— Вы наивны, Татьяна, — усмехнулся Кирилл Афанасьевич. — Я на фронте увидел бойца, раненного в грудь, и мне тоже стало не по себе. Затошнило… А потом всё прошло. Так, наверное, случается едва ли не с каждым. Теперь, видимо, Альберт уже привык? Ваш отец сказал, что, когда он делал мне операцию на ноге, ему ассистировал Альберт. Мне нравится этот парень.
Наступила пауза. Кажется, хозяйка о чём-то задумалась.
— Обо мне вам больше ничего не написал ваш отец? — спросил Мерецков.
— Нет. А что должно быть?
«Странно. Передал для дочери кольцо с бриллиантом и далее не предупредил её», — подумал Мерецков. Он вынул из бокового кармана шинели свёрточек и развернул его.
— Вот эту чудесную вещь он просил передать вам!
Лицо хозяйки засияло, казалось, она схватит кольцо с ладони Мерецкова, но Татьяна не торопясь, осторожно взяла его, словно боялась, что оно разобьётся, и стала разглядывать.
— Правда, стоящая вещь?
— Целое состояние! — воскликнул Кирилл Афанасьевич.
— Это чудо носила моя мама, но её уже нет, и папа решил передать кольцо с бриллиантом мне. Я буду его беречь как память о маме.
Потом они ели бутерброды с колбасой из конины и пили горячий чай. Кирилл Афанасьевич спросил, работает ли она.
— Я стоматолог, — весело произнесла Татьяна. — Мне двадцать три года, я не замужем. Что вас ещё интересует? — Она засмеялась, блестя белыми как снег зубами. — На кусок хлеба я всегда себе заработаю. На фабрике «Красный Октябрь» есть медпункт, и в нём лечу рабочим зубы. Если вдруг заболеете — приходите! Кстати, вы женаты?
— Нет, но невеста у меня есть, Дуняшей зовут. — Кирилл Афанасьевич слегка зарделся. — Вот кончится война, и я женюсь…
Приехал он в деревню Назарьево, где жили родные, под вечер. Осень в этих краях выдалась хмурой и дождливой. Но в этот день небо было чистым, ярко-голубым, слегка припекало солнце. Уже когда Мерецков подходил к дому, оранжевый диск наполовину опустился за горизонт. Лес вдали вмиг почернел, а берёзы вдоль опушки, заросшей кустами можжевельника, потускнели, как будто им стало грустно, что вот-вот наступит тёмная ночь.
Мать Кирилл Афанасьевич увидел ещё издали. Во дворе она вилами брала из копны сено для коровы. Он заложил в рот четыре пальца, как не раз делал в детстве, и резко свистнул. Мать поглядела в его сторону, бросила вилы и метнулась к нему навстречу. Уткнулась головой ему в грудь и, плача, запричитала:
— Наконец-то мой сыночек дома, живой и невредимый! Уж так я по тебе, Кирюша, тосковала, так грустила, что порой не могла сдержать слёз. А ты? — Она взглянула ему в лицо. — За всё время прислал одно письмо! Чёрствость тебя одолела, что ли?
Кирилл Афанасьевич поцеловал её в шершавую щёку, своим платком вытер ей слёзы и, улыбаясь, произнёс:
— Думаешь, мне легко было там без тебя? А когда лежал в госпитале после ранения, едва ли не каждый день видел тебя во сне.
— Тебя всё же ужалила пуля? — встрепенулась мать.
— Было такое, но прошло. Ладно, пойдём в дом.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл Афанасий Павлович.
— Сынок, ты ли? — воскликнул он, обнимая и целуя сыпи. — Вот не знает Дуняша, не то в один миг прикатила бы пода! Я только что у её родных гостил. Хорошие они люди, Кирилл, тоже, как и мы, не из богатых. А Дуня просто чудная. Нашла где-то твою фотокарточку, увеличила её у какого-то немца-фотографа и поставила в своей комнате на комод. И всё тобой любуется! — Отец разделся и присел к столу. — Рассказывай, как на фронте беляков рубал…
5
— К вам можно, товарищ?
Услышав чей-то голос, Мерецков обернулся. К нему подходил Вацетис[9]. Ещё недавно он был Главнокомандующим Вооружёнными силами Советской Республики, а теперь преподавал в Академии Генерального штаба. На днях Вацетис встречался со слушателями, побывавшими на разных фронтах, и рассказал им о том, как в июле 1918 года, будучи одним из военных руководителей, он участвовал в ликвидации мятежа левых эсеров в Москве.
— Я Вацетис, — представился Иоаким Иоакимович, здороваясь с Мерецковым за руку.
Мерецков улыбнулся.
— Я вас знаю, на прошлой неделе вы беседовали со слушателями академии, и я был среди них.
— Да? — Вацетис качнул головой. — У меня к вам просьба. У начальника академии Андрея Евгеньевича Снесарёва я забыл на столе свою записную книжку. Принесите, пожалуйста, её мне!
— Слушаюсь!
«Славный парень, я где-то видел его, — подумал Вацетис. — Так это же он на встрече со слушателями спросил, не я ли командовал красными бойцами в январе прошлого года, когда мы подавляли мятеж польского корпуса Довбор-Мусницкого». Появился Мерецков. Он отдал Вацетису записную книжку. Тот, положив её в карман, взглянул из-под седых бровей на слушателя.
— До встречи на следующей неделе! Я прочту вам лекцию о битве при Бородино. Кстати, вы были на Южном фронте?
— Так точно! У нас там произошло ЧП. Командующий 9-й армией бывший царский полковник Всеволодов переметнулся к белогвардейцам.
— Вот сукин сын! — выругался Вацетис. — Предательство — это самое худшее, что случается на фронте. Такие, как Всеволодов, бросают тень на всех офицеров царской армии, которые ныне честно служат советской власти.
— Факт неоспоримый, но что было, то было, — неспешно произнёс Кирилл Афанасьевич и добавил: — А я поклонник вашего таланта, у меня есть ваши труды по стратегии и военной истории.
— Я польщён! — то ли серьёзно, то ли в шутку сказал Вацетис. — Мы своё дело сделали, теперь вам, молодым, буревестникам революции творить военную историю Советского государства. — Он протянул свою жилистую руку. — Желаю вам успешной учёбы!
Мерецков жадно «грыз» науки, на лекциях всё схватывал на лету, старательно вёл конспекты. А когда весной 1920 года начались занятия по общей тактике в поле, на Ходынке, он, казалось, не знал устали. Немало времени уделял разведке и глазомерной съёмке местности. Вот и в это утро слушатели должны были выехать на Ходынское поле, но выезд вдруг отменили, а слушателей собрали в главной аудитории и объявили, что над Советской Республикой вновь сгущаются чёрные тучи. В Крыму провозгласил себя «главнокомандующим вооружёнными силами юга России» барон Врангель, ставленник Антанты, а на западе войска польского «стратега» Пилсудского[10] захватили Киев. Буржуазно-помещичья Польша не хочет идти на мир, а расширяет агрессию против России. Поэтому советское правительство срочно принимает меры для укрепления Красной Армии. Западный фронт возглавил Михаил Тухачевский, Юго-Западный — Александр Егоров. С юга в район боевых действий спешно перебрасывается Первая конная армия Семёна Будённого. Пролетарские центры страны посылают на фронт свои рабочие полки. Сворачивается учёба на всех командирских курсах, молодых красных офицеров направим ют в действующую армию. Не осталась в стороне и Академия Генерального штаба, о чём говорил своим слушателям начальник академии генерал Снесарёв. Первая партия «академиков» отправлялась на Юго-Западный фронт, штаб которого находился в Харькове.
«Худо дело, как бы не сорвалась учёба из-за белополяков», — подумал Мерецков. К отъезду он собрался быстро, но оставалось ещё время, и он решил проведать Татьяну Костюк. Кирилл Афанасьевич давно у неё не был, возможно, она уехала на юг. Предупредив старшего группы слушателей, отправлявшихся в Харьков, что отлучается на час, Мерецков поспешил на Арбат.
Ему открыла Татьяна.
— Наконец-то вы изволили явиться! — шутливо воскликнула она, впуская его в квартиру. — Вас так давно не было, что я грешным делом подумала, не перевели ли моего друга служить в другой город. Садитесь, пожалуйста!..
Мерецков, глядя на неё, смутился.
— Уезжаю я, Татьяна Игоревна, потому и зашёл проститься.
— Куда, Кирилл, если не секрет?
— Секрета нет — на Юго-Западный фронт. Вы разве не читаете газет? Белополяки пошли на нас войной. Они уже захватили Киев.
— Едете на фронт, не закончив военную академию? — удивилась Татьяна.
— Я прошёл два курса, — улыбнулся Мерецков. Но тут же его лицо посерьёзнело. — Как только разобьём поляков, я снова вернусь на учёбу.
Помолчали. Кирилл Афанасьевич спросил, как поживает Игорь Денисович.
— Он всё ещё в Ростове?
— Да. Правда, пишет мне редко. Наверное, потому что недавно побывал у меня в гостях. Он приезжал в Москву по своим медицинским делам и заходил ко мне. И знаете с кем? С Брусиловым!
— Жаль, что я об этом не знал, не то бы пришёл. — У Мерецкова голос был тихий, словно он боялся, что его услышит кто-то другой.
— Папа был с ним на фронте, лечил его, и они так подружились, что скучают друг по другу. — Она помолчала. — Ну а что нового у вас? Не женились?
— Нет. Женюсь, как и говорил вам, после войны.
В дверь постучали. Татьяна пошла открывать гостю.
— Здравствуй, Танюша, я так по тебе соскучился… — услышал Мерецков чей-то голос. Кто это? Наверное, её ухажёр, она ведь не замужем…
В комнату вошёл молодой человек. У него были зелёные глаза, спокойное лицо.
— Это мой кузен, зовут его Аркадием. — Хозяйка взглянула на гостя. — А это Кирилл Мерецков, слушатель Академии Генерального штаба. В прошлом году на фронте его ранило, и вылечил этого симпатичного молодого «академика» мой отец — хирург Игорь Денисович Костюк.
— Рад с вами познакомиться. — Аркадий протянул руку, и Мерецков подал свою. — В прошлом году летом я тоже воевал на Северном Кавказе.
— Вы сражались против белых? — спросил Мерецков.
Аркадий закатал рукав рубашки, Кирилл Афанасьевич увидел косой шрам.
— Удар шашкой — и я получил отметину на всю оставшуюся жизнь! — Он произнёс это весело, с улыбкой, словно рад был получить рану. — А вы где воевали?
«У хирурга Костюка сына тоже зовут Аркадием», — почему-то в голове Мерецкова возникла эта мысль.
— Под Казанью мы громили белочехов и белоказаков, — сказал Кирилл Афанасьевич. — А сейчас еду в Харьков в штаб Юго-Западного фронта. Там меня определят в какую-то армию. В этот раз мы будем воевать против белополяков.