— Ты прав, Кирилл, эта самая кавалерия живёт в моём сердце, — признался Семён Константинович. — И не меня одного она волнует — всех, кто вырос в её рядах. Это не страшно, Кирилл, страшно другое — смотреть себе под ноги и не видеть того, как на западе стремятся любой ценой механизировать свои вооружённые силы. Я согласен с тобой, что пришло время сдавать кавалерию в архив. И нам бы нужно это сделать, но чем мы её заменим? Пока наша военная промышленность не может дать нам много танков и самолётов. Скажу больше, — горячо продолжал Тимошенко. — Маршал Ворошилов многие годы был у руля наркомата, но сделал очень мало для перевода Красной Армии на механизированные рельсы. Да и Семён Будённый всё ещё ратует за конницу. У него по этому вопросу даже был конфликт с маршалом Тухачевским.
— А вы, Семён Константинович, разве не грешны в этом деле?
— Грешен, Кирилл, но, когда в тридцать девятом я командовал войсками Украинского фронта по освобождению Западной Украины, понял, как мало у нас боевой техники. А когда принял Северо-Западный фронт и мы с тобой сражались против финнов, убедился в том, что все наши неудачи первого периода войны с финнами заключались в нехватке танков и орудий крупного калибра. А как плохо была подготовлена к боям кавалерия! Надо идти в бой, а лошади по льду скользят и падают. И атака сорвалась. Позор!
— У меня в 7-й армии тоже оказалось неподкованным целое кавалерийское соединение! — загорячился Мерецков. — Кто был виноват? Командир дивизии! Пришлось свою власть употребить… А вообще-то я прозрел по вопросу кавалерии в боях в Испании. Если бы не наши танки, которые с большим трудом нам туда поставляли, я бы не смог разбить франкистов под Мадридом, а итальянцев под Гвадалахарой. Уже там я понял, как важно иметь в армии танки.
Маршал Тимошенко сказал, что на следующей неделе пойдёт на доклад к Сталину и поставит вопрос о резком увеличении выпуска танков новейших образцов. Он поручил Мерецкову подготовить справку, но прежде переговорить с начальником Генштаба Шапошниковым: у него светлая голова и он даст дельные советы.
— Я всё сделаю, Семён Константинович, — заверил его Мерецков. — У меня уже был на эту тему разговор с Борисом Михайловичем.
И ещё одна проблема насторожила Кирилла Афанасьевича. В Белоруссии он проводил штабные учения в двух танковых корпусах. При обсуждении итогов пришёл к выводу, что это направление близ границы очень опасное, что отсюда танковые корпуса перебрасывать нельзя, хотя кое-кто из руководства округом предлагал заменить их стрелковыми и кавалерийскими частями. Командующий округом генерал Павлов поддержал Мерецкова.
— Лошадь, хоть она быстра и поворотлива, танк никогда не заменит! Если кто-то думает по-другому, я весьма сожалею. Но, пока командую округом, танки будут играть решающую роль в войсках! Кстати, — продолжал Павлов, — как я понял, ваш начальник, Кирилл Афанасьевич, недооценивает роль танков. Видно, крепко засели в его голове лошадки. Но, увы, время лошадок уходит в прошлое, на смену им пришли стальные кони.
— Водится такой грешок за Семёном Константиновичем, — без всякого лукавства сказал Мерецков, — хотя мы уже беседовали на эту тему.
Упрёк генерала Павлова в адрес наркома обороны нашёл своё подтверждение. Когда итоги учёбы по военным округам подвели в Москве и проинформировали о них Председателя Совета Народных Комиссаров, было признано, что подготовка стрелковых соединений и авиации поставлена удовлетворительно, а операции артиллерии и её умение взаимодействовать с пехотой — хорошо. Не сложилось единого мнения о танковых войсках. «Я старался внимательно следить за новой ролью танковых войск, вытекающей из нашего опыта и опыта операций германской армии в Западной Европе, — вспоминал Мерецков, — и считал, что у нас танковых соединений и корпусов ещё мало и подготовка их недостаточная. Нарком придерживался более оптимистического мнения. Расхождения во взглядах между нами по данному вопросу позднее углубились».
После того как все вопросы по учениям были обсуждены, Сталин пригласил участников заседания на ужин к себе на квартиру в Кремле. Там вновь стали дискутировать по военным вопросам.
— Нам нужен сейчас более молодой начальник Генерального штаба, — вдруг сказал Сталин. — Товарищ Шапошников начал частенько прихварывать. Кроме того, возникла необходимость использовать его на другой работе — строительстве укрепрайонов. Борис Михайлович мог бы стать заместителем наркома. Как думаете, товарищи, кого можно назначить на пост начальника Генерального штаба? — Вождь почему-то пристально посмотрел на Мерецкова.
Тот уплетал котлеты как ни в чём не бывало.
— Может быть, генерала армии товарища Мерецкова? — предложил Молотов. — Почему я так считаю? Кирилл Афанасьевич имеет специальную подготовку, участвовал во многих боях, был командующим военными округами и ранее работал в Генштабе, и работал неплохо.
— Я могу это подтвердить, — подал голос Жданов, сидевший рядом с вождём.
Все ждали, что скажет Сталин. А тот вскинул глаза на Мерецкова.
— Кирилл Афанасьевич, ваше мнение?
Мерецков быстро встал из-за стола, опрокинув на пол пустой стакан, из которого только что пил чай. Стакан с треском разбился.
— Извините, Иосиф Виссарионович, — покраснел Кирилл Афанасьевич.
Сталин, не обращая внимания на случившееся, вновь спросил:
— Так что вы скажете о предложении Вячеслава Михайловича?
— Я не могу принять эту должность, товарищ Сталин, — твёрдо заявил Мерецков. — Опыта у меня всё же недостаточно, и я не уверен, что оправдаю ваше доверие.
Сталин неторопливо закурил трубку и посмотрел на маршала Тимошенко, который почему-то отмалчивался, хотя его мнение имело определённый вес.
— Семён Константинович, почему вы молчите? — Лукавая усмешка скользнула по губам вождя. — Речь идёт о начальнике Генерального штаба, с коим вам работать на пару, а вы ни слова!
По голосу Сталина Тимошенко понял, что тот обиделся. Он встал, на его худощавом лице появилась добродушная улыбка.
— Но ведь и так ясно, что лучшего кандидата на пост начальника Генерального штаба, чем генерал армии Мерецков, мы не найдём! — Он перевёл взгляд на Кирилла Афанасьевича. — На сегодня он и царь, и бог в штабной деятельности.
— А раньше вы говорили, что я бог! — усмехнулся Сталин. — Или то была злая шутка?
— Шутка, Иосиф Виссарионович, но, разумеется, не злая. — Семён Константинович сделал паузу. — А если говорить серьёзно, то вы наш вождь и учитель.
— Я не об этом, — серьёзно прервал его Сталин. — Я говорю о товарище Мерецкове.
— Кирилл Афанасьевич не станет идти против четырёх — вас, Вячеслава Михайловича, Андрея Александровича и меня. Он, наверное, в душе уже согласен. Не так ли?
— Не скажите, Семён Константинович. — Мерецков качнул головой. Он хотел сказать ещё что-то, но его опередил вождь.
— Вот что, Кирилл Афанасьевич. — Сталин поднялся с места, положил трубку на пепельницу. — Давайте условимся с вами так: вы приступайте немедленно к работе, а как только мы подберём другую кандидатуру, заменим вас. Согласны?
Что оставалось делать Мерецкову? Он принял предложение вождя, хотя на душе у него кошки скребли.
— Хорошо, Иосиф Виссарионович, я буду трудиться в новой должности и верю, что своё обещание вы исполните.
— Вы напомните мне, если я о нём забуду, — усмехнулся вождь. — Так что поезжайте сейчас в Генштаб и принимайте дела у Бориса Михайловича.
Мерецков, однако, замешкался.
— У вас есть вопросы? — В гулкой тишине кабинета голос Сталина прозвучал глухо, с надрывом.
Кирилл Афанасьевич понял, что вождя он начинает раздражать, и всё же спросил:
— Куда теперь пойдёт Борис Михайлович? Ведь у него богатый опыт штабной работы!
Сталин подтвердил своё решение направить Шапошникова заместителем наркома обороны по строительству укрепрайонов.
— Ему будет присвоено звание маршала, и из Наркомата обороны Борис Михайлович никуда не уйдёт. Он будет рядом с вами, и вы всегда можете с ним посоветоваться по работе, если возникнет такая необходимость.
— Об этом я как раз и подумал, — покраснел Мерецков.
Как и следовало ожидать, Шапошников был на месте. Когда Кирилл Афанасьевич вошёл к нему, он грузно поднялся из-за стола, и на его слегка уставшем лице появилась улыбка.
— Я давно вас жду, голубчик! — сказал он, тепло пожимая ему руку. — Наверное, вас задержал Иосиф Виссарионович? Утром, перед вашим приходом, я был у него…
— И куда вас переводят? — напружинился Кирилл Афанасьевич.
— Я иду в заместители к наркому Тимошенко. — Борис Михайлович сел на прежнее место. — Такова воля вождя, разве я могу возражать? Хотя умные люди и говорят, что каждый человек творец своей судьбы, но это далеко не так. Вожди, коих мы уважаем и ценим, в один миг могут изменить твою судьбу…
— Тот, кто делает людям добро, не может быть злым человеком, — философски заметил Мерецков. — А вы, Борис Михайлович, воспитали целую плеяду штабных работников. И, пожалуйста, не возражайте. Кстати, вы не только становитесь заместителем наркома, вам будет присвоено звание маршала.
Шапошников едва не поднял Мерецкова на смех.
— Что вы, голубчик, для маршальского звания найдут человека помоложе!
— О том, что вам дадут звание маршала, мне сказал товарищ Сталин, и я верю, что так оно и будет! — возразил Мерецков. — Быть вам маршалом! — добавил он.
Шапошников, казалось, растерялся.
— Ну что же, вождю виднее, — наконец вымолвил он. После недолгой паузы спросил: — Что, начнём передачу дел?..
В кабинет без стука вошёл начальник Оперативного управления Генштаба Ватутин. Молодой, энергичный, он вытянулся в струнку. На лице его застыла озабоченность: видимо, он хотел о чём-то доложить своему начальнику, но, увидев Мерецкова, смутился.
— Что у тебя, Николай Фёдорович?
— Мне и моему заместителю Василевскому вы поручили внести ваши замечания в план стратегического развёртывания войск на случай войны. Я хотел кое-что уточнить.