— Я говорил по ВЧ с генералом Говоровым и его тоже предупредил на этот счёт, так что имей в виду, — сказал Георгий Константинович, глядя на Кирилла Афанасьевича.
Он хотел закурить, но в портсигаре было пусто, и он попросил папиросу у Ворошилова. Тот достал из кармана пачку папирос и нечаянно уронил на пол фотокарточку, которую перед самым отъездом на Волховский фронт ему вручил фотокорреспондент «Красной Звезды». Жуков поднял её.
— Кто это? — спросил он, разглядывая лейтенанта в форме лётчика. — Мне знакомо это лицо, где-то я видел его.
— Это же сын Михаила Фрунзе — Тимур! — Ворошилов взял фотокарточку и спрятал её в карман. — Когда после операции в двадцать пятом Фрунзе умер, я взял на воспитание его детей — сына Тимура и дочь Таню. — Он вздохнул. — Потом Тимур окончил военную авиашколу, в сорок первом стал лётчиком. Участвовал в боях под Москвой…
— Тимура Фрунзе уже нет, — грустно промолвил Жуков. — Девятнадцатого января сорок второго года в воздушном бою на него напали восемь немецких самолётов, два из них Тимур сбил, но и сам погиб. На имя Верховного мы тогда послали реляцию, чтобы ему присвоили звание Героя Советского Союза посмертно, что и было сделано.
— Героем Тимур стал, но я зол на авиаторов, которые не уберегли сына легендарного Михаила Фрунзе, — грустно произнёс Ворошилов.
— Мне говорили, что парень он был горячий, рвался и самое пекло, у него был характер отца. — Жуков помолчал. — Вот что, Кирилл Афанасьевич. Я хотел бы побывать в войсках. Через два дня тут поднимется свинцовая буря, и важно поговорить с бойцами и командирами, какое у них настроение, может, штаб что-то упустил, есть время поправить… Давай вместе съездим, а маршал Ворошилов обговорит некоторые вопросы с начальником штаба. Вы, Климент Ефремович, поедете с нами?
— У меня есть вопросы к начальнику штаба, — улыбнулся маршал, — так что поезжайте…
В ночь на 12 января войска Волховского фронта заняли исходное положение, а сутки спустя 14-я воздушная армия генерала Журавлева нанесла массированный удар по вражеским позициям. Взрывы сотен бомб перепахали землю. Затем заработала артиллерия, более двух часов она обрабатывала передний край врага, потом наши дивизии ринулись вперёд. На участке, где была особенно крепка оборона гитлеровцев, весь день шёл ближний бой, нередко наши бойцы сходились с немцами в рукопашной схватке, наконец гитлеровцы не выдержали и стали сдаваться в плен. Узел сопротивления противника был уничтожен, и 327-я стрелковая дивизия, позже переименованная за мужество и стойкость в 64-ю гвардейскую, с ходу атаковала 207-ю охранную дивизию немцев, обходя её с севера.
В разгар боев на КП фронта поступило донесение о том, что на станцию Мга прибывают немецкие пехотные и танковые части и генерал-фельдмаршал Кюхлер, командуя войсками, бросает их в сражение, стремясь остановить наступление войск Волховского фронта.
Всю ночь не утихали бои. По всей линии фронта горели яркие огни: то взрывались бомбы и снаряды, то в небо взлетали ракеты и тысячи трассирующих пуль, то открывали ураганный огонь по вражеским позициям гвардейские миномёты. Генерал армии Мерецков уверенно руководил боем. Связь действовала непрерывно, и комфронтом по ходу боев постоянно связывался с командармами и комдивами, отдавая необходимые распоряжения. Когда ему сообщили, что генерал-фельдмаршал Кюхлер бросил в бой свежие силы, сняв войска с других участков, Мерецков вызвал на связь комдива 18-й генерала Овчинникова, чья дивизия входила во второй эшелон, и приказал нанести удар по противнику. Поддержанная 98-й танковой бригадой, эта дивизия прорвалась к Рабочему посёлку. Преодолевая сопротивление врага, сюда с запада подходила 186-я дивизия Ленинградского фронта. Вражеская оборона трещала по всем швам, всё уже становилась полоса, отделявшая Волховский фронт от Ленинградского.
— Товарищ командующий, осталось преодолеть один километр! — необычно громко доложил генерал Шарохин.
На седьмые сутки упорных боев рано утром 18 января волховчане сделали решающий бросок и смяли остатки вражеских войск. В снежной пелене волховчане увидели солдат в белых халатах, приближавшихся к Рабочему посёлку. Как по команде, те подняли автоматы выше плеча. Свои, ленинградцы! Волховчане и ленинградцы обнимали друг друга, и с их горячих губ срывалось одно великое слово — победа!..
К зоне прорыва подъехал на «виллисе» генерал армии Жуков. Он вышел из машины, и бойцы сразу его окружили.
— Молодцы, ребята! — Громкий голос Георгия Константиновича разорвал морозный воздух. — Так и надо бить фашистов, чтобы не зарились на нашу землю!..
Жукову в этот день, день завершения прорыва блокады, было присвоено звание Маршала Советского Союза.
Мерецков, переговорив по телефону с командармом 2-й ударной, вскинул затуманенные глаза на генерала Шарохина.
— Блокада Ленинграда снята, Михаил Николаевич. Ты рад? Я тоже… — Голос у комфронтом слегка сорвался, и начальник штаба увидел слезинки на его глазах. — Жуков находится в зоне прорыва, я мигом подскочу туда на машине, посмотрю, что там делается.
Вернулся он на КП через час весь в снегу, раскрасневшийся от мороза, ввалился в комнату штаба, не раздеваясь, порывисто снял трубку с аппарата ВЧ и позвонил в Ставку. Ему ответил знакомый голос. Кирилл Афанасьевич так разволновался, что даже не поздоровался с Верховным, на одном дыхании выпалил:
— Товарищ Сталин, докладывает генерал армии Мерецков. Мои войска и войска Ленинградского фронта прорвали вражеское кольцо! — Он ощутил толчки сердца.
— Наконец-то ленинградцы могут вздохнуть полной грудью! — весело отозвался Верховный. — Поздравляю вас с большим успехом, Кирилл Афанасьевич! Я жду доклада от Жукова. Где сейчас представители Ставки?
Мерецков ответил, что генерал армии Жуков находится в месте прорыва блокады, в войсках 2-й ударной армии генерала Романовского, а маршал Ворошилов — на КП Ленинградского фронта.
— А как у вас работает товарищ Мехлис? — вдруг спросил Верховный.
— Скажу вам, как на духу: для подготовки операции «Искра» он сделал немало, и я доволен.
— Теперь товарищ Мехлис, как я понял, признал ваш стиль работы! — усмехнулся в трубку Сталин. — Это уже хорошо. Вечером Москва будет салютовать вам в честь прорыва блокады. Ещё раз поздравляю вас с успехом!..
Положив трубку, Мерецков обернулся и лишь сейчас увидел Мехлиса. Он стоял в двух шагах и слышал весь разговор.
— Кирилл Афанасьевич, я хочу вам сказать… — Мехлис зарделся и стал похож на провинившегося школьника. — Помните нашу ссору на Северо-Западном фронте? Я тогда был неправ.
— Я давно об этом забыл. — Мерецков тронул его за плечо. — Почему такой грустный, Лев Захарович? Радуйся, мы же прорвали это дьявольское кольцо, и нам самим стало легче дышать, а уж ленинградцам и подавно! — После паузы он добавил: — А Жуков уже маршал! Мне сообщил об этом Сталин.
— Надо бы поздравить Георгия Константиновича, — предложил Мехлис.
— Он уехал в Ленинград к генералу Говорову. — Мерецков подозвал к себе начальника штаба Шарохина и спросил, какова ширина коридора, пробитого между фронтами.
— Невелика, товарищ командующий, восемь-десять километров. А что вас волнует?
Кирилл Афанасьевич пояснил, что немцы могут снова начать атаки, вряд ли они смирятся с поражением.
Мехлис разделял его тревогу.
— Если Гитлер надавит на Кюхлера, что тому останется делать? Идти ва-банк!
Случилось именно так, как говорил Мерецков. Интуиция не подвела его и в этот раз. Позже стало известно, что, когда Гитлеру доложили о прорыве блокады Ленинграда, он тут же связался по телефону с генерал-фельдмаршалом Кюхлером и приказал ему бросить в сражение все силы, но взять реванш и вновь замкнуть кольцо осады.
Кюхлер двинул танки на волховчан, но те, отчаянные и закалённые в боях, сдержали их натиск. Как ни пытались немцы прорваться к заветному коридору, им это не удалось: там уже стали прокладывать железнодорожную ветку прямиком на Ленинград, а когда она была готова, Мерецков лично отправил в голодный город первый эшелон с продовольствием. Ставка возложила на Волховский фронт ответственность за доставку всех грузов в город, и Кирилл Афанасьевич за этим строго следил. Здесь уж было где приложить руку «пробивному» Мехлису. Лев Захарович нередко сам «выбивал» из различных наркоматов в Москве всё, что требовалось Ленинграду. Скупой на похвалу Мерецков на Военном совете воздал должное Мехлису и даже сообщил ему, что будет, ходатайствовать перед Верховным о награждении его орденом. Мехлис, хотя ему приятно было это слышать, сдержанно ответил:
— Я делаю всё, что могу, но не ради наград…
Мерецков понимал, что на отстаивание коридора в пробитом блокадном кольце уйдёт немало времени, и он не ошибся. Весь 1943 год на рубежах Волхова шли упорные бои, они то затухали, то снова вспыхивали. Особенно ожесточённо оборонялись немцы во время Мгинской операции. Гитлеровское командование пыталось часть сил перебросить из-под Ленинграда на Орловско-Курскую дугу, где в те дни шло великое сражение. Но генералы Мерецков и Говоров силами своих фронтов сковали немецкую группировку, и врагу это не удалось.
Вскоре наступил конец и «Северному валу», который был сокрушён в результате проведения Новгородско-Лужской операции, и, когда в Ставке о ней зашла речь, Кирилл Афанасьевич признался, что эта операция стала для него переломной.
— В каком смысле? — не понял его маршал Василевский (это звание ему присвоили в феврале 1943 года после разгрома немецко-фашистских захватчиков под Сталинградом, где начальник Генштаба курировал фронты).
Мерецков пояснил, что во время проведения Новгородско-Лужской операции он почувствовал, что может диктовать врагу свою волю. Разработал план сражения и полностью провёл его в жизнь!
— А раньше у вас такой уверенности не было? — спросил Сталин.
Мерецков заметил, что раньше для такой уверенности не было субъективных и объективных условий. Взять, например, Синявинскую операцию осенью сорок второго года. Он горел желанием сломить оборону врага и снять блокаду Ленинграда, но ничего из этого не вышло. Почему? Не хватало войск, боевой техники, боеприпасов, даже снаряды и мины он лично распределял по соединениям. Да и опыта воевать в лесах и болотах было маловато. Теперь со всем этим стало намного легче.