— Ему виднее, Николай Фёдорович. — Мерецков сел за стол и стал раскладывать рабочие папки.
— Это пахнет шапкозакидательством, — возмутился Ватутин. — Иные военачальники, как Кулик, Голиков, полагают, что мы будем воевать на территории врага и малой кровью разгромим его «могучим ударом», как поётся и песне. Я так не считаю и готов заявить об этом даже вождю. Быть патриотом надо, спору нет, но, если ты в бою пойдёшь на фашистский танк с винтовкой, ты ничего не сделаешь, только себя погубишь.
— Николай Фёдорович, что это тебя потянуло на крамольные речи? — усмехнулся Мерецков. — Считай, что этого ты мне не говорил. Лучше садись да помоги мне подготовить документы к сдаче генералу армии Жукову. Он вот-вот приедет из Киева.
— А кому он передаёт свой округ?
— Генерал-полковнику Кирпоносу. Михаил Петрович хорошо проявил себя на финской войне. Я высоко оценил его как военачальника, о чём и сказал вождю, когда он меня спросил.
Жуков прибыл в Москву вечером 31 января. В столице было холодно. С утра куражилась пурга, в бешенстве металась по улицам и дворам, а под вечер ветер утих и с неба посыпал снег. Прямо с аэродрома Георгий Константинович позвонил Мерецкову домой.
— Кирилл, ты с утра будешь в Генштабе? Я хотел бы принять дела. Семён Константинович в курсе, я вчера ему звонил. А сейчас хочу определиться в гостинице.
Мерецков ответил, что утром он придёт в Генштаб, что у него все документы подготовлены, передача дел не задержится и волноваться ему, Жукову, не стоит.
— Послушай, Георгий, приезжай сейчас ко мне домой, а? Посидим, выпьем по рюмашке, как бывало, ну?
— Будем вспоминать, как рубали шашками белых в Гражданскую, — подсказал Георгий Константинович.
— А как же, без этого никак нельзя, то была наша боевая юность, — весело отозвался Кирилл Афанасьевич.
— Еду! — коротко бросил в трубку Жуков.
Жуков нравился Мерецкову своей простотой. Дело своё он знал так, как, быть может, никто другой из тех, с кем Мерецков прошёл нелёгкий боевой путь. Энергичный, напористый, он был в обращении прям, честен и правдив, а это было то, что Кирилл Афанасьевич ценил больше всего. О себе Жуков говорил, что человек он ершистый, но по делу, а в остальном такой же, как и все. Особенно близко Мерецков узнал Жукова в тридцатые годы, когда тот работал в инспекции кавалерии Красной Армии, заместителем у Семёна Будённого. Потом, когда Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа, Георгий Константинович командовал кавалерийской дивизией, позже он вывел её в передовые в округе. В 1935 году 4-я Донская кавдивизия была награждена орденом Ленина, и вручал дивизии этот орден маршал Будённый, возглавлявший тогда инспекцию кавалерии. Но Мерецков к этому времени уже проходил службу на Дальнем Востоке под началом командующего Василия Блюхера, будучи начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.
Жуков вошёл в квартиру весёлый и сразу подошёл к Дуне.
— Это вам, Дуняша! — звонко произнёс он и вручил ей букет красных роз. — Дарю вам на счастье!
— Боже, какая прелесть! — воскликнула хозяйка, осторожно взяв букет. — На дворе двадцать градусов мороза, а тут такие розы! Где вы их взяли?
— Секрет, Дуняша! — засмеялся Жуков. — Может, я достал их в Киеве, а может, в Москве. Главное, что я вас не забыл и рад, что букет вам понравился.
— Я так люблю розы, и как раз красные, — улыбнулась хозяйка.
— А Александра Диевна, моя боевая подруга, почитает хризантемы. — Жуков из-под густых бровей взглянул на Кирилла Афанасьевича. — Когда придёшь ко мне в гости, не забудь прихватить с собой букет хризантем!
— Даже так? — Мерецков качнул головой. — Теперь я подумаю, надо ли идти к тебе в гости, — шутливо добавил он.
Пока они беседовали, сидя на диване, Дуня накрыла стол. Улыбаясь, она спросила гостя, что он будет есть: котлеты с жареной картошкой или пельмени.
— И то и другое, Дуняша! — заразительно засмеялся Жуков.
Они сидели за столом и задушевно беседовали. Жукову казалось, что он был не в гостях, а у себя дома, — так приветливо встретили его в семье Мерецковых. Когда хозяйка ушла на кухню готовить очередное блюдо, Георгий Константинович начал рассказывать о том, как уговаривал его вождь принять новую должность.
— Знаешь, Кирилл, когда Сталин предложил мне стать начальником Генштаба, я наотрез отказался. Почему? Я никогда не работал в штабах, всегда был в строю. А он своё гнёт: мол, вы моложе генерала армии Мерецкова, а штабная работа — дело наживное и если, мол; вникнуть в неё, то можно горы своротить. Я ответил, что горой Генштаб не считаю, это скорее неприступная для меня скала, и что одолеть её у меня силёнок не хватит. Тогда Сталин заявил, что так решило Политбюро ЦК партии. Ну, если так, то все возражения, как ты понимаешь, вождём не принимаются. Я поблагодарил его за доверие, но предупредил, что, если из меня хороший начальник Генштаба не получится, буду проситься обратно в строй. Вот как всё было, — подытожил Жуков.
— У тебя, Георгий, всё получится, лишь бы характер не подвёл, — сказал Кирилл Афанасьевич.
— В каком плане? — осведомился гость.
— Ты порой очень горяч, и Сталин тоже такой, если схлестнётесь — быть беде!
— Я этого не боюсь! — Жуков потянулся к коньяку. — Давай пропустим по рюмочке, пока нет Дуняши, не то ещё станет на тебя шуметь.
Из кухни вернулась хозяйка, она принесла бутерброды с ветчиной. Увидев свою рюмку пустой, спросила:
— А мне, Кирюша? Хотя бы полрюмки…
Он налил ей.
— Я хочу предложить тост, можно? — спросил Георгий Константинович. — Выпьем за то, чтобы новый, сорок первый год не принёс нам войну!
— Твой тост, Георгий, нереальный, — возразил Мерецков. — Всё идёт к тому, что войне быть. Гитлер нападёт на нас.
Жуков, однако, не растерялся.
— Тогда выпьем за нашу победу над фашистской Германией!
— За победу можно, — согласился Кирилл Афанасьевич и тут же опорожнил рюмку.
Хлопнула дверь, и в комнату вошёл сын Мерецкова Владимир. Увидев за столом гостя, он произнёс «здрасте» и хотел было уйти к себе, но отец задержал его.
— Володя, ты где был? В школе?
— Да. К нам приходил на встречу Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов. Он рассказал нам, как он и его товарищи спасали челюскинцев. Это было здорово!
Владимир очень походил на своего отца: высокий, с добродушным лицом, большим лбом и блестящими пытливыми глазами.
— Скажи, Володя, кем ты желаешь стать? — спросил его Жуков. — Наверное, как и отец, военным?
Юноша не смутился, лишь слегка покраснел.
— Ещё сам не знаю. Вот окончу десятый класс и тогда решу, куда мне податься. Я вот послушал Водопьянова, и в голове шевельнулась мыслишка: может, и мне пойти в лётчики?
— Дерзкая мыслишка, но вполне реальная, — усмехнулся Жуков, с аппетитом уплетая бутерброд с ветчиной.
В разговор вмешалась мать, сказав, что хотела бы, чтобы сын сам решил, кем ему быть.
— Вообще-то, Евдокия Петровна, самая почётная профессия — быть защитником Отечества! — философски заметил Жуков и грустно добавил: — Жаль, что у меня нет сына, будь он, непременно стал бы, как и я, военным! Сколько уже тебе лет, Володя?
— Шестнадцать!
— Извини, но я бы дал тебе совет идти в военное училище, — сказал Жуков. — Станешь лейтенантом, а потом, как и твой отец, генералом армии.
Кирилл Афанасьевич хохотнул в кулак:
— Стать генералом армии всё равно что достать с неба звёздочку. Сумеешь это сделать?
— Ты шутник, папа! — ответил Володя и серьёзно добавил: — А может, мне и впрямь выпадет твоя судьба?
Посмеялись, поспорили, и Жуков начал собираться.
— Спасибо за добрый вечер, друзья! — сказал он, одеваясь. — Когда привезу свою семью, вы будете моими желанными гостями.
— И я принесу Александре Диевне букет хризантем! — напомнил Мерецков.
— Можно и розы, только белые! — отозвался Георгий Константинович. — В девять утра я буду у тебя в Генштабе, — напомнил он Кириллу Афанасьевичу. — Ещё раз спасибо за приятный вечер.
К ним подошла хозяйка, и Жуков на прощание поцеловал ей руку.
— Вам особая благодарность за прекрасно приготовленные блюда!
Она улыбнулась.
— Кланяйтесь своим домочадцам!..
Сын включил в своей комнате музыку. Дуня стала убирать со стола посуду и мыла её на кухне, пока Кирилл Афанасьевич читал свежую «Правду», лёжа на диване.
В это февральское утро Мерецков чувствовал себя легко и весело. Наконец-то он передал дела. Жуков стал начальником Генштаба, а Кирилл Афанасьевич перешёл в кабинет заместителя наркома обороны. В обед к нему по старой привычке заглянул генерал Ватутин.
— Что у тебя, Николай Фёдорович?
— Я едва не поссорился со своим новым начальником!
— Наверное, пошерстил тебя Георгий Константинович?
— Круто он берёт, Кирилл Афанасьевич. — Ватутин сел на стул. — Мы с вами успели создать девять механизированных корпусов, а Жуков предлагает наркому сформировать двадцать мехкорпусов! Ведь для них надо не менее тридцати тысяч танков! А где их взять? У нас же нет такого количества танков, и сделать их быстро наша промышленность не в состоянии. Жуков негодует, а Тимошенко советует ему «не рвать себе нервы», убедить же его в том, что пока у нас нет возможности создать столько мехкорпусов, не может или, скорее, не хочет.
Мерецков согласился с тем, что танков пока в Красной Армии негусто, хотя их производство возросло в три раза по сравнению с тридцать девятым годом. Но Сталин наверняка наверстает упущенное. К тому же и сам Жуков напорист, энергичен и своего добьётся.
— Не хочешь ли ты уйти из Генштаба? — Мерецков смотрел на Ватутина в упор и ждал, что тот скажет.
— Пока не собираюсь, а что, у вас есть для меня подходящая должность? — насторожился Ватутин. Он даже напрягся, а взгляд карих глаз стал пристальным.
— Ты же первый заместитель начальника Генштаба, куда тебе ещё идти? — удивлённо вскинул брови Мерецков. — И работаешь ты у Жукова, а у него есть чему поучиться. Так что, Николай Фёдорович, сиди в Генштабе. Лучше скажи, зачем ты ко мне пришёл?