партии, лично товарищ Сталин следят за ситуацией на нашей северо-западной границе. Их, да и меня как наркома особенно беспокоит сближение Финляндии с империалистическими державами, и прежде всего с фашистской Германией. Словом, округ, куда вы идёте, весьма специфичный и сложный. Ещё не ясно, кем вы должны быть прежде всего — командующим или политиком. Скорее, и тем и другим.
— Я об этом уже подумал, — заметил Мерецков. — Такая перспектива работы мне по душе, она настраивает меня на добрые дела. И в то же время я буду насторожен: вдруг финны станут проводить вооружённые провокации на нашей границе?
Ворошилов вскинул голову и уверенно заявил:
— Красная Армия разобьёт их в пух и прах, она быстро приведёт их в чувство.
Мерецков осторожно заметил:
— Я бы так не сказал…
— Отчего вдруг? — усмехнулся маршал. — Вы что, не верите в силу Красной Армии?
— Вы же сами говорили, что за спиной у финнов крупные империалистические государства и они могут оказать военную помощь финнам. Тут важно всё предусмотреть.
«Однако умён, глядит далеко вперёд», — невольно подумал нарком и, чтобы не заострять вопрос, добродушно произнёс:
— Всё это так, Кирилл Афанасьевич, но и мы не лыком шиты!
— Потому-то я и хотел бы знать состояние финской армии, её численность, как и чем она вооружена, — продолжал Мерецков. — Я был в разведуправлении, но полных данных о финской армии у него, к сожалению, нет. Может быть, есть что-то в штабе округа, а если тоже нет, будем с помощью разведки добывать эти сведения. И ещё один момент: хочу в деталях изучить финские военные сооружения на Карельском перешейке, известные под названием линия Маннергейма.
— Делайте всё, что сочтёте нужным, я готов поддержать вас во всём! — заверил его нарком.
От Ворошилова Мерецков уходил с двойственным чувством: с одной стороны, нарком прост и доступен в разговоре, не задирал нос, с другой — в военных вопросах он был слаб и ничего существенного предложить ему не мог, хотя и пытался. Как ни странно, но он всё ещё считал конницу чуть ли не главной ударной силой в предстоящих сражениях. Так или иначе, но Мерецков из этой беседы вынес одно: в Ленинградском военном округе не всё ладно. Последнее напутствие наркома — «Беритесь за дело засучив рукава» — тому свидетельство.
Кто был рад переезду в Ленинград, так это жена Кирилла Афанасьевича. Едва узнав о переезде, Дуня заявила, что наконец-то его посылают на службу в прекрасный город. Мерецков брился перед зеркалом, слушал её, но не комментировал. Он почему-то подумал о вожде… Направляя его в такой ответственный округ, Сталин так и не пригласил его на беседу, хотя по телефону кое-что сказал.
Позвонил первый секретарь Куйбышевского обкома партии Игнатов и попросил передать письмо первому секретарю Ленинградского обкома партии Жданову.
— Я готов выполнить ваше поручение, Николай Григорьевич, — ответил Мерецков. — Приезжайте в Ленинград, я встречу вас, погостите у меня, посмотрите, как я устроился. Жду!
С первым секретарём Куйбышевского обкома партии Игнатовым у Мерецкова сложились дружеские отношения, когда он был командующим войсками Приволжского военного округа. Николай Григорьевич откликался на все его просьбы, бывал на заседаниях Военного совета округа и помогал решать многие вопросы, особенно по обеспечению квартирами офицеров округа.
— Я очень жалею, что ты уезжаешь в Питер, — грустно сказал ему Игнатов. — Мало ты пробыл в округе, но что поделаешь, товарищу Сталину лучше знать, куда направлять на службу будущего полководца! Я-то тебя, Кирилл, не забуду. А ты?
— Я тоже, Николай Григорьевич, — отозвался Мерецков. — Человек вы душевный, а душевность сродни истинной храбрости. Я это ценю…
(Друг друга они не забывали. В 1961 году Игнатов стал Героем Социалистического Труда, и одним из первых его поздравил Кирилл Афанасьевич, в ту пору помощник министра обороны СССР по вузам. Поблагодарив Мерецкова за поздравление, Игнатов шутливо заметил: «Ты. Кирилл, маршал, и как бы я ни трудился, такое звание мне никто не присвоит!» На что Мерецков тоже в шутливом тоне ответил: «А зачем тебе, Николка, ждать, кто о тебе позаботится? Ты же Председатель Верховного Совета РСФСР, неужто не можешь себя наградить, так, в порядке исключения?..» — А. 3.).
Приняв военный округ, Мерецков доложил об этом шифровкой наркому обороны, а на другой день навестил первого секретаря Ленинградского обкома партии Жданова, который занял этот пост после трагической гибели Кирова. К тому же Жданов одновременно являлся и секретарём ЦК ВКП(б), а с марта 1939 года — членом Политбюро. Жданов играл большую роль в повседневной жизни северо-запада, и Мерецков не мог это не учитывать. Беседа у них состоялась тёплая и дружеская. Андрей Александрович ценил военный талант Кирилла Афанасьевича и надеялся, что с его приездом в Ленинград военный округ будет в надёжных руках.
— Кроме всех моих должностей, я член Военного совета округа, так что рассчитывайте на мою помощь, Кирилл Афанасьевич, — улыбнулся Жданов, ущипнув свои ухоженные усы. — Я часто езжу в Москву, так что, если меня не будет на месте, решайте неотложные вопросы с секретарём горкома партии Александром Кузнецовым и вторым секретарём обкома партии Терентием Штыковым. У меня сегодня в семь вечера совещание с ними, приходите, и я вас познакомлю.
— Добро, Андрей Александрович. — Мерецков встал. — Товарищ Сталин говорил мне, чтобы я держал контакт с вами, поэтому очень надеюсь на вашу помощь. У меня ещё дело к вам. — Он вынул из папки запечатанный конверт. — Первый секретарь Куйбышевского обкома партии Игнатов попросил вручить его вам лично. — Кирилл Афанасьевич отдал письмо Жданову.
— Что же так волнует Николая Григорьевича? — усмехнулся Андрей Александрович, надрывая конверт. Он вынул листок и прочёл про себя. — Ясно. Дело касается судостроительного завода. Если он вам позвонит, скажите, что я положительно решу его просьбу. Обмен строителями-корабелами — нужное дело, и мы заинтересованы в обмене опытом…
Пять суток на вездеходе Мерецков колесил по Карельскому перешейку, где уже выпал снег и намело большие сугробы. В этих местах он уже бывал в двадцатых годах, когда инспектировал местные органы рабоче-крестьянской милиции. С тех пор утекло немало воды, но природа этих таёжных мест как была суровой, так и осталась. Государственная граница проходила совсем недалеко. «Ощущение было такое, что в самое сердце Ленинградского военного округа упёрся ствол вражеского орудия», — записал в рабочем блокноте Мерецков, когда объезжал пограничные заставы. На Ладожско-Онежском перешейке стояли плотной стеной густые леса и лежавшие под снегом, незамерзающие озера и болота, крутые холмы.
— Воевать тут будет ох как нелегко, если финны всё же рискнут спровоцировать войну, — подал реплику начальник штаба округа, сопровождавший командующего. Увидев, как Кирилл Афанасьевич нахмурился, весело добавил: — Не беда, наши ребята, как горные олени, пройдут любыми тропами, но врага настигнут!..
— А ты сомневаешься? — усмехнулся Мерецков, закуривая. — Я уверен, что воевать нам придётся, а силы округа на данном участке слабы. На польском направлении лишь одна горнострелковая дивизия неполного состава, да?
Начальник штаба ответил, что уже обратил на это внимание.
— А что мы имеем на Кандалакшском направлении? — продолжал подсчитывать Мерецков. — Горнострелковый полк с одной батареей. Правда, неподалёку отсюда расположена стрелковая дивизия Щербакова, но, хотя она неплохо подготовлена, одна погоды тут не сделает.
Вернулся из поездки командующий округом разочарованным, если не больше. Он тут же послал наркому донесение, разложил на столе рабочую карту округа, с полчаса думал над ней, затем свернул её и поехал в Смольный к Жданову. Тот весело воскликнул:
— Долго вы, однако, ездили по местам дислокации войск!
— Вы так считаете? — спросил Мерецков и присел к столу. — А между тем я не везде побывал. Хотелось бы съездить и к военным морякам Балтфлота, я уж не говорю о Северном флоте.
— Ещё успеете и там побывать, Кирилл Афанасьевич. Командующий флотом Трибуц недавно принял флот под свою опеку. Мне он понравился здравым мышлением, энергичный, волевой моряк! Ладно, говорите, что вас беспокоит, не чай же вы пришли ко мне пить!
Мерецков напрямую заявил, что обстановка в войсках округа «недостаточно благоприятная».
— В каком смысле? — небрежно прервал его Жданов. По его сдвинутым бровям и плотно сжатым губам Мерецков понял, что тот настороженно воспринял его слова, и, чтобы не быть голословным, добавил, что хороших дорог почти нет, связь ненадёжная, в казармах плохие бытовые условия, отсутствуют нужные склады, а в тех, что есть, хранить оружие и боеприпасы нельзя. Быт у бойцов и пограничников устроен плохо, даже бань нет. Радиоточек — единицы. Словом, материальная база округа очень слаба. Предстоит многое отстроить.
— Теребите своего наркома Ворошилова, — усмехнулся в усы Жданов. — Я с ним уже говорил на эту тему, но Климент Ефремович не очень-то торопится решать эти проблемы.
Мерецков сказал, что послал ему донесение, где изложил все подобные вопросы.
— Зря ему послали, надо было товарищу Сталину, — упрекнул Жданов.
— Через голову наркома обороны? — удивился Мерецков.
— Да, через голову наркома, но не как командующий военным округом, а как кандидат в члены ЦК. На этот счёт у вас есть полное право. К тому же вы ещё и депутат Верховного Совета СССР. Зря скромничаете, Кирилл Афанасьевич.
«Верно, так и следовало сделать», — огорчился в душе Мерецков.
Жданов обнадёжил, заметив, что на днях поедет в Москву на Политбюро и всё, о чём ему рассказал Мерецков, доложит Сталину.
— Это было бы кстати, — одобрил Мерецков. — Но не рассердится ли на меня нарком Ворошилов?
— Не думаю. Ведь он тоже хочет, чтобы Ленинградский военный округ был крепким. — Жданов закурил. — Что у вас ещё?
Мерецков пожал плечами.
Жданову хотелось как-то поддержать нового командующего: не только выразить сочувствие, но и что-то сделать.