— А сейчас мы готовимся делать эти танки на заводе «Красное Сормово», — подчеркнул Малышев.
Воспользовавшись паузой, маршал Ворошилов спросил Сталина, может ли он идти. Тот, оторвавшись от блокнота, в котором что-то писал, кивнул ему, заметив:
— Перед вылетом зайди, Климент Ефремович, в Генштаб, там тебе дадут кое-что для 54-й армии. А маршалу Кулику от меня привет! — Ворошилов вышел. Вождь взглянул на наркома танковой промышленности. — А теперь я послушаю ваш подробный доклад о том, какие меры приняты на заводах по резкому увеличению производства танков. Без них, Вячеслав Александрович, Красная Армия не сможет остановить натиск фашистов. На всех фронтах идут кровавые бои, но пока наши войска отходят. Сталин поднял трубку «кремлёвки» и позвонил Молотову. Вячеслав, мы с Малышевым ждём тебя. Да, и попутно возьми с собой Маленкова…
Дуня собралась идти на Лубянку, когда в дверь кто-то негромко постучал. «Наверное, соседка», — подумала она и открыла дверь. На пороге стоял… Кирилл!
— Ну вот я и дома! — весело произнёс он.
Дуня, казалось, не дышала. Сердце гулко стучало.
— А я собралась к тебе на свидание… — только и хватило у неё сил произнести эти слова. Она подошла к мужу, прижалась к нему. — Даже не верится, что тебя наконец выпустили. Я так рада, что вижу тебя живым и невредимым…
Мерецков разделся и сел.
— Живой я, Дуняша, но рёбра в камере мне помяли. Эти негодяи били меня, требовали сознаться в том, чего я не делал…
Первым, кто увидел генерала Мерецкова, был генерал Василевский.
— Глазам своим не поверил, думал, что померещилось. — Александр Михайлович обнял Кирилла Афанасьевича и расцеловал. — Наконец-то тебя выпустили. Я до слёз рад! Послушай, Кирилл, зайдём к моему начальству маршалу Шапошникову, а? Он так переживал твой арест, что даже Сталину в этом признался. «Вы, — сказал он вождю, — хорошенько подумайте, прежде чем приказать чекистам поставить Мерецкова к стенке». Борису Михайловичу терять уже нечего, а Сталин уважает его, считается с ним. Ну что, заглянем к Шапошникову? Он один в кабинете.
— Ну, если на минуту, мне ведь надо спешить в Кремль к Хозяину.
Начальник Генштаба, увидев Мерецкова, пружинисто вскочил с кресла да так и застыл. Кирилл Афанасьевич подошёл к нему и протянул свою жилистую руку.
— Добрый день, Борис Михайлович! Честно признаться, я не ожидал так скоро быть у вас. Ей-богу, я весьма рад!
— Пожалуй, я больше рад, — наконец заговорил маршал Шапошников и пригласил Мерецкова сесть. — Вы же знаете, что с Лубянки не возвращаются. Так было с вашим учителем Уборевичем, так было с Василием Блюхером, у которого вам довелось служить на Дальнем Востоке…
— А вот я вернулся. — Мерецков улыбнулся. — Но вы правы, лучше туда не попадать! Я знаю, что и вы вступились за меня перед вождём. Спасибо, Борис Михайлович, что не сомневались в моей честности и преданности тому делу, ради которого мы с вами надели военные шинели. Уж вас-то я не подводил, когда был вашим заместителем…
В приёмную Сталина Мерецков вошёл бодро, словно бы с ним ничего не произошло. Помощник вождя Поскрёбышев, увидев его, сказал, что Сталин ждёт.
— Заходите, пожалуйста. — Он тепло пожал Мерецкову руку, негромко добавив: — Успехов вам, Кирилл Афанасьевич.
Но едва Мерецков сделал шаг, как в дверях показался Сталин.
— Я жду вас, товарищ Мерецков, — сухо произнёс он и, глядя на Поскрёбышева, сказал: — Ко мне никого не пускать, я буду занят.
Он подошёл к столику, набил трубку табаком, закурил и только сейчас увидел, что Мерецков стоит у двери, вытянув руки вдоль туловища.
— Садитесь, говорят, что в ногах правды нет. Как вы себя чувствуете? Мне говорили, что у вас воспалилась нога.
— В камере было сыро, и моя нога заныла. Но теперь всё хорошо, я здоров и готов выполнять задание.
Сталин вроде бы вскользь заметил:
— Наши чекисты работают чётко, но и у них бывают ошибки, вот как с вами случилось…
— Не будем об этом, товарищ Сталин, — тихо, но твёрдо произнёс Кирилл Афанасьевич. — Прошу разъяснить боевое задание.
Сталин какое-то время постоял, о чём-то задумавшись, потом подошёл к карте и стал знакомить Мерецкова с обстановкой на северо-западном направлении.
Сейчас Ленинградским фронтом командует генерал армии Жуков. Кое-что он успел уже сделать для активной обороны Ленинграда, например снял с ПВО города часть зенитных орудий и поставил их на прямую наводку для усиления обороны на самых опасных участках. Приказал адмиралу Трибуцу, командующему Балтфлотом, сосредоточить огонь всей корабельной артиллерии для поддержки войск 42-й армии генерала Федюнинского.
— Вы хорошо знаете этого генерала? — спросил Сталин. — Жуков даёт ему высокую оценку.
— Ивана Ивановича Федюнинского? — уточнил Мерецков. — Его я знаю давно, это боевой и зрелый военачальник. В 5-й армии Юго-Западного фронта он командовал 15-м стрелковым корпусом. Мне кажется, что в роли командарма 42-й он себя проявит с лучшей стороны.
Сталин сообщил, что для усиления войск 42-й армии будет переброшена часть войск из 23-й армии Карельского фронта.
— Хотите усилить оборону в районе Урицка? — Мерецков задал этот вопрос, не отрывая пристального взгляда от карты, висевшей на стене в кабинете.
«Быстро, однако, он смекнул, вот что значит боевой опыт и ум», — отметил Сталин. Он сказал Мерецкову, что часть Урицка немцы уже захватили и, если их оттуда не выбить, это грозит обороне Ленинграда. А если учесть, что не меньшая опасность нависла в районе Пулковских высот, то Жукову есть над чем задуматься.
— Может, вас послать ему на помощь? — спросил Верховный. Он заметил, что в глазах Мерецкова промелькнуло удивление, но не придал этому значения.
— Я не против, но полагаю, что Жуков сам там справится, — уверенно ответил Кирилл Афанасьевич.
«Хитрит или говорит правду? — невольно подумал Верховный. — Да нет, не хитрит. Жуков должен сделать то, о чём я просил его. Но как бы не пришлось мне отзывать его на Западный фронт. Вот-вот немцы пойдут в наступление под Москвой… Что же делать?»
В кабинет вошёл Поскрёбышев и сказал Сталину, что ему звонит Жуков. Верховный снял трубку с аппарата ВЧ.
— Что там у вас?
Голос у Жукова был громкий, и Мерецков отчётливо слышал всё, о чём тот говорил. Георгий Константинович докладывал, что по сведениям фронтовой разведки командующий группой армий «Север» немецкий генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф Франц фон Лееб специальным приказом потребовал от своих войск быстрее сломить сопротивление защитников Ленинграда и, как объяснил Жуков, «хочет соединиться с финскими войсками, действующими в Карелии».
— А после захвата Ленинграда германское верховное командование намерено все свои силы бросить на Москву. — Голос у Жукова был твёрдый, и Сталин понял, что этим сведениям Георгий Константинович придаёт важное значение. — В лоб на столицу фон Лееб не пойдёт, — продолжал Жуков. — Он хочет, видимо, обойти её с северо-востока. Но Ленинграда ему не взять, так что все планы фон Лееба несбыточны! Вы слышите меня?
— Слышу, товарищ Жуков, — отозвался Сталин. — Значит, вы уверены, что Ленинград выстоит, несмотря на то, что гитлеровцы всё ещё продолжают свои кровавые атаки?
— Безусловно, выстоит, — подтвердил Жуков. — Немецкие атаки уже не так яростны, как прежде.
— Благодарю вас за добрые вести. — Сталин зацепил взглядом Кирилла Афанасьевича. — У меня в кабинете находится товарищ Мерецков, он передаёт вам горячий привет.
— Шутите, товарищ Сталин? — глухо откликнулся Жуков. — А если правда, то нельзя ли на минуту дать ему трубку?
— У вас всё, товарищ Жуков? — спросил Верховный, явно игнорируя его просьбу. — Тогда до свидания. — Он взглянул на Мерецкова. — Так о чём мы с вами говорили? Ах да, вспомнил — о вашей поездке на фронт. Я предлагаю вот что, Кирилл Афанасьевич. Отдохните дома, в семье два дня, а потом Ставка решит, куда, на какой фронт вас направить. Нет возражений? Тогда всего вам доброго!..
Мерецков не стал садиться в «эмку», а пошёл домой пешком.
Только бы Дуня никуда не ушла! Он после возвращения с Лубянки даже не поговорил с ней как следует, торопился в наркомат.
От этой мысли у него заныло сердце. «Добрая у меня жена. Из-за моего ареста бедняжка даже похудела…» — подумал Кирилл Афанасьевич.
Теперь у него был свой ключ, и он открыл дверь.
— Это ты, сынок? — услышал он негромкий голос жены.
— Нет, это я, Дуняша…
3
Под вечер Владимир ушёл с друзьями в парк культуры и отдыха, а Кирилл Афанасьевич с женой сидели на кухне, пили чай, и Дуняша рассказывала, кто ей звонил, когда он находился на Лубянке.
— Жуков спрашивал обо мне?
— Да, и не раз, Кирюша. Как-то поздно вечером кто-то постучал в дверь. Я открыла — на пороге стоял Георгий Константинович. Он спросил, была ли я у тебя на Лубянке. Я ответила, что пока свидания мне с тобой не дали, всё ещё идёт следствие и свиданий с арестованным не полагается. Он попросил передать от него привет, когда наконец мне разрешат с тобой увидеться. «Ты, — говорит, — Дуняша, не переживай, твой Кирилл чист и его выпустят». — Она помолчала. — Да, чуть не забыла. Примерно через месяц после твоего ареста меня вызывал к себе Берия.
— Что ему надо было от тебя?
— Он хотел знать, кто из военачальников бывал у нас в гостях.
— Ты назвала их?
— Да. А что в этом плохого? Сказала, что не раз у нас дома бывали Клим Ворошилов, Семён Будённый, Иван Тюленев, Георгий Жуков, Саша Василевский, один раз приезжал на день твоего рождения Шапошников Борис Михайлович, то есть многие из тех, с кем ты работал в Генштабе и Наркомате обороны.
— И что он, Берия?
— Его почему-то больше всего интересовали Уборевич, Корк, Павлов и Блюхер. Я сказала, что Уборевич и Блюхер у нас гостили, и не раз, а Корка и Павлова никогда не бывало.
Неожиданно зазвонила «кремлёвка». Дуня поспешила взять трубку.
— Можно Кирилла Афанасьевича? — спросил чей-то негромкий голос.