Шапошников кивнул на Мерецкова.
— После обеда все неясные вопросы согласуете с новым начальником Генштаба. Отныне он ваш кумир, — шутливо добавил Борис Михайлович.
Высокий, стройный, с открытым приветливым лицом и карими улыбчивыми глазами, Ватутин передёрнул плечами.
— Как прикажете. — Он шагнул к двери, но Мерецков задержал его.
— Прошу вас и Василевского быть у меня к пяти вечера, — сказал он. — Возьмите, пожалуйста, с собой и тот документ, который вы дорабатываете. Я тоже хочу его посмотреть.
— Слушаюсь, товарищ генерал армии!
Ватутин вышел, а Шапошников откинулся на спинку кресла, его белёсые брови подёргивались.
— Ты, голубчик, побереги Ватутина и Василевского, — тихо промолвил он. — Они штабники от бога, зрелые, инициативные, я им полностью доверял. Особо талантлив Василевский, с мая он работает у Ватутина заместителем начальника Оперативного управления Генштаба. Я хотел сделать его своим заместителем, но не успел. Кстати, Александр Михайлович уже бывал на докладах у товарища Сталина и произвёл на него хорошее впечатление.
— Понял, Борис Михайлович, я это учту!
— Поберечь достойных людей для Генерального штаба — дело принципа, Кирилл Афанасьевич, а вовсе не моя прихоть, прошу иметь это в виду. Ну, на чём мы остановились?
— Вы говорили об отделе оперативных перевозок, без которого операторы, что называется, и дыхнуть не могут. Кто возглавляет этот отдел, не Ткаченко ли?
— Он самый. Энергичный и очень трудолюбивый полковник!
«Видно, Борису Михайловичу жаль уходить с поста начальника Генштаба, — подумал Мерецков. — Людей он изучил хорошо, знает, кто и на что способен. Мне тоже надо начать свою работу со знакомства с людьми».
В пять вечера, как и было намечено, Василевский прибыл к начальнику Генштаба Мерецкову с планом стратегического развёртывания войск. Вместе с Ватутиным он внёс замечания, которые были высказаны по ходу обсуждения документа. Теперь его пожелал посмотреть Кирилл Афанасьевич.
— А почему не прибыл Ватутин? — спросил Мерецков.
— Его вызвал в поликлинику Генштаба хирург, и он задержался, — объяснил Василевский.
— Я не был на Главном военном совете и не в курсе замечаний, высказанных при обсуждении документа, — сказал Кирилл Афанасьевич. — Этот план мы с вами доложим товарищу Сталину, так что в нём не должно быть пробелов. Нарком Тимошенко смотрел документ?
— Нет, он всецело положился на Генштаб, — ответил Василевский.
— Так дело не пойдёт! — возразил Мерецков. — Когда документ будет перепечатан, я сам дам ему прочесть.
— Как быть с направлением главного удара? — спросил Василевский. — Исправить?
— Не надо! — возразил Мерецков. — Шапошников считает, что противник на юго-запад не пойдёт, а нанесёт удар в центре. — Про себя Кирилл Афанасьевич отметил, что Сталин возражать против мнения трёх «китов» — Шапошникова, Тимошенко и его, Мерецкова, — не станет.
Но всё обернулось не так, как он рассчитывал. При обсуждении документа в Кремле Сталин подверг трёх «китов» резкой критике. Глядя на наркома обороны, он, распалившись, заговорил:
— Вы считаете, что вероятный противник нанесёт главный удар на западном направлении. А я так не считаю! Гитлер сразу же бросит свои войска на юго-западное направление, где находятся наши богатые промышленные и сырьевые районы, где выращивается хлеб. Неужели вам, Семён Константинович, это не ясно? — Вождь посмотрел на Мерецкова. — Вы, Кирилл Афанасьевич, подвели себя и наркома. Так что переработайте документ!
— Будет сделано, — тихо произнёс Мерецков, хотя в душе с вождём согласен не был.
Тимошенко и Мерецков вошли в кабинет наркома грустные. Маршал сел за стол, закурил.
— Что, первый блин комом? — усмехнулся он, глядя на раскрасневшегося начальника Генштаба.
— И всё же я не согласен, что немцы ринутся на Украину, — сердито фыркнул Мерецков. — И нам не следует держать на юго-западном направлении главные силы Красной Армии.
— Что поделаешь, указания вождя надо выполнять, а не дискутировать, — сухо заметил Тимошенко. — Чем меньше возражений начальству, тем спокойнее служба. Внеси в план, Кирилл Афанасьевич, замечания Иосифа Виссарионовича и принеси документ мне. Срок — завтра к двум часам дня…
Первая «схватка» в Кремле хотя и огорчила Кирилла Афанасьевича, но не подавила в нём тот романтический порыв, с которым он взялся за работу в Генштабе. Но вскоре случилась ещё одна «заминка», она не только огорчила его, но едва не вывела из равновесия. На осень планировалась игра в Белорусском военном округе. Это было вызвано тем, что ситуация на западной границе ещё более обострилась. К германо-итало-японскому пакту присоединились Венгрия, Румыния и Словакия. Германия ужесточила воздушные налёты на английские города. Успехи немецкой армии в Западной Европе насторожили руководство Красной Армии. Готовясь к проведению игры в Белорусском военном округе, Мерецков, казалось, выжал из себя всё, что мог, и тщательно подготовил войска и людей к учениям. Подошёл срок начала игры, и вдруг раздался звонок от наркома:
— Кирилл Афанасьевич, военная игра переносится.
— Почему?
— Так решил вождь.
Подошёл второй срок — и снова игру отменили. Но теперь Сталин вызвал к себе наркома обороны и его заместителя Мерецкова и объяснил, что проведение учений в приграничной полосе с применением танков, авиации и тяжёлого вооружения может насторожить немцев, осложнить и без того натянутые отношения с ними. Мерецков понять это никак не мог, о чём и заявил наркому.
— Гитлер в Европе резвится, развязал войну с Англией, а мы почему-то боимся готовить свои вооружённые силы! А вдруг он нападёт и на нас, что тогда?
Маршал Тимошенко осадил его:
— Не горячись, Кирилл Афанасьевич, не то немудрено попасть в число «подозреваемых лиц» по ведомству известного тебе человека. Военную игру мы обязательно проведём. Я завтра же снова поеду в Кремль…
И чудо свершилось! Непонятно, как это удалось наркому, но вождя он убедил, и тот разрешил провести учения, но распорядился, чтобы руководил ими не Мерецков и не маршал Тимошенко, а начальник Оперативного управления Ватутин вместе со своим заместителем Василевским. Увидев, как насупился Мерецков, Сталин сказал:
— Их мало кто знает на Западе, а вас, Семён Константинович, и вас, Кирилл Афанасьевич, в Германии знают как облупленных. Я не удивлюсь, если на вас Гитлер давно открыл досье. Не исключено, что, если вы будете проводить игры, немцы приложат все силы, чтобы узнать, как они проходят и что на них делают. Нам же это ни к чему!..
Сделали так, как посоветовал вождь. Учения прошли хорошо, правительство дало им высокую оценку. Во время доклада в Кремле, выслушав маршала Тимошенко, Сталин спросил, не следует ли в конце декабря провести общие сборы высшего командного состава РККА, пригласить на них командующих военными округами, членов Военных советов и начальников штабов, командиров крупных соединений.
— Подумайте, как это лучше организовать, — распорядился вождь. — К этим сборам важно подготовить доклады по главным направлениям в вооружённых силах. Когда всё будет готово, прошу меня проинформировать.
— Может быть, и вы выступите на этих сборах? — предложил Тимошенко.
— И без меня у вас есть кому высказать здравые мысли, — усмехнулся Сталин. — Зачем терзать нервы Гитлера? Мне говорил наш посол в Германии, что Гитлер ловит каждое моё слово, чтобы найти в нём крамолу для Германии. Тут ведь, Семён Константинович, большая политика!..
16
Сборы проходили в Центральном доме Красной Армии. Участники совещания прослушали шесть докладов, с которыми выступили известные военачальники. Командующий Киевским Особым военным округом генерал армии Жуков поделился своими мыслями о характере современной наступательной операции, начальник Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации Рычагов осветил вопросы боевых действий в наступательной авиации и в борьбе за господство в воздухе. Генерал армии Тюленев, в ту пору командующий войсками Московского военного округа, раскрыл характер современной оборонительной операции. Но больше других Мерецкова привлёк доклад командующего войсками Западного Особого военного округа генерал-полковника танковых войск Павлова, с которым Кирилл Афанасьевич громил мятежников Франко в Испании, где близко узнал этого незаурядного танкиста. Павлов остановился на вопросах использования механизированных соединений в наступлении и ввода механизированного корпуса в прорыв. Генералу армии Мерецкову было поручено изложить итоги и задачи сухопутных войск, ВВС, а также оценить оперативную подготовку высшего комсостава. Перед тем как Кириллу Афанасьевичу надлежало подойти к трибуне, нарком Тимошенко попросил его не слишком нажимать «на негативные стороны в этом деле».
— Не то ещё кое-кто подумает, что наши генералы зря едят народный хлеб, — усмехнулся Семён Константинович. — Конечно, в армии и на военном флоте есть недостатки в обучении войск, и мы с тобой, Кирилл Афанасьевич, ещё не всё сделали, чтобы их стало меньше. Ничего не поделаешь — жизнь сложна и пестра. Один боец сразу тебя понимает, а другому говори сколько угодно, как важно смело и дерзко действовать в бою, однако на учениях он не очень-то старается.
— Я хочу коснуться наших недостатков… — начал было Мерецков, но нарком прервал его:
— Сам решай, что говорить и как говорить, я тебе доверяю…
Сидя в президиуме, маршал Тимошенко внимательно слушал своего заместителя, выступающего с высокой трибуны, и ему было не по себе. Начальник Генштаба, ничуть не смущаясь, говорил о тех проблемах, решить которые должен был прежде всего нарком обороны.
— Я не открою секрета, товарищи, если скажу, что в нашей Красной Армии устарели уставы, — громко звучал голос Мерецкова в притихшем зале. — Они давно не отвечают требованиям современной войны и лишь тормозят развитие военного дела…
«А мне об этом и словом не обмолвился», — с горечью отметил Тимошенко.