Две ночи подряд громыхали орудия, и лишь на утро третьего дня наши войска выбили немцев из Лазаревичей. В это время неожиданно Мерецкову позвонил заместитель начальника Генштаба генерал Василевский.
— Как дела, Кирилл Афанасьевич, что нового? — спросил он.
— Сражаемся с немчурой, Александр Михайлович, — пробасил в трубку Мерецков. — На днях Тихвин освободили…
— Знаю! — прервал его Василевский. — У меня для вас новость: Верховный приказал вам вместе с начальником штаба генералом Стельмахом прибыть в Ставку. До встречи!..
Генерала Стельмаха Кирилл Афанасьевич знал давно. До войны он преподавал в Военной академии Генштаба, и они часто обсуждали проблемы обучения и воспитания войск Красной Армии. В июне Стельмаху было присвоено звание генерал-майора, а Мерецков стал генералом армии.
— Отстал я от вас, Кирилл Афанасьевич, — развёл руками Стельмах. — Ещё одна ступенька, и вы — маршал!
— Так я старше тебя! — возразил Мерецков.
— Всего-то на три года…
— И ты будешь генералом армии, дай срок, — утешил его Кирилл Афанасьевич.
(Этому не суждено было случиться: генерал Г. Д. Стельмах погиб в бою 21 декабря 1942 года. — А. 3.).
Мерецков никак не мог уснуть и всё ворочался на нарах. Слышал, как в железной печурке потрескивали дрова, навевая грусть. Поездка в Ставку волновала его. Неужели Верховный им недоволен? Эта мысль не покинула его и тогда, когда они с начальником штаба садились в самолёт.
Долго летели в тёмном облачном небе. Наконец «Дуглас» приземлился на Центральном аэродроме в столице. А через час они уже были в Генштабе. Встретил их генерал Василевский.
— Может, скажешь, дорогой Александр Михайлович, зачем вызвали нас в Ставку? — Мерецков задержал его руку в своей руке, приветствуя.
— Скажу, Кирилл Афанасьевич! — Василевский подал им стулья. — Решено образовать Волховский фронт. По дробности завтра утром в Ставке. Вам быть у Верховного к девяти ноль-ноль!
— Новый фронт — это то, что необходимо сейчас! — весело промолвил Кирилл Афанасьевич.
— Так что оба отдыхайте с дороги, а утром ждём вас! Да, а где вы будете ночевать? — спохватился Василевским. Вы, Кирилл Афанасьевич, наверное, пойдёте домой, у вас ведь жена в столице, а куда вы собираетесь, Григорий Давидович?
— У меня есть где остановиться в Москве, — смутился Стельмах.
Он ушёл, а Мерецков задержался.
— У меня к тебе личная просьба, Александр Михайлович, — сказал Кирилл Афанасьевич, озабоченно глядя на него. — Нужно позвонить в Ташкент генералу Ковалеву…
— В Бронетанковую академию? — удивился Василевский. — Чего вдруг?
— Сын мой Володька там учится. Когда я сидел на Лубянке, он подал военкому заявление с просьбой призвать его в Красную Армию, а тот направил его на учёбу в академию. В октябре она эвакуировалась в Ташкент, и сын теперь там.
— Не знал я, что ваш сын учится на танкиста, — произнёс Василевский. — А мой Юрка пожелал быть авиатором и тоже учится… А Ташкент вам сейчас дадут.
Мерецков переговорил с генералом Ковалевым, затем с сыном. Положив трубку, он скосил глаза на Василевского.
— Побеседовал с сыном, и на душе стало легче. — Кирилл Афанасьевич встал. — Ну, я пошёл.
Василевский напомнил ему, что завтра надо явиться к Верховному в девять ноль-ноль.
— Не любит он, если кто-то приходит с опозданием.
— Я это знаю, так что не переживай, будем со Стельмахом вовремя.
Мерецков вошёл в кабинет Верховного и застыл у двери, не зная, то ли садиться к столу, то ли представиться. Щемящее чувство некстати вкралось в душу, под глазом забилась тонкая жилка. Наконец вождь встал с кресла и подошёл к Мерецкову. Поздоровавшись за руку с ним и генералом Стельмахом, он пригласил их сесть за стол.
— Как долетели? — На лице Верховного появилась мягкая улыбка.
— Без происшествий, — коротко изрёк Мерецков.
— Вам повезло, Кирилл Афанасьевич, — подал голос Жданов. — А вот когда мы летели с генералом Хозиным, наш самолёт обстреляли «юнкерсы».
Мерецков осмотрелся. Люстра, висевшая над столом, горела ярко и слепила глаза. Напротив сидел Молотов, чуть поодаль от него — Маленков. На другой стороне стола сидели командиры Ленинградского фронта: генерал Хозин и Жданов, командующий 26-й армией (в конце декабря она была переименована во 2-ю ударную армию), генерал Соколов, командарм 59-й генерал Галанин. Мерецков сел рядом с Хозиным. Толкнув Кирилла Афанасьевича в бок, Хозин тихо спросил:
— Почему не дал знать мне, что освободил Тихвин?
— Некогда было, — так же тихо ответил Мерецков. Он хотел ещё что-то сказать, но с места поднялся маршал Шапошников и заговорил о том, что Верховный Главнокомандующий поручил ему доложить обстановку, сложившуюся под Ленинградом. Хотя она и стабилизировалась, немцы не отказались от идеи захвата города. Они вновь активизировали свои действия и в начале ноября захватили Тихвин, лишив Ленинград последней железной дороги, по которой через Вологду шло снабжение города. Ставка направила туда генерала армии Мерецкова, и Тихвин был освобождён.
Услышав свою фамилию, Кирилл Афанасьевич почувствовал, как щёки его запылали.
— Товарищ Мерецков сделал всё, что ему было поручено, хотя у него не хватало войск, оружия и боеприпасов, подал реплику Сталин. — Но Ленинград по-прежнему и опасности, и Ставка не может этого не видеть. — Верховный взглянул на Шапошникова. — Продолжайте, Борис Михайлович.
Шапошников стоял у стола, чуть ссутулившись, его лицо было необычно строгим, а голос с хрипотцой свидетельствовал о напряжении, с которым он говорил.
— Если посмотреть на карту, которая висит перед вами, — снова заговорил маршал, — то нетрудно увидеть, как осложнилась ситуация на северо-западном направлений. Назрел момент, когда надо объединить армии, действующие к востоку от реки Волхов. С этой целью Ставка приняла решение образовать Волховский фронт Какова его задача? — спросил начальник Генштаба и сам же ответил: — Содействовать срыву вражеского наступления на Ленинград! Это на первом плане. А когда обозначится успех, совместно с Ленинградским фронтом освободить Ленинград от блокады и разгромить войска группы армий «Север».
— Товарищ Хозин, что вы на это скажете? — Сталин смотрел на генерала с прищуром, словно брал его на прицел. — Или, быть может, решение задачи вам не под силу?
Генерал Хозин легко, без раздумий заявил, что войска Ленинградского фронта, коим ему доверено командовать, выполнят свою задачу. У него на этот счёт сомнений нет. А вот как поведёт себя Волховский фронт — знать ему не дано, всё будет зависеть от того, кто станет им командовать.
— Мы с Хозиным, товарищ Сталин, подсчитали наши силы и уверены, что успех обеспечен, — неспешно произнёс Жданов.
— Ну вот и договорились. — Сталин взглянул на Шапошникова. — Кого Генштаб предлагает назначить командующим Волховским фронтом?
— Генерала армии Мерецкова! — Маршал Шапошников помолчал, потом добавил: — Кандидатура достойная.
У Кирилла Афанасьевича ёкнуло сердце. Голос Верховного вернул его к действительности.
— Товарищ Мерецков, как вам новое назначение?
— Постараюсь, — с трудом выдохнул тот.
«Постараюсь…» — повторил про себя Сталин, огорчившись, что не услышал ни слов благодарности за доверие, ни заверений в успехе на новом фронте. Словом, сдержанность Мерецкова ему не понравилась. Впрочем, он тут же подумал, что Мерецков не льстец, как Ворошилов, Кулик или Мехлис. Он такой, какой есть. Чем-то даже похож на Жукова, прямой и твёрдый, но не вспыльчив, как тот, и без гонора. Прав был Молотов, когда однажды сказал ему о Мерецкове: «Ты, Иосиф, правильно сделал, что не дал Берии расправиться с ним, он тебя ещё не раз выручит». Сталин поднял голову и только сейчас заметил, что Мерецков стоит у стола, опустив руки по швам.
— Вы хотите сказать, что оправдаете оказанное вам доверие? — усмехнулся Сталин.
— Да! — резко отозвался Кирилл Афанасьевич. — Извините, товарищ Сталин, я не привык давать торжественные обещания. Не в моём это характере. Но долгу всегда был и буду верен!
Верховный вскинул глаза на маршала Шапошникова.
— Теперь давайте согласуем назначения должностных лиц фронта. Товарищ Мерецков, кого вы предлагаете на должность начальника штаба фронта?
Мерецков назвал генерала Стельмаха. Возражений не последовало. Но, когда он предложил назначить командующим 7-й армией генерала Гореленко, Сталин метнул на него недобрый взгляд.
— Мы же недавно освободили его от командования этой армией! — сердито произнёс он и неприязненно посмотрел на начальника Генштаба маршала Шапошникова. — Борис Михайлович, это похоже на сделку!
— Ничуть! — мягко возразил маршал. — У командарма могут быть ошибки, будь он хоть семи пядей во лбу. Были срывы и у генерала Гореленко, но он извлёк из них надлежащий урок и в ходе боев на волховском направлении проявил зрелость. Так, Кирилл Афанасьевич?
— Совершенно верно, Борис Михайлович, — бойко отозвался Мерецков. — Став командармом 7-й, он нас не подведёт. — Кирилл Афанасьевич перевёл взгляд на Верховного. — Я прошу вас, Иосиф Виссарионович, одобрить это назначение.
— Два военачальника против одного, — усмехнулся Сталин. — Что мне остаётся делать? Сдаюсь без боя! — весело констатировал он.
— Разрешите, товарищ Сталин? — В дверях появился Поскрёбышев. — Вам звонит командующий Калининским фронтом генерал Конев.
Верховный снял трубку с аппарата ВЧ.
— Что у вас, товарищ Конев? — спросил Сталин, услышав бодрый голос комфронтом.
— Мои войска освободили город Калинин! Я докладываю вам с КП фронта. 9-я немецкая армия имела преимущество в артиллерии и танках, но нам удалось сокрушить её.
— Трофеи есть? — поинтересовался Верховный.
— Есть, — гулко прозвучал голос Конева. — Тридцать один танк, девять самолётов, около двухсот орудий и более тысячи автомашин. Остальная вражеская техника подсчитывается.
Генерал Конев, видимо, ожидал, что Сталин его похвалит, но тот вдруг сказал: