Проскочили опушку леса и выехали на просёлочную дорогу. Сквозь тучи проклюнулось солнце, вода в дождевых лужах заискрилась. Где-то вдали громыхали орудийные залпы.
Проехали ещё километра два, и вдруг вдали у леса что-то блеснуло. Кречет, притормозив, до боли в глазах всмотрелся в лесной массив.
— Немцы, товарищ командарм! — крикнул он. — Танки! Один, два, три… — Он резко затормозил, и «виллис» застыл.
Мерецков, толкнув плечом дверцу, вышел из машины, за ним поспешили автоматчики. Метрах в пятистах гулко урчали танки. «Наверное, немцы не заметили машину, не то давно бы открыли по ней огонь», — подумал Мерецков. Он вмиг оценил обстановку.
— Всем в машину! — тихо приказал он. — Надо уходить, на танки с автоматом не пойдёшь!
Кречет круто развернул «виллис». Едва тронулись с места, как немцы заметили машину и открыли по ней огонь. Снаряд разорвался рядом. В лицо Мерецкову дохнуло гарью, дымом. Шум, треск… Очнулся Кирилл Афанасьевич на земле. Он лежал на обочине дороги. Неподалёку горела машина. В ушах у него звенело, он тряхнул головой и ощупал себя: нет, цел и не ранен. Понял, что взрывной волной его отбросило в сторону.
— Товарищ командарм, идите сюда! — услышал Мерецков чей-то голос.
Это был водитель Кречет. Он укрылся в воронке от разорвавшегося снаряда. Мерецков в два прыжка достиг её.
— Бойцы-автоматчики погибли, товарищ командарм, — сказал Кречет, — машина разбита. Что будем делать? Позиции полка Чернова за лесом. Я помню, мы там дрова рубили. Метров семьсот надо пройти лесом, а там большая поляна, где и окопались артиллеристы.
— Будем туда пробиваться, — ответил Мерецков.
Кречет выглянул из воронки, и лицо его посуровело. Вражеский танк ехал в их сторону, к разбитой машине, которая всё ещё горела, изрыгая чёрный густой дым. Вдруг раздался взрыв. Огонь вихрем пронёсся над воронкой, где сидели Мерецков и Кречет.
— Вот гад, бьёт из орудия метко! — выругался Мерецков.
— Да нет же, товарищ командарм, — возразил Кречет, — это взорвался бензобак «виллиса». Перед выездом я заполнил его до отказа бензином. Глядите, сюда идёт ещё один танк, на его броне я вижу автоматчиков!
— Дело швах! — усмехнулся Мерецков. — Гранаты у тебя?
— Так точно, у меня есть ещё две бутылочки «горючки».
— Что ещё за «горючка»? — не понял Мерецков.
— «Коктейль Молотова», как окрестили это наше оружие фрицы, — бутылки с зажигательной смесью. Они в моём вещмешке, я успел его взять, едва загорелась машина. У меня на голове даже волосы чуток обгорели. — Кречет достал из вещмешка бутылку и ласково погладил её. — Эта голубушка спасёт нас: первый танк, что идёт к «виллису», вспыхнет ярким факелом.
— Смотри, не то сам сгоришь! — предупредил бойца командарм.
— А мне всё равно, — грустно бросил Кречет.
— Не понял? — возвысил голос Мерецков.
По лицу Кречета скользнула грустная улыбка.
— Я прибыл на фронт из штрафного батальона.
— Ты что, дезертир?
— Что вы, товарищ командарм! Месяц тому назад нас погрузили в эшелон и направили на фронт. На рассвете эшелон поставили в Ростове на запасной путь, предупредили, что будем стоять часа три, если не больше. Ну, я, значит, и рванул домой к матери. Давно не видел её, хоте лось сказать ей на прощание что-то ласковое. Если бы им знали, товарищ командарм, какой тяжёлой была для меня эта встреча! Мать рыдала, просила, чтобы я поберёг себя… Короче, вернулся я на станцию, а поезд давным-давно ушёл. Там же, на станции, меня задержал военный патруль… Так я оказался в штрафном батальоне. Потом нас бросили на фронт, и я попал в полк Чернова, сейчас вот тут с вами…
— Так ты и есть, Кречет, дезертир!
— А я назвал свой поступок «Прощание с мамой»!
«Кречет… Где я слышал эту фамилию? — неожиданно для себя подумал Кирилл Афанасьевич. Слова водителя врезались ему в голову. „Кречет я, Игорь! От роду двадцать лет, родом из Ростова-на-Дону…“ Так это же сын Татьяны, дочери хирурга Игоря Денисовича! Татьяна Костюк, а по мужу она Кречет… Неужели это её сын?»
— О чём задумались, товарищ командарм? — спросил Игорь, наблюдая из воронки за танками. Двигались они медленно, и это его бесило.
— О тебе думаю… — Мерецков выждал немного. — Теперь я знаю, кто ты. Сын Татьяны Игоревны Кречет, что живёт в Ростове. А её отца, твоего деда, звали Игорем Денисовичем, он был хирургом.
— А вы не тот ли красный конник, которого оперировал мой дед?
— Он самый, Игорь, так что нам сам бог велел выжить в этой схватке… Вот что, дружище, будем уходить, — жёстко сказал Кирилл Афанасьевич. — Ты пойдёшь первым, я тебя прикрою огнём.
— Идите вы, и я вас прикрою огнём, а уж потом пойду сам, — решительно возразил Кречет.
— Я тебя не брошу!
— Нет, товарищ командарм! У вас на плечах целая армия таких солдат, как я, тысячи! За всех вы в ответе…
Он умолк. В это время первый танк подошёл к горящей машине и остановился. Трое солдат спрыгнули с брони и, окружив машину, стали громко говорить о чём-то на своём языке. Они смеялись. Открылся люк, и из него вылезли два немца с пистолетами в руках…
И тут случилось то, чему потом не раз удивлялся Мерецков. Он смотрел из укрытия на хохотавших врагов, и нервы у него сдали. Он выхватил из рук Кречета автомат и открыл огонь. Двоих уложил, а трое припали к земле и открыли ответный огонь.
— Поторопились вы, товарищ командарм! — в сердцах произнёс Кречет. — Извините, но так не воюют. Теперь нам отсюда не уйти. Эти трое возьмут на прицел нашу воронку, а танк даст ход и проутюжит её. — Он схватил Мерецкова за руку. — Уходите! Я вас прикрою, а затем и сам уйду. До леса двадцать шагов, можно и по-пластунски… Сейчас я метну в танк «горючку», он вспыхнет и дымом вас прикроет, ясно?
Бутылка угодила в танк, и он загорелся. Следом за ней Кречет швырнул гранату. Она взорвалась в том месте, где лежали трое немцев. Подул ветер, и клочья дыма накрыли воронку.
— Я пошёл, Кречет, жду тебя в лесу! — И Мерецков короткими перебежками поспешил к лесу…
Мерецков невредимым добрался до штаба полка. Здесь его ждали с нетерпением. Усталый, весь в грязи, в разорванной гимнастёрке, он вышел из леса, и, когда приблизился к блиндажу, в котором размещался штаб, часовой вскинул винтовку и зычно крикнул:
— Стой, кто идёт?!
— Свои, — тяжело дыша, ответил Кирилл Афанасьевич.
— Кто — свои? Назовите пароль!
— Командарм Мерецков — вот мой пароль.
Его встретил полковник… Чернов! Жив-здоров, улыбка на лице.
— Вы, товарищ командарм? — удивился он. — Какими судьбами? Меня о вашем прибытии в полк никто не информировал.
— Как? — удивлённо вскинул брови Мерецков. — Мне сказали, что полковник Чернов тяжело ранен.
— Ранен был не я, а другой Чернов, связист наш, — смутился Чернов. — Меня чуток задело в плечо. Когда на левом фланге финны смяли нашу оборону, я бросил туда не сколько танков, и нам удалось выстоять. Когда возвращался в штаб после боя, меня и зацепил шальной осколок от снаряда.
— Я тоже попал в переплёт, — едва не выругался Мерецков. — Ехал к вам, «виллис» подбили немецкие там кисты, двоих ребят из моей охраны убило наповал, а я и водитель остались живы. Сидели в воронке от снаряда, на нас шли два танка. Я бросился в лес, боец прикрыл меня своим огнём. Но выбрался ли он оттуда, мне неведомо. Ты бы навёл справки! Понимаешь, этот боец-водитель оказался сыном моей давней знакомой ещё с двадцатых годов. Её отец лечил меня на фронте. Зря, видно, я оставил парня одного, теперь вот душа болит, жив ли он.
— Как его фамилия? — спросил Чернов.
— Игорь Кречет. Из штрафбата он к тебе прибыл…
— Сейчас узнаю о нём у командира батальона. — Чернов позвонил по полевому телефону. — Кто на проводе? Это ты, Сергей Петрович? Да не обо мне речь, я жив-здоров, правда, осколок плечо задел, но всё зарубцуется. Кто держит у тебя оборону в районе озера, что у лесной поляны? Сам туда ездил с танкистами? Ну и что? Уничтожены три немецких танка, которые пытались зайти батальону в тыл? Так вот там, где ты увидел сгоревший «виллис», едва не погиб командарм Мерецков. Это была его штабная машина, а вёл её рядовой Игорь Кречет… Да-да, он прибыл к нам из штрафбата. Знаешь такого?.. Он поджёг два танка и сам погиб? Жаль парня… Ну, будь здоров, Сергей Петрович… Да, я слушаю… Батальону помогли танки соседнего полка? Это же здорово, так сказать, взаимная выручка… Враг готовит под утро новую атаку? А ты сам атакуй его, но ни шагу назад!
— Узнал что-нибудь? — спросил Мерецков, когда увидел, что Чернов положил трубку.
— Плохие вести, Кирилл Афанасьевич. — Рука Чернова потянулась к столу, где лежала карта. Он нагнулся к ней и показал то место, где противник обстрелял машину командарма. — Неподалёку наши люди увидели два сгоревших танка…
— Это Кречет поджёг их «горючкой»: в один танк он бросил бутылку при мне, а вторую машину запалил, когда я уже ушёл в лес. Но где он сам, жив ли?
— Комбат объявил мне, что рядовой Кречет погиб. Его обгоревшее тело нашли рядом с воронкой от снаряда.
Чернов увидел, как изменилось выражение лица командарма, оно словно окаменело. Он поспешно заговорил о том, что традиция «сам погибай, а командира выручай» живёт в армии.
— Я считаю, что рядового Игоря Кречета надо наградить орденом посмертно, и этот орден выслать его матери: хоть какое-то ей будет утешение… — произнёс Мерецков. Что скажешь?
— Я сам хотел вас об этом попросить, — вздохнул Чернов. — Парень уничтожил два танка, вас спасал…
— Тогда оформи это приказом, и я подпишу, — распорядился командарм. — Узнай у комбата, похоронены ли бойцы, погибшие в машине.
— Хорошо, Кирилл Афанасьевич, я всё сделаю, — заверил его Чернов.
— Родом Кречет из Ростова, — грустно продолжал Мерецков. — У меня есть адрес его матери. После войны обязательно съезжу к ней и поведаю, как погиб её сын. А сейчас напишу ей короткое письмо, дай мне листок бумаги…
Пока Мерецков писал, полковник Чернов вместе с начальником штаба уточнили рубежи обороны и нанесли на карту все данные. К тому же разведчики полка побывали в тылу у врага и добыли ценные сведения. Теперь Чернов был готов проинформировать командарма.