— Кто его спрашивает?
— Сталин.
— Одну минуту… — Зажав ладонью трубку, Дуня взглянула на мужа. — Вождь у телефона. Будешь говорить? Она отдала ему трубку.
Сталин, видимо, был расстроен, голос у него был глухой, с хрипотцой. Он спросил, как себя чувствует Мерецков, и, услышав, что «всё хорошо», уточнил:
— Сколько я дал вам суток отдохнуть дома, двое?
— Так точно.
— Хочу украсть у вас сутки, не возражаете?
— Я готов, если дело не терпит.
— Очень даже не терпит, Кирилл Афанасьевич. — Сталин откашлялся. — Там, куда вас хочет направить Ставка, ситуация сложилась архитяжёлая, а людей, на кого бы я мог опереться, нет. Когда сможете ко мне прибыть?
— Завтра к десяти утра я буду у вас. Могу и раньше.
Сталин сказал, что лучше прийти к восьми.
Положив трубку, Мерецков задумался. Он никак не ожидал, что «всемогущий и всесильный» вождь будет с ним так учтив, даже не верилось, что звонил именно он. Видимо, дела на фронтах резко ухудшились, если Верховный звонит ему домой и едва ли не упрашивает раньше выйти на службу.
— Поедешь завтра с утра? — спросила Дуня.
— Сам Сталин просит, как мне не поехать! — усмехнулся Кирилл Афанасьевич. — Маршал Тимошенко возглавия Западный фронт у маршала Ворошилова в Ленинграде, маршал Шапошников стал начальником Генштаба вместо Жукова… Да, я понимаю Иосифа Виссарионовича, ему сейчас очень нелегко…
Кирилл Афанасьевич подошёл к комнате сына, прислушался. Вернувшийся с прогулки Володя крепко спал.
— Жаль, что я не смогу проводить сына на поезд, — сказал Мерецков жене, когда вернулся на кухню. — Ты уж, Дуня ша, собери его в дорогу. А я при первом же случае, когда окажусь в Москве, позвоню в училище и узнаю, как он уст роился.
— Да ладно, не волнуйся, Кирюша, я всё сделаю. Она взглянула на мужа. — Пора и нам укладываться спать.
Утром, прежде чем поехать в Кремль, Мерецков заехал в Генштаб. Хотел переговорить с Василевским, но был немного удивлён, когда увидел в кабинете маршала Шапошникова. Как ни в чём не бывало он о чём-то размышлял над своей рабочей картой. Вся она была испещрена различными карандашными пометками.
— Борис Михайлович, вы что, ночевали здесь? — спросил Кирилл Афанасьевич.
— Пришлось, голубчик, — грустно промолвил тот и тяжело вздохнул. — Наши войска повсеместно отступают. — И вдруг, понизив голос, добавил: — Генерала армии Павлова и почти всех генералов его штаба расстреляли.
— За что, Борис Михайлович?
— Состряпали «дело», голубчик! Геройский человек был генерал Павлов, а его обвинили чуть ли не в предательстве. Если бы он хотел изменить Родине, то сделал бы это будучи в Испании.
— Какая измена? Глупости! — едва не крикнул Мерецков.
— И я так считаю. — Маршал помолчал. — Вы к Верховному?
— Он звонил мне на квартиру, сказал, что на фронтах дело худо.
— Когда освободитесь, зайдите ко мне, — предупредил его начальник Генштаба. — А Верховный пошлёт вас, видимо, на Северо-Западный фронт. Сейчас войска этого фронта отражают наступление врага на демянском направлении. Вчера я разговаривал с командующим фронтом генералом Курочкиным. Павел Алексеевич настроен бодро, но дела там не так уж хороши. Не исключено, что Верховный пошлёт вас на Карельский фронт, который мы образовали в конце августа.
— Возглавил фронт генерал Фролов?
— Да, Валериан Александрович, — подтвердил Шапошников.
— А что, у него боевого опыта, пожалуй, больше, чем у других, — заметил Мерецков. — В боях с белофиннами его 14-я армия неплохо проявила себя. Свою армию он выпестовал, и вряд ли меня направят к нему. Впрочем, вы верно заметили: к чему гадать?..
Мерецков так торопился, что едва не столкнулся с наркомом ВМФ адмиралом Кузнецовым. Тот смотрел на него расширенными глазами.
— Вы на свободе, Кирилл Афанасьевич? И форма на вас генерала армии, и Звезда Героя Советского Союза на груди…
— Всё при мне, Николай Герасимович! — улыбнулся Мерецков. — А сейчас бегу к Верховному. Видимо, сегодня уеду на фронт. А как у вас дела?
— Пока всё хорошо, флот сражается, и наши основные военные базы, где находятся корабли, в наших руках. Вот иду в Генштаб к маршалу Шапошникову. На подступах к Севастополю ведётся строительство оборонительных сооружений, надо создать три рубежа — передовой, главный, тыловой, а стройматериалов не хватает. Там уже началась эвакуация основных промышленных предприятий. Словом, война! Кстати, Борис Михайлович у себя?
— Да. Я только что был у него. — Мерецков взглянул на часы. — Бог мой, я опаздываю! Вы же знаете, что вождь не любит, если к нему приходят не вовремя. Я побежал…
— Успехов вам, Кирилл Афанасьевич!
— Спасибо, коллега!..
— Ну как, отдохнули? — спросил насмешливо Сталин, когда Мерецков вошёл к нему. — Садитесь, пожалуйста.
— Да, сил у меня прибавилось! — улыбнулся Кирилл Афанасьевич и сел.
— Теперь о вашем задании, — заговорил Верховный. Он подошёл к карте, взглянул на неё и обернулся к Мерецкову. — Поедете на Северо-Западный фронт, им командует генерал Курочкин, начальником штаба у него генерал Ватутин. Мы недавно назначили туда Николая Фёдоровича. Оба военачальника вам хорошо известны, не так ли?
Мерецков сказал, что Курочкина он узнал ещё на советско-финляндской войне, когда тот командовал 28-м стрелковым корпусом, а когда началась эта война, он возглавил 20-ю армию, затем 43-ю, был представителем Ставки на Северо-Западном фронте, а потом и командующим этим фронтом. Генерал Ватутин работал под его началом и должности начальника Оперативного управления Генштаба в 1940 году, когда Кирилл Афанасьевич возглавлял Генеральный штаб.
— Оба весьма подготовленные военачальники. — Мерецков взглянул на Верховного. — У них там на фронте что-то не ладится?
— Вот поедете туда, и всё вам станет ясно, — уклонился от прямого ответа Сталин. — С вами поедут Булганин, член Военного совета Западного фронта, и Мехлис, начальник ГлавПу Красной Армии и заместитель наркома обороны. Но пусть вас не пугают высокие чины. Ни тот ни другой вам не помеха. Среди них вы главный, так что действуйте там без оглядки. — При этих словах Верховный посмотрел на Мерецкова так, словно бросал ему скрытый упрёк.
Кириллу Афанасьевичу стало не по себе. Видимо, это не ускользнуло от внимания вождя.
— Вас что-то смущает?
— Я хотел бы знать свои полномочия… — начал было Кирилл Афанасьевич, но Верховный прервал его, заметив, что он едет на фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования и у него достаточно прав, чтобы на месте принять любое решение.
— Если вдруг возникнет сложная ситуация, звоните мне!
В дверь кто-то постучал.
— Войдите! — сухо произнёс вождь.
Это прибыли Булганин и Мехлис.
— Извините, Иосиф Виссарионович, когда мы вылетаем? — спросил Мехлис.
Сталин, взглянув на Мерецкова, спросил:
— Когда сможете вылететь?
— Маршал Шапошников просил меня зайти к нему в Генштаб, но я там пробуду недолго, так что через полчаса мы вылетаем. — Мерецков взял со стола свою записную книжку и встал. — Разрешите идти?..
Булганин и Мехлис вышли в приёмную, а Мерецков задержался у стола, за которым сидел Верховный.
— Извините, товарищ Сталин, но я хотел бы ответить на ваш вопрос. Когда утром вошёл к вам, вы спросили, как я себя чувствую, как моё здоровье. Так вот мне было больно в камере не оттого, что из меня чуть ли не дубинкой вышибали ложные факты, а оттого, что кто-то обманул вас. Я не знаю точно, кто это сделал, но это подло и таких людей надо карать…
«Нет, карать Берию я не стану, — усмехнулся в душе вождь, когда Мерецков вышел от него. — Проколы у Лаврентия есть и, вероятно, ещё будут. Но он делает немало полезного из того, до чего у меня пока руки не доходят…»
Удивление, растерянность и даже тревога отразились в глазах командующего фронтом генерала Курочкина, когда он увидел, как из «виллиса», подъехавшего к штабу фронта, вышли трое — Мерецков, Булганин и Мехлис.
— Николай Фёдорович, ко мне! — окликнул Курочкин Ватутина.
Ватутин в два прыжка оказался рядом.
— Что случилось, Павел Алексеевич? — тяжело дыша от бега, спросил он.
— А ты погляди в окно, кто к нам пожаловал! Сам генерал армии Мерецков!
— Чудо-юдо, — усмехнулся Ватутин. — Он же был арестован! Значит, ведомство Берии дало осечку. Это же здорово вновь увидеть Кирилла Афанасьевича в генеральской форме!
— Иди, встречай их, а я тут у себя наведу порядок…
В штабе фронта гостям отвели три комнаты, и они остались довольны.
— Нары жестковатые, — забеспокоился Курочкин.
— Мы ж не на курорт приехали, — добродушно улыбнулся Мерецков, — да и ненадолго тут наша миссия, Павел Алексеевич. Верховный направил нас сюда, чтобы мы посмотрели, с должным ли упорством наши войска сражаются с гитлеровцами, оказать вам помощь, если таковая потребуется.
— Не только помочь, но и строго спросить, если обнаружатся серьёзные пробелы в обороне войск, — подал голос Мехлис, поправляя чёлку чёрных волос.
«Лишь бы Мехлис тут не горячился, — обеспокоенно подумал Кирилл Афанасьевич. — Очень неприятный человек, а почему, я сам не знаю. Посмотришь на него, и в душе возникает холодок».
Все уселись за стол командующего, и Кирилл Афанасьевич решил, что пора начинать работу.
— Ну, Павел Алексеевич, рассказывай, как вы сражаетесь! — Мерецков достал папиросы и закурил. — Верховному тревожно за вас.
Не успел генерал Курочкин что-либо сказать, как заговорил Мехлис:
— Только докладывайте нам правду, Павел Алексеевич, иначе полетит голова! — Ехидная улыбка появилась на его худощавом лице.
Булганин и Ватутин промолчали, так как оба знали, что Мехлис был близок к вождю и мог наговорить ему что угодно, потом доказывай, что он не прав. Мерецков, однако, не смолчал.
— Лев Захарович, надо ли пускать шпильки? — спросил Кирилл Афанасьевич не без упрёка. — Товарищ Сталин дал нам задание делом помочь командованию фронта. Давайте послушаем информацию об обстановке на фронте, а уж после решим, что делать дальше.