— Разве я против? — надменно улыбнулся Мехлис. — Давайте послушаем командующего.
Курочкин сказал, что о ситуации на фронте доложит начальник штаба генерал Ватутин.
— А вы что, не можете? — Мехлис зацепил командующего укоряющим взглядом.
— Могу, товарищ Мехлис. — Генерал Курочкин взял папиросу, хотел прикурить, но вдруг раздумал и положил её обратно на стол. — Но сделать это я поручил начальнику штаба, ему по должности положено знать, где и какие воинские соединения расположены на фронте.
— Я сам знаю, чем занимается на фронте начальник штаба, и не надо меня просвещать, — раздражённо отозвался Мехлис. — Но мне бы хотелось вас послушать!
Курочкин побледнел, — казалось, укол Мехлиса больно задел его.
Спокойный по характеру и сдержанный в эмоциях Мерецков не мог смолчать. У него гулко забилось сердце.
— Лев Захарович, прошу вас не командовать! — произнёс он слегка повышенным тоном. — Я вынужден вам это заявить как старший по воинскому званию и по занимаемой должности, как представитель Ставки Верховного Главнокомандования.
— Лев Захарович, давайте послушаем начальника штаба, — попросил Мехлиса молчавший до этого Булганин.
Но тот, казалось, никак не отреагировал на его слова и начал обвинять Мерецкова в либеральности.
Мерецков молча встал и подошёл к столику у окна, на котором стоял телефон ВЧ.
Он снял трубку и попросил дежурного связиста штаба фронта соединить его с Верховным Главнокомандующим. Все сидевшие за столом замерли, ожидая, что будет дальше. Мехлис почему-то тоже встал и заходил по комнате.
— Слушаю вас! — раздался в трубке знакомый всем голос вождя.
— Мерецков докладывает, товарищ Сталин. Мы прибыли в штаб Северо-Западного фронта. Я начал работу, но мне мешает Лев Захарович Мехлис. В чём это проявляется? Он заявил, в частности, что стиль моей работы на фронте не настраивает людей на победу, а ведёт к поражению… Да, я не утрирую, он так и заявил. Кроме того, он ставит под сомнение мои распоряжения… Хорошо, даю ему трубку. — Мерецков кивнул Мехлису. — Вас к телефону.
Тот подскочил к столику и буквально вырвал из рук Мерецкова телефонную трубку.
— Слушаю вас, Иосиф Виссарионович!
— Вы что там устроили базар? — на всю комнату загремел голос Верховного. — Кто вы такой? Я послал вас работать, а не учинять разносы. Указания товарища Мерецкова для вас обязательны! Если вы станете вновь дискутировать, Ставка отзовёт вас в Москву и будут приняты надлежащие меры.
— Товарищ Сталин, я хочу заверить вас… — начал было Мехлис, но Верховный не стал его слушать и положил трубку.
Мехлис помолчал, потом, глядя на Мерецкова, небрежно бросил:
— Кирилл Афанасьевич, такого я от вас никак не ожидал. Когда вернёмся в Москву, я всё объясню Иосифу Виссарионовичу.
— Этого я не могу вам запретить, но сейчас давайте работать, прошу мне не мешать. — Мерецков взглянул на генерала Ватутина. — Мы вас слушаем, Николай Фёдорович.
Начальник штаба подробно и объективно изложил обстановку на фронте.
— Я хотел бы тоже высказать свои соображения, как дальше действовать войскам фронта, — произнёс генерал Курочкин.
— Говори, Павел Алексеевич…
— Начальник штаба показал ситуацию на фронте такой, какая она существует на сегодня, — начал командующий, держа в руке рабочий блокнот. — Мы ничего не скрываем от вас, потому что нам нужна ваша помощь.
— Павел Алексеевич, если ты хочешь просить помощь войсковыми резервами и вооружением, то на это, дорогой коллега, не рассчитывай, — заявил Мерецков. — Сейчас враг рвётся к Москве, и туда Ставка бросила всё, что было в резерве. Что мы сделаем для фронта? Проведём ряд тактических мероприятий, чтобы поднять боеспособность соединений и частей. Разумеется, предпримем это вместе с вами. А для начала мы познакомимся с положением дел в армиях на местах и окажем командованию необходимую помощь. Вы не возражаете?
Курочкин улыбнулся.
— Кто же откажется от помощи! — воскликнул он. — Делайте всё, что считаете нужным. Вас, Кирилл Афанасьевич, я знаю давно, опыта у вас дай бог каждому, и польза для нас будет несомненной. А вас, Лев Захарович, я прошу помочь нашим партийцам, как лучше, эффективнее вести в войсках партийно-политическую работу. А когда вернётся член Военного совета Богаткин, неплохо бы и ему высказать дельные мысли.
— Ваша просьба мне по душе, Павел Алексеевич, — улыбнулся Мехлис. — Надеюсь, вы не станете на меня жаловаться товарищу Сталину, — шутливо добавил он.
— У меня на этот счёт нет полномочий, Лев Захарович, да и по характеру я человек сдержанный, — весело отозвался командующий. — Он взглянул на Булганина.
А вы чем займётесь, Николай Александрович?
— Если не возражаете, хотел бы с вами отправиться в войска, — улыбнулся Булганин.
— Вы сейчас член Военного совета на Западном фронте у Конева — как он там сражается?
— Тоже держит оборону, но, если немцы бросят под Москву новые танковые соединения, нам придётся туго…
Почти две недели провёл Мерецков в войсках Северо-Западного фронта и сделал немало полезных дел. Больше всего его тревожил левый фланг фронта и весь участок 34-й армии генерала Качанова.
Хотя Мерецков и заявил генералу Курочкину, чтобы он не рассчитывал на резервы, однако после ознакомления с армиями у него засосало под ложечкой.
— Павел Алексеевич, танков у тебя кот наплакал. Наверное, придётся мне попросить Верховного, чтобы поправить это дело. У Ставки есть танки. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но без этого товара на фронте никак не обойтись.
— Это было бы кстати! — вырвалось у Курочкина. Он сразу повеселел, в глазах заиграли искорки. — Умеете вы, Кирилл Афанасьевич, задеть в человеке нужную струну, чего я лишён.
— Не прибедняйся, Павел Алексеевич, — возразил Мерецков. — Хорошо уже то, что на нервах людей ты не игра ешь, как умеет делать Мехлис.
— Я тогда растерялся и не знал, как мне быть, — при знался Курочкин. — А вы… — Командующий потёр лоб, подыскивая нужные слова. — А вы поставили его на место.
— Надо ли на это обижаться? Лев Захарович погорячился и теперь наверняка об этом жалеет.
Позднее Мерецков сдержал своё слово, и танковые под разделения из резерва Ставки были переброшены на Северо-Западный фронт. Их действиями руководил непосредственно командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал Федоренко. Встретившись с ним на фронте, Мерецков спросил:
— Как бьют фашистов твои танки, Яков Николаевич?
— Не жалуюсь, Кирилл Афанасьевич, да и генерал Курочкин весьма доволен! — На лице Федоренко появилась улыбка. — А вот к вам у меня есть вопрос. Военный совет фронта просил Сталина дать танки из резерва, но он отказал. А вам Верховный не отказал. Почему?
— А ты, Яков Николаевич, у него спроси, — лукаво повёл глазами Кирилл Афанасьевич.
— Нет уж, я лучше воздержусь! — После паузы генерал Федоренко добавил: — Наверное, потому, что Верховный вам доверяет.
— Может быть, и так, — пожал плечами Кирилл Афанасьевич.
Во второй половине сентября Мерецкова отозвали в Ставку. Этим же самолётом в Москву возвращался и Мехлис. Уже сидя в самолёте рядом с Кириллом Афанасьевичем, он завёл разговор о том, как работал у Сталина, будучи его помощником. Он подчеркнул, что никогда и ничего не скрывал от вождя, и тот его за это ценил, давал самые ответственные поручения.
— А правда, что в тридцать седьмом, когда Ансамбль песни и пляски Красной Армии выступал с гастролями на Дальнем Востоке, вы шифровкой известили вождя о том, что в ансамбле орудует шпионско-террористическая группа и что в её составе бывшие офицеры, дети кулаков? — спросил Мерецков.
Мехлис подтвердил, что такую телеграмму он Сталину посылал.
— Я уволил на месте почти два десятка человек!
«Зловещая натура, и не зря военачальники боятся его, как огня», — подумал Мерецков, а вслух спросил:
— Когда вы познакомились с Иосифом Виссарионовичем?
— Давно, ещё в Гражданскую войну!
— У Сталина был ещё помощник Бажанов. Вы с ним работали?
— Я был сам по себе, а Бажанов предал вождя. В двадцать восьмом он бежал в Персию, оттуда перебрался в Англию. Там писал разные пасквили о нашей стране и её вождях, клеветал на них. — Мехлис помолчал. — Попадись мне этот Бажанов, я бы удушил его своими руками.
Потом Мехлис сказал Мерецкову, что зря тот пожаловался на него Сталину, вождь никогда не станет его журить.
— Я перед Иосифом Виссарионовичем чист и правдив!
— А разве я доложил Сталину неправду?
— Я тогда погорячился, а вы сразу начали ему звонить. Впрочем, если я вас обидел, извините. Кстати, какое мнение у вас сложилось о генерале Курочкине?
— А у вас? — задал Кирилл Афанасьевич встречный вопрос.
— Для командующего фронтом он слабоват! — Мехлис усмехнулся. — А начальника штаба генерала Ватутина я слушал с интересом. Мыслит масштабно, смотрит далеко вперёд. Будь моя власть, я бы поменял их местами: Ватутина сделал бы командующим фронтом, а Курочкина — начальником штаба. Давайте предложим этот вариант Верховному? — Глаза у Мехлиса заблестели, видно было, что он загорелся этой идеей и нетерпеливо ждал, что ответит ему Мерецков.
— Лев Захарович, я давно заметил, что в характерах людей вы почему-то ищете негативные черты, — упрекнул Мерецков собеседника. — Но ведь у каждого человека, будь он хоть семи пядей во лбу, есть недостатки. У меня они есть, и у вас тоже…
— И даже у товарища Сталина есть? — прервал его Мехлис, хитро прищурив глаза.
«Хитёр, однако, Лев Захарович, палец ему в рот не клади — откусит!» — отметил про себя Мерецков и сказал равнодушно:
— Я думаю, что Иосиф Виссарионович знает свои недостатки и без нас. Да и не о нём сейчас речь.
— Пожалуй, вы правы, Кирилл Афанасьевич.
Мерецков продолжал:
— Генерал Ватутин мыслит масштабно, умеет заглянуть вперёд, тут вы правы, и вряд ли кто-то вам возразит. Но генерал Курочкин практик! В советско-финляндскую войну он командовал стрелковым корпусом, и командовал хорошо. Я видел его в деле на фронте и могу это засвидетельствовать. А Николай Фёдорович тяготеет к штабной работе. Наберётся опыта и сам станет командующим каким-либо фронтом. Теперь же они дополняют друг друга, и в этом их сила.