Мерецков вздрогнул, словно Жуков уличил его в чём-то плохом.
— Разве ты кусаешься? — улыбнулся Кирилл Афанасьевич. Он снял шинель, повесил её на вбитый кем-то в стенку гвоздь рядом с шинелью Жукова и присел к столу. — Понимаешь, меня к тебе назначили с повышением, но мне бы хотелось иметь большую самостоятельность. Моя армия, мои солдаты, мои бои… Понимаешь, Георгий, о чём я?
— Хочешь иметь свою армию?
— Да! Там я принесу больше пользы. Я всегда был честным перед тобой и таковым останусь. Но у меня такая просьба. Ты не обиделся?
— Да ты что?! — Голос у Жукова неожиданно потеплел, а глаза заблестели. — Я тебя понимаю, и ты по-своему прав. Но сам решить этот вопрос не могу. Когда буду в Ставке, переговорю с Верховным. Хорошо?
— Стану ждать с нетерпением.
— Давай у меня перекусим, а затем поезжай, Кирилл, на Калининский фронт и детально разберись, что там происходит. Если потребуется, принимай решение на месте, потом мне доложишь. У нас здесь беда случилась. Мы потеряли командарма генерала Ефремова…
Мерецков хорошо знал Ефремова, своего ровесника и боевого друга, и слова Жукова больно кольнули его.
— Как это произошло? — спросил он.
Что-то угрюмое появилось в лице Жукова, оно посерело.
— Он застрелился, — выдохнул он и пояснил.
33-я армия генерала Ефремова вела бои за Наро-Фоминск и Боровск. Она дошла до Вязьмы, и здесь её остановила 4-я танковая армия гитлеровцев. Сзади линия фронта сомкнулась. Ефремов отдал войскам приказ повернуть на юго-запад, в направлении на Ельню и Дорогобуж. Бойцы с боями выходили из окружения. Ефремова тяжело ранило, его пытались вывезти в тыл, но не смогли. Не желая попасть к немцам в плен, он пустил пулю в себя. Человек воевал за Родину, и воевал геройски, и вот его уже нет. Да, война жестокая штука, сегодня ты на коне, а завтра — с седла на землю. Слушая Жукова, Мерецков притих.
— Жаль Михаила…
— А мне, думаешь, его не жаль? — вздохнул Жуков и жёстко добавил: — Ладно, хватит этих разговоров, у меня от них сердце щемит. Поезжай на Калининский фронт, посмотри, как дела у генерала Конева. Человек он цепкий, характером строг. Да ты его хорошо знаешь! И всё же у него есть там проблемы.
Губы Мерецкова тронула лёгкая улыбка.
— Характер у Ивана Степановича крутой, не любит он, когда ему указываешь на недоработки. Мы с ним одногодки.
— А ты разве любишь? — усмехнулся Жуков. — Я тоже не люблю, но ради дела стараюсь приглушить в себе самолюбие и делаю всё так, как надо.
— Скажи, Георгий, какова обстановка на западном направлении?
— Если коротко, то ситуация такова. — Жуков твёрдыми шагами подошёл к висевшей на стене карте. — Наши войска стремятся перерезать железные дороги Смоленск — Гжатск и Вязьма — Брянск…
— Чтобы замкнуть кольцо окружения за спиной гитлеровских войск на Ржевско-Вяземском плацдарме, не так ли? — прервал его Мерецков.
— Твоя мысль верна, — согласился Георгий Константинович. — Но это одна задача. Вторая, не менее важная, — ликвидировать Демянский выступ. А немцы хотят пробиться от Демянска мимо Селигера к Ржеву, чтобы отсечь войска левого крыла Северо-Западного фронта и часть войск Калининского. Конев заявил мне, что у него уже разболелась голова от раздумий, как лучше «усмирить фрицев» на этом направлении. Подскажи ему наиболее разумный удар по врагу.
Мерецков взглянул на карту и заметил, что в предстоящих боях, как ему кажется, особое значение, если не решающее, будут иметь фланговые группировки войск.
— Факт, Кирилл, именно там развернутся основные бои! — воскликнул Жуков. Он помолчал. — Ну, мне пора в Генштаб, а ты поспешай к Коневу.
У Мерецкова отлегло с души. Жуков согласен с ним, верит ему, а коль так, то наверняка поможет. Так оно и случилось. Когда он ехал к Коневу, Жуков уже был в Ставке. В кабинете Сталина находились Берия и Маленков. Жуков доложил Верховному обстановку на Западном фронте, решил с ним ряд вопросов и хотел было высказать просьбу Мерецкова, но Сталин сам заговорил о нём.
— Мерецков прибыл?
— Прибыл, — ответил Жуков. — Я побеседовал с ним, дал задание, он поехал к Коневу на Калининский фронт.
— А почему мне не сообщили? — Глаза Сталина холодно блеснули.
— Собирался сделать это позже.
— А надо было сразу доложить, — подал голос Берия. Сквозь очки он, казалось, обстреливал Жукова.
— У вас всё? — спросил вождь.
— Есть вопрос. Мерецков просит дать ему армию.
Сталин рывком повернул к нему голову.
— Он не хочет быть у вас заместителем?
— Мерецков просит дать ему армию, чтобы самостоятельно поработать. — Жуков сцепил зубы, чтобы не сказать лишнего. Щёки у него побелели. Он добавил, тщательно подбирая слова: — Мерецков благодарен вам за оказанное доверие, но ему хотелось бы командовать армией, чтобы проверить себя, на что способен.
— Ваше мнение?
— Полагаю, просьбу надо удовлетворить.
Сталин ответил не сразу. Он прошёлся по кабинету, затем вернулся к столу, о чём-то размышляя. Наконец взглянул на Жукова.
— Мы дадим товарищу Мерецкову армию, — усмехнулся он. — 33-ю, что сражалась под Вязьмой, хотя она и позволила немцам окружить себя.
— Мы дадим Мерецкову пустую армию? — возразил Жуков. — Там и командовать пока некем. Она же вышла из окружения с большими потерями!
— Мерецков эту армию воссоздаст, у него в этом деле большой опыт, так ему и передайте. Приказ о его назначении сегодня подготовит Маленков, а я подпишу его.
Так генерал армии Мерецков стал командующим 33-й армией. Он заверил Жукова, что не подведёт его.
— Ты сам говорил, что я человек дела. А воля у меня есть.
— Одной воли мало, Кирилл, — покосился на него Жуков. — Ты к делу ещё сердце приложи, тогда и пожнёшь плоды. Я вот поторопился и дал промашку. Был уверен, что под Вязьмой мы легко разобьём немцев, но ошибся. Мы переоценили возможности наших войск и недооценили силы противника. Орешек оказался крепче, чем мы предполагали. Теперь же самым беспокойным местом, — продолжал Георгий Константинович, — остаётся неправильный по форме многоугольник Калининского фронта.
Жуков, занятый по горло крупными проблемами, не мог вникать во все детали обстановки на нескольких фронтах сразу. А между тем от этих деталей во многом зависел исход предстоящей летней кампании. «Вот почему я и отправился на правый фланг западного направления», — отмечал Мерецков.
Командующий фронтом генерал Конев, человек не робкого десятка, хорошо знавший Кирилла Афанасьевича, встретил его тепло. А когда зашла речь о ситуации на фронте, он заявил, ничуть не смущаясь:
— Мои войска готовы к сражению! — Высокий, плечистый, с открытым худощавым лицом и скромным взглядом, он ел глазами своего гостя.
Мерецков тем не менее сдержанно воспринял его заявление.
— А вот, Иван Степанович, мы проверим. Ты же знаешь Жукова, он весьма строг, на глазок ничего не принимает.
— С чего начнём? — спросил Конев, стараясь сдержать свои эмоции. — Может, поедем к танкистам?
— Нет, дружище, давай начнём с правого фланга. Как у вас там налажена оборона? Танки везде могут проложить себе дорогу, а вот пехоте, царице полей, сделать это весьма тяжело…
«Хитёр, однако, Кирилл!» — отметил в душе Конев.
У Мерецкова была теперь своя, 33-я армия, и он, едва вернувшись от Конева, с головой окунулся в её проблемы. Почти два месяца, не зная покоя и отдыха, Кирилл Афанасьевич сколачивал армию. Казалось, у него появилось второе дыхание. Молодых бойцов, не нюхавших пороха, он «обкатывал» в условиях танковых атак противника, командиров учил взаимодействию с фронтовой авиацией и артиллерией, ночные учения проводил с целью прорыва вражеской обороны, форсирования минных полей… За всем этим была усталость, бессонные ночи. Но мысль о том, что армия стала полнокровной и готова решать боевую задачу, радовала его.
— Знаешь, Георгий, сейчас я могу с полной ответственностью заявить, что армия своё слово скажет! — признался он как-то Жукову. — Будь жив мой друг Миша Ефремов, он не узнал бы свою армию.
Жуков, однако, скептически заметил:
— Скоро поведёшь её в бой, вот тогда и поглядим, как она будет воевать. Но то, что ты уже сделал, я ценю высоко!..
И вдруг в начале июня, когда Мерецков находился у танкистов, Жуков срочно вызвал его к себе, добавив привычные слова: «Я жду!» Мерецков приехал на «газике» в полевой форме, даже не успев помыть испачканные в глине сапоги. Георгий Константинович облегчённо вздохнул:
— Наконец-то разыскал тебя. Сюда трижды звонил Сталин, требовал, чтобы ты немедленно прибыл к нему.
— Зачем? — удивился Мерецков.
— Сам не знаю, а спрашивать Верховного было неудобно.
Мерецков насторожился. Не затем ли вызывают его в Кремль, чтобы арестовать, как это случилось с ним на второй день после начала войны? От этой мысли у Кирилла Афанасьевича жгучим холодом окатило спину. Жуков увидел, как лицо его отчего-то посерело, стало неживым, цвета воска. Он стоял растерянный.
— Ты чего? — жёстко спросил Жуков.
Мерецков очнулся от раздумий.
— Гадаю, зачем меня требует вождь…
— Такого, как тогда, на второй день войны, с тобой больше не повторится, — твёрдо заявил Георгий Константинович. — Так что гони прочь от себя недобрые мысли, садись в машину и поезжай в Кремль!
В приёмной сидел Поскрёбышев и что-то сосредоточенно писал. Увидев Мерецкова, он едва ли не вскочил с кресла.
— Вас давно разыскивает товарищ Сталин! — воскликнул он, здороваясь с Мерецковым за руку. — Где вы были? Даже Жуков долго не мог вас найти. Одну минуту, у Хозяина в кабинете заседает Политбюро. Я доложу…
Через минуту Поскрёбышев вышел.
— Заходите, вас ждут…
Увидев Мерецкова, Сталин встал и окинул его пристальным взглядом.
— Даже полевую форму не сняли? — усмехнулся он. — На сапогах комья глины, а?
— Виноват, товарищ Сталин. Проводил с танкистами учения, переодеться не успел, — смутился Мерецков.
— Сколачиваете 33-ю армию? — спросил Сталин.