужная идея. Особенно инициативен в отделе Родион Малиновский.
— Так это же здорово, Матвей Васильевич! — воскликнул Мерецков. — И всё же за вами остаётся последнее слово, так?
— Разумеется. Я же начальник отдела, — слегка смутился Захаров.
— И что у вас ко мне? Я слушаю…
Лишь только ушёл Захаров, прибыли начальник бронетанковых войск округа Шаумян и командир бригады Тылин. Всю прошедшую неделю они занимались вождением танков под водой и теперь хотели доложить о результатах.
— Если вы очень заняты, мы придём позже, — смутился Шаумян, увидев, как нахмурился начальник штаба.
— А если скажете коротко? — усмехнулся Мерецков. — Нам надо по этому вопросу дать свои рекомендации, а также подготовить заказ для промышленности на изготовление необходимого оборудования для вождения танков под водой.
— Кирилл Афанасьевич, я лично трижды водил танк под водой, а вот он, — Шаумян кивнул на комбрига Тылина, — раз семь пересёк речку, правда, один раз мотор заглох.
— Причина? — насторожился Мерецков.
— Вода попала в бензин, — подал голос комбриг. — Я сразу это обнаружил: резиновая прокладка полетела.
— Тогда готовьте заказ на изготовление оборудования — и мне на стол! — распорядился Мерецков.
Шаумян хитро подмигнул комбригу, достал из своей папки документ и вручил его начальнику штаба.
— Это заказ, — пояснил Шаумян. — Мы подготовили его вместе. А это, — он протянул Мерецкову лист бумаги, — заявка на капитальный ремонт десяти танков.
— Не много ли?
— А что делать, если они выработали положенный моторесурс?
— Хорошо. Я просмотрю ваши документы, подпишу, потом отправлю куда надо спецпочтой. Через пару недель у нас, как вы знаете, учения — проходимость танков по болоту и под водой, — напомнил Шаумяну Мерецков. — На учения приедет Михаил Тухачевский, так что поскорее выбирайте слабину, если она есть…
Тухачевский, в то время заместитель Председателя РВС СССР и начальник вооружений Красной Армии, прибыл в Минск под вечер. Его встречал начальник штаба округа Мерецков. Как и полагалось, он отдал рапорт по всей форме. Тухачевский, поздоровавшись с ним, спросил:
— А где командующий округом Уборевич?
— Он болен, у него высокая температура, — объяснил Кирилл Афанасьевич. — Иероним Петрович просил извинить его. Как только ему станет лучше, он явится в штаб.
Тухачевский воспринял это как должное, на его красивом, резко очерченном лице появилась скупая улыбка, и он не то в шутку, не то всерьёз спросил:
— Учения, надеюсь, в связи с этим не отменили?
— Как можно отменить, да и зачем? — возразил Мерецков.
Тухачевский засмеялся колючим смехом.
— Я вспомнил один забавный случай, — заговорил он. — В одном южном округе как-то проводилась инспекция. Приезжаю и вдруг узнаю, что командующий округом заболел. Тоже простыл, поднялась температура. Ну, думаю, проведёт учения начальник штаба. Но у начальника штаба неожиданно заболел живот, и он слег. Что делать? Кто будет руководить учениями? Вызвался сделать это командир одной из дивизий. Ладно, говорю, пусть проводит, а сам в душе отметил: мол, это будут не учения, а что-то вроде сбора людей в поле. Но я ошибся: учения командир дивизии провёл блестяще! Я решил как-то поощрить его, и знаете, что сделал?
— Не догадываюсь.
— По моему представлению нарком обороны назначил этого командира стрелковой дивизии начальником штаба округа, а того, у которого срочно «заболел» живот, мы уволили.
— Он обманул вас?
— Да! Испугался, что не сможет сделать всё как надо, и сказался больным, а как только учения прошли, он появился в штабе. Но на его месте уже сидел другой человек. Так-то, Кирилл Афанасьевич. У вас, надеюсь, не бывает медвежьей болезни?
— Я скорее сам сяду в танк и форсирую на нём речку, чем скажусь больным! — отрезал Мерецков.
— Когда начинаются учения? — спросил Тухачевский.
— Завтра с рассветом.
— Ну что ж, будем считать, что мне повезло…
Каково же было его удивление, когда на учения прибыл командарм 1-го ранга Уборевич! Он представился замнаркому и, словно извиняясь, тихо сказал:
— Я чувствую себя лучше, потому и прибыл в поле. А вчера, когда надо было вас встречать, лежал дома пластом.
— Не переживай, Иероним Петрович, все мы люди, — усмехнулся Тухачевский. — Учения проведёт начальник штаба Мерецков. Поглядим, чего он стоит, твой протеже.
Почти весь день Тухачевский пробыл на учениях. Обычно он был скуп на похвалу, а тут вдруг громко воскликнул:
— Молодцы танкисты! Вот она, удаль русская!..
Было отчего воскликнуть. Танки быстро и без суеты преодолели болото и, выскочив из него, ринулись к реке. Машины одна за другой ныряли в воду и через некоторое время выскакивали на противоположный берег, заросший осокой и березняком, на ходу ведя огонь из орудий по противнику.
— Впервые вижу, что ни один танк не застрял в болоте, а в воде они плыли, как огромные чёрные лебеди, — сказал замнаркома, глядя на Уборевича. — Твоя работа, Иероним Петрович?
— В основном вот его, — командующий весело кивнул на Мерецкова.
После окончания учений Уборевич пригласил Тухачевского и Мерецкова к себе домой на ужин. Был выходной день, и сам бог велел им посидеть за столом. Кирилл Афанасьевич заметил, что замнаркома в разговоре был прост и доступен. Чувствовалось, что он высоко ценил полководческий талант Уборевича, потому что лестно отозвался о Белорусском военном округе, где соединения возглавляли опытные, прошедшие Гражданскую войну командиры.
— Это мой живой клад! — бойко откликнулся Уборевич. — Предлагаю выпить за этот клад коньяку!
— У вас, Иероним Петрович, как я понял из беседы с начальником штаба округа, большое внимание обращается на изыскание путей повышения ударной мощи стрелковых и артиллерийских частей, — сказал Тухачевский. — Это очень важно.
Лицо у командующего Уборевича от выпитого коньяка покраснело, он повеселел, ему захотелось поведать Тухачевскому о том, что удалось сделать в округе и что ещё предстоит сделать.
— Михаил Николаевич, недавно мы провели учения в одной стрелковой дивизии, в штат которой ввели батальоны танков, — заговорил Уборевич. — Всё прошло очень удачно, и мы сделали такой вывод: включить в штаты стрелковых полков танковые подразделения. Вы нашу инициативу поддержите?
— На все сто процентов! — почти торжественно произнёс Михаил Николаевич. Он взглянул на сидевшего напротив Мерецкова. Его рюмка была наполнена коньяком. — А вы что, голубчик, не пьёте?
Кирилл Афанасьевич молча взял рюмку и вмиг опорожнил её.
— Вот теперь я вижу, Иероним Петрович, что у тебя начальник штаба не только умеет проводить учения, но и не прочь выпить! — засмеялся Тухачевский.
— Он человек воспитанный, соблюдает субординацию: увидел, что замнаркома опорожнил рюмку, тогда и свою выпил, — усмехнулся Уборевич.
— Своего рода тактика, но не на поле брани! — пошутил Тухачевский. — Так вот о вашей идее насчёт включения танков в штат стрелковых полков, — весело продолжал он. — В Красной Армии ещё маловато танков, но мы будем форсировать их производство, ибо война будущего — это война моторов! Правда, Клим Ворошилов, мой теперешний нарком, с этим не согласен, и ему вторит его боевой друг Семён Будённый, до мозга костей преданный лошадям. Но я стою на своём. Да, Варшаву в двадцатом году я не взял, тому было немало причин, но кто мне запретит ратовать за танки и моторы для Красной Армии?
«В нём уже заговорил коньяк, — подумал Мерецков, наблюдая за Тухачевским. — И всё же он сам признает, что Варшава на его совести».