Сталин усмехнулся в усы.
— А товарищ Мерецков уверен, что своими силами разобьём финнов.
— Я бы, Иосиф Виссарионович, не рисковал.
— И всё же пусть Кирилл Афанасьевич попробует, — сказал вождь. — А вы всё это держите на личном контроле.
14
Мерецков твёрдо уверовал в реальность своего плана. Генштаб он обошёл стороной. «По всем вопросам, связанным с планом контрудара, я звонил непосредственно Сталину, — вспоминал Мерецков. — Ему же лично докладывал обо всём, касавшемся финляндских дел, как летом-осенью 1939 года, так и на первом этапе финской кампании. В двух-трёх случаях при этом присутствовал в его кабинете нарком обороны К. Е. Ворошилов, а в последний раз — начальник Главного политического управления РККА Л. М. Мехлис и народный комиссар финансов А. Г. Зверев. В кабинете Сталина я часто встречал Н. Н. Воронова».
Любой военачальник, коему доверено проводить боевую операцию, стремится тщательно готовить войска. Не был исключением в этом и Мерецков. Он всё или почти всё брал на себя, и однажды случилась осечка. Осенью 1939 года согласно договорённости на территории Эстонии создавались наши военно-воздушные силы и морские базы, которые намного облегчили бы действия войск округа в военном конфликте с Финляндией. Следовало также подумать и об охране наших баз, за которые отвечал командующий Ленинградским военным округом. Когда потребовалось обеспечить безопасность одного из участков, Мерецков не стал беспокоить Москву, сам вошёл в контакт с правительством Эстонии и взял у него разрешение построить на данном участке укрепления. Всё прошло без сучка, без задоринки. И вдруг на заседании Политбюро ЦК партии, когда Кирилл Афанасьевич докладывал руководству о положении на наших новых базах, Молотов прервал его вопросом:
— Кто вам разрешил напрямую вести переговоры с эстонским правительством о строительстве укреплений для охраны баз?
— Я ведь за них несу ответственность, значит, мне и надо решать все вопросы, — ответил Кирилл Афанасьевич.
— Для этого есть Наркомат иностранных дел, — сердито бросил Молотов. — Или вы возложили на свои плечи его функции?
Мерецков покраснел до ушей, растерялся и не знал, что ответить Молотову. Выручил его Сталин. Посмеиваясь в усы, он спросил Вячеслава Михайловича:
— Почему твой наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои дипломаты расшевелятся. Надо было уже давно разработать инструкцию о порядке сношений с представителями прибалтийских властей. Кирилл Афанасьевич проявил разумную инициативу, не стал тебя беспокоить.
Молотов глянул на Кирилла Афанасьевича, но не проронил ни слова. Он беспрекословно слушался вождя и не скрывал этого…
— Товарищ командующий, на границе произошло ЧП! — входя в кабинет, заявил начальник штаба. В руках у него было донесение.
— Что ещё за ЧП? — насторожился Мерецков.
Он прочёл депешу, и всё стало ясно. Близ селения Майнила финны обстреляли из орудий советских пограничников. Убито четыре человека, ранено девять. Вернув донесение начальнику штаба, командующий приказал взять под контроль границу на всём её протяжении силами военного округа.
— Вы пока свяжитесь с командирами соединений, а я срочно доложу о ЧП в Москву!
Не прошло и часа, как из Наркомата обороны Мерецкову пришёл ответ: «Готовьте контрудар, срок — неделя. Ворошилов».
Финны обнаглели. Их отряды в ряде мест стали переходить нашу границу. Тогда последовало заявление правительства СССР, и в 8 часов утра 30 ноября регулярные части Красной Армии начали боевые действия против финнов. Войскам был отдан приказ отбросить противника от Ленинграда, обеспечить безопасность границ Карелии и Мурманской области. Короче, следовало ликвидировать военный плацдарм на Карельском перешейке. Войска возглавил Мерецков, он же был назначен командующим 7-й армией, начальником штаба стал Никандр Чибисов, членом Военного совета — Терентий Штыков. Как и предвидел Мерецков, оборона финнов имела развитую систему многополосных заграждений, была перекопана рвами и эскарпами и прикрыта надолбами. По всей линии обороны стояли доты и дзоты. Но больше всего наши войска несли потери от мин. Отступая, финны минировали все: дома, колодцы, пни и даже велосипеды. А бороться с этими минами войска не могли — ничего не было, — и потери всё росли. Что делать? Такой же вопрос Мерецков услышал от начальника штаба Чибисова.
По просьбе Мерецкова Жданов пригласил в Смольный видных ленинградских учёных, инженеров, преподавателей из Военной академии связи во главе с профессором Изюмовым и объяснил им ситуацию с минами, сложившуюся на фронте.
— Нам нужны миноискатели, — заявил специалистам Мерецков. — Вы можете их сделать?
— Какой срок? — спросил Изюмов.
— Сутки! — ответил Жданов.
— Это немыслимо! — развёл руками профессор.
— Немыслимо, но надо сделать, — вмешался в разговор Мерецков. — От вашего изобретения зависит успех военных действий против финнов, миноискатель спасёт нам сотни, тысячи бойцов!..
К концу вторых суток первый образец миноискателя был у Жданова в кабинете. Военные сразу же испытали его в поле, одобрили и запустили в производство. Теперь впереди наступающих частей шли сапёры с миноискателями. При обнаружении вражеской мины в наушниках раздавалось гудение, после чего мину бойцы взрывали, затем сапёры шли дальше. Мороз порой достигал сорока пяти градусов, но наступление продолжалось. К середине декабря войска Красной Армии преодолели полосу обеспечения и с ходу атаковали линию Маннергейма, но безуспешно. Мерецков вынужден был отдать приказ приостановить наступление. Едва он прибыл в штаб 7-й армии, как из Москвы раздался звонок.
— Что там у вас случилось, товарищ Мерецков? — спросил Сталин. — Почему до сих пор не сокрушили линию Маннергейма?
Кирилл Афанасьевич объяснил, что орудия в 7-й армии малого калибра, они ведут интенсивный огонь, но доты и дзоты разрушить не в состоянии.
— И танки не могут вас выручить?
— Не могут, у них орудия ещё меньшего калибра, — ответил Мерецков. — Бьём по дотам и дзотам прямой наводкой, но безрезультатно. Снаряды не пробивают их.
— Вы можете на день-два прибыть в Москву? — спросил Сталин. — Оставьте за себя начальника штаба Чибисова, а сами вылетайте. Мы сообща обсудим этот вопрос.
Разговор в Кремле был не из лёгких, но Мерецков был доволен тем, что Сталин не горячился, не требовал от него «в пух и прах разнести линию Маннергейма», а безоговорочно принял его предложение — произвести в тылу финнов тщательную разведку, установить, где и сколько имеется дотов и дзотов и что они собой представляют. Единственное, о чём вождь попросил Кирилла Афанасьевича, — «форсировать разведку, достать хотя бы кусок бетона из разрушенного укрепления и прислать его в Москву». Мерецков заверил вождя, что всё это сделает. Слов на ветер он не бросал. Вернувшись в Ленинград, командующий вызвал в штаб военного инженера и группу сапёров и приказал им проникнуть в тыл финнов и осуществить разведку укреплений, что и было сделано за два дня. Кусок из подорванного дзота штаб отправил самолётом в Москву. Научно-исследовательский институт сделал анализы и сообщил: «Цемент марки „600“». Вот почему лёгкая артиллерия не пробивала бетон.
«Мне надо переговорить с начальником артиллерии Красной Армии Вороновым, он подскажет, как быть!» — решил Мерецков. Он позвонил в Смольный, куда поехал Воронов, чтобы переговорить со Ждановым по военным вопросам, и застал его там.
Через час возбуждённый Воронов вошёл в штаб 7-й армии. Мерецков пожал ему руку, буркнув: «Добрый день!», и протянул кусок цемента. Воронов повертел его в руках, потом прочёл заключение научно-исследовательского института.
— По укреплениям из такой высокой марки цемента надо бить из орудий большой мощности, — сказал Николай Николаевич. — Я вам их дам…
Артиллерию резерва главного командования калибром в 203–208 миллиметров доставили поближе к переднему краю и начали бить прямой наводкой по дотам и их амбразурам. Дело пошло на лад! Мерецков повеселел. Не теряя времени, он вызвал к себе командующего авиацией и дал ему задание сфотографировать с воздуха всю линию Маннергейма. Тот не сразу понял, для чего это необходимо.
— Надо срочно составить карту со схемой вражеской обороны, — объяснил ему Мерецков, — так что постарайтесь сделать чёткие, хорошо видимые снимки оборонительных сооружений врага!
После этого, имея на руках карту-схему, Мерецков подготовил и обосновал план прорыва линии Маннергейма. Показал его Жданову, затем доложил по ВЧ Сталину.
— Вылетайте в Москву, и мы обсудим ваш новый план! — коротко ответил вождь.
Садясь в самолёт следом за Ждановым, Мерецков сказал:
— Надеюсь, что в этот раз линию Маннергейма наши бойцы сокрушат! — Кирилл Афанасьевич сел напротив Жданова. Тому отчего-то было жарко, он вынул из кармана платок и вытер им лицо. — Хочу с вами, Андрей Александрович, посоветоваться, — вновь заговорил Мерецков. — До меня дошли слухи, что Генеральный штаб, в частности Борис Михайлович Шапошников, хочет предложить преобразовать Ленинградский военный округ в Северо-Западный фронт и вместо армейской наступательной операции проводить фронтовую. Как вы к этому относитесь?
— Положительно, а вы разве против?
— Нет, я тоже — за! Если будет создан фронт, у нас появится больше шансов в короткий срок разбить финнов. Не ясно, правда, кто будет назначен командующим фронтом.
Жданов кашлянул, потрогал свои короткие усики.
— Надо ли вам над этим ломать голову, Кирилл Афанасьевич? — усмехнулся он. — Иосиф Виссарионович назначит на фронт, если его всё же решат создать, достойного военачальника. У него на хороших людей нюх.
— Да, нюх у Хозяина острый! — согласился Мерецков.
Когда оба вошли в кабинет вождя, здесь уже были Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Воронов и Грендаль. Увидев Тимошенко, Кирилл Афанасьевич подумал, что, наверное, Семён Константинович и возглавит фронт. Эта мысль не вызвала в его душе ревности: Тимошенко, под началом которого он сражался в рядах Первой конной армии, Мерецков уважал, считал его способным военачальником, у него можно было поучиться, как «надо бить и ненавидеть наших врагов».