Дверь приоткрылась, и на пороге появился Молотов. Поздоровавшись с Мерецковым, он прошёл к столу и сел рядом с вождём. А Сталин, покуривая трубку, вскинул глаза на Кирилла Афанасьевича.
— Хотите повоевать на западном направлении? — спросил он. — Не получится! Ваша стихия — север, там вы чувствуете себя как рыба в воде. Всё вам там знакомо, у вас большой опыт ведения наступательных операций в сложных условиях лесисто-болотистой местности. Поэтому Ставка назначила вас командующим Карельским фронтом. Другого посылать на север нет смысла, он лишён всего того, что имеете вы, а учить его нет времени. Так что вам и карты в руки.
«Против таких доводов возражать было трудно, — писал позднее Кирилл Афанасьевич. — Далее Ставка сформулировала в общих чертах стоявшую перед Карельским фронтом задачу: за летне-осеннюю кампанию 1944 года освободить Карелию и очистить от немецко-фашистских войск Петсамскую (Печенгскую) область в ходе широких наступательных действий».
Потом разговор зашёл о Финляндии. Сталин сказал, что разгром немцев под Ленинградом и Новгородом резко отразился на настроениях финского правительства и оно запросило Советский Союз, на каких условиях Финляндия может выйти из войны. Молотов довёл до их сведения наши требования.
— Какие это условия? — спросил Мерецков.
Молотов перечислил их: разрыв отношений с Германией, интернирование с её территории немецких войск и отвод войск финнов к границам 1940 года.
— Это основные наши требования, — пояснил Сталин, — деталями займёмся позже. Так что при планировании операций особое внимание уделите северному участку фронта, где находятся лишь немецкие войска.
— Ясно, товарищ Сталин, — отозвался Мерецков, делая пометки в своём рабочем блокноте.
— У меня недавно был маршал Ворошилов, — продолжал с лёгкой иронией Верховный. — Он поведал мне забавную историю. Когда в прошлом году зимой шли тяжёлые бои в районе станции Мга, вы находились с Ворошиловым на командном пункте дивизии, которая вклинилась в расположение вражеских войск. В это время немцы высадили десант автоматчиков, и те окружили КП, Но вас и Ворошилова выручил из беды командир танкового взвода лейтенант Владимир Мерецков. Это ваш сын?
— Мой, товарищ Сталин. — Мерецков отчего-то заметно покраснел. — В начале войны, когда меня арестовали по ложному обвинению, сыну исполнилось восемнадцать лет, и он попросил военкома отправить его на фронт, а тот послал его учиться на танкиста.
— Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость.
— Я слышал, что на фронте находится и ваша жена, Кирилл Афанасьевич, не так ли? — спросил Молотов.
— Истина, Вячеслав Михайлович. Моя жена Евдокия Петровна — работник Санитарного управления фронта, она вместе с другими медработниками отвечала за лечение раненых, их обеспечение и отправку вновь на фронт.
— А почему мне не доложили, когда взяли на фронт жену? — сухо спросил Сталин.
Мерецков густо покраснел.
— Я обратился к маршалу Шапошникову, и он разрешил зачислить её в Санитарное управление фронта, — объяснил Кирилл Афанасьевич.
— Она и сейчас на фронте? — уточнил Сталин.
— И она, и сын.
— Целая семья сражается на фронте во главе с его командующим! — воскликнул Молотов. — Пожалуй, это единственный случай в Красной Армии.
Какое-то время все помолчали, потом Мерецков разжал губы.
— Карельским фронтом командует генерал Фролов, и командует давно, как теперь быть?
Сталин сказал, что Карельский фронт будет решать очень серьёзные задачи, и у него нет уверенности, что генерал Фролов с ними справится, потому-то Ставка решила его заменить.
— Я не буду возражать, если вы возьмёте генерала Фролова к себе в заместители, — сухо добавил Сталин.
— Я так и сделаю, — ответил Мерецков. — Валериана Александровича я давно знаю, в войне с финнами он хорошо себя показал.
Покинув Ставку, Кирилл Афанасьевич направился в Генеральный штаб, чтобы решить организационные вопросы с маршалом Василевским, а уже через час он отбыл в Беломорск, где находился штаб Карельского фронта. Сидел в «Дугласе» и перебирал в памяти недавний разговор в Ставке. То, что Сталин спросил о сыне и жене, неслучайно. Наверное, о них вождя проинформировал Берия. Ну и пусть, это его работа. Мерецкову понравились слова Сталина о Владимире: «Отчаянный ваш сын, его бы не грешно и наградить за смелость». Мысленно Кирилл Афанасьевич перенёсся на КП стрелковой дивизии. Тогда сложилась критическая ситуация. Десант вражеских автоматчиков прорвался к КП дивизии и стал его окружать. Мерецков приказал всем на КП, а также своей охране занять круговую оборону, а сам позвонил в 7-ю танковую бригаду, которая находилась неподалёку, и попросил комбрига срочно прислать на выручку танки: немцы атакуют командный пункт.
— У меня в наличии лишь танковый взвод, да и тот после боя не в полном составе, — ответил комбриг.
— Давай что есть!..
Несколько минут огнём из автоматов отбивались наши бойцы от наседавших на КП немецких десантников. Наконец показались танки. Бойцы следом за ними ринулись в атаку, отбросили десант, а подошедшая пехота разгромила его. И тут в блиндаж вошёл танкист, весь в копоти, и доложил Мерецкову:
— Товарищ генерал армии, фашистский десант уничтожен!
Это и был лейтенант Владимир Мерецков. Маршал Ворошилов узнал его. Климент Ефремович подошёл и обнял, как родного сына.
— Спасибо, Володя, ты всех нас выручил!
12
В Беломорск Мерецков прилетел в десять часов утра, а через некоторое время его уже встречали в штабе Карельского фронта. Генерал-полковник Фролов был заметно взволнован, но рапорт отдал чётко.
— Ну, здравствуй, Валериан Александрович! — улыбнулся Кирилл Афанасьевич, подав ему руку. — Не зря говорят, что пути Господни неисповедимы. Вот и мы с тобой вновь встретились. Не забыл ещё, как в финской войне твоя 14-я армия громила финнов?
— Не забыл, товарищ генерал армии, — сдержанно ответил Фролов.
Мерецков не мог не заметить, как при этом он сурово свёл брови, а в его карих глазах затаилась грусть. «Наверное, огорчён, что теперь не он, а я командую фронтом, — пронеслось в голове. — Но тут уж предъявлять претензии надо не мне, а Ставке».
После того как генерал Фролов ознакомил Мерецкова с обстановкой на Карельском фронте, он сообщил, что ему позвонил начальник Генштаба маршал Василевский, сказал, что Ставка назначила командующим Карельским фронтом Мерецкова, и распорядился передать фронт в его руки.
— А когда я спросил, куда направят меня, — продолжал Фролов, — он сослался на вас, Кирилл Афанасьевич: мол, вы в курсе дела. Я бы хотел знать, так ли это?
Хотя генерал Фролов держался достойно, в его голосе слышались тревожные ноты, но Мерецков не придал им особого значения. Однако скрывать что-либо от бывшего комфронтом он не мог, да это было и не в его натуре. Усевшись, он пригласил к столу и Фролова.
— Валериан Александрович, тебя я знаю давно, человек ты прямой и честный и отнюдь не самолюбив. То, что сдаёшь фронт в другие руки, тебе, естественно, не по душе. Случись такое со мной, я бы тоже переживал не меньше тебя. — Кирилл Афанасьевич разговаривал с Фроловым доверчиво, неторопливо, как бы размышляя, и это, как он понял, смягчило сердце коллеги. Фролов улыбнулся краешками губ, но тут же его лицо снова помрачнело. — Но такова судьба военачальника: то одну дают ему должность, то другую, а то и вовсе не дают. Сталин не говорил мне что-либо плохое о вас, и я понял, что претензий к вам у него нет. Он сказал, что задачи Карельского фронта резко усложнились и Ставка решила, чтобы фронт возглавил более опытный генерал. Надеюсь, ты не станешь отрицать сей факт?
Фролов покраснел, словно его уличили в чём-то плохом.
— Что вы, Кирилл Афанасьевич, у вас опыта дай бог, не то что у меня. — Он развёл руками, но, увидев, как Мерецков хмуро свёл брови, добавил: — Я это говорю честно, и в моих словах нет и намёка на иронию.
— Естественно, я спросил Сталина, как быть с генералом Фроловым, ведь он давно командует фронтом, исходил его вдоль и поперёк, — продолжал Кирилл Афанасьевич. — Он сказал, что не возражает, если я возьму вас к себе заместителем. Теперь же хочу спросить, согласны ли вы на такой вариант?
— Согласен, Кирилл Афанасьевич, и очень благодарен вам за доверие! — Генерал вмиг повеселел.
Он ожидал, что Мерецков станет говорить ему, что и как делать, чем заняться в первую очередь, что можно, а что нельзя, но тот весело бросил:
— Тогда за работу, Валериан Александрович! Что вам делать, вы и без меня знаете.
— Слушаюсь, товарищ командующий! — Фролов встал и хотел было идти, но Мерецков задержал его.
— Приказ о моём вступлении в командование готов, и я прошу вас объявить его личному составу. — Он вручил Фролову документ. — И ещё просьба: через два-три дня в Беломорск прибудет управление Волховского фронта, на его основе мы с вами сформируем управление Карельского фронта, которое сразу же должно будет приступить к работе. Сейчас, как вы понимаете, характер работы существенно меняется — от обороны мы переходим к наступлению. Новые задачи ложатся и на штаб фронта.
— А кто будет начальником штаба?
— Я ещё сам не знаю, но начальник Генштаба заверил меня, что подберёт нам толкового генерала.
Вскоре Мерецкову стало известно имя «толкового генерала» — им оказался Борис Алексеевич Пигаревич. «Вообще ни один из начальников штабов не служил больше года ни в отдельных армиях, ни на фронтах, которыми я командовал, — отмечал Мерецков. — То переведут на другую должность, то я сам ставлю вопрос о замене. Вероятно, дело заключалось не только в объективном, но и в субъективном моменте: я готов допустить, что штабистам служить со мной было нелегко. Ведь я долго работал в штабах. Поэтому их специфику знал и требовал многого». Но к приходу Пигаревича в штаб Кирилл Афанасьевич отнёсся с одобрением. Борис Алексеевич был не новичок в штабном деле, он закончил Военную академию Генштаба, в финскую войну был начальником штаба 14-й армии, во время войны возглавлял оперативную группу войск западного направления. На Карельский фронт он прибыл с должности начальника штаба 5-й армии.