— Ты всё понял? — спросил он. — Наступление продолжать!
Маршал тут же связался с адмиралом Юмашевым. То, о чём сообщил Юмашев, успокоило Кирилла Афанасьевича: морской десант в порту Сейсин на побережье Северной Кореи высажен. Десантники заняли большую часть города, а вчера вместе с подошедшими частями 393-й стрелковой дивизии 25-й армии захватили Сейсинскую военно-морскую базу и вышли на коммуникации 3-й японской армии, отсекая войска 17-го японского фронта от 1-го и от побережья Японского моря.
Позднее корабли флота высадили штурмовые отряды, которые захватили город Ганзен, а самолёты 9-й воздушной армии генерала Соколова переправили парашютистов в Канко. А через три дня подвижные части 1-го Дальневосточного фронта ворвались в Пхеньян, и обе железные дороги, ведшие в Центральную Корею, были перерезаны. Квантунская армия оказалась отделённой от метрополии. Совместные действия армейских частей и флота увенчались полным успехом.
К маршалу вошёл генерал Крутиков. Он сообщил, что радисты штаба приняли обращение главнокомандующего Квантунской армией генерала Ямады[20] к советскому командованию, и вручил бланк с текстом. Мерецков прочёл: «Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке, — радировал Ямада. — Я отдал приказ японским войскам немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам».
— Приказ отдал, а японцы продолжают сопротивляться нашим войскам, — посетовал генерал Крутиков.
Мерецков позвонил главкому маршалу Василевскому и доложил о предложении генерала Ямады, добавив что, несмотря на это, японцы всё ещё сражаются.
— Хорошо, Кирилл Афанасьевич, я сейчас пошлю ему депешу, — заверил Василевский.
Телеграмма главкома была короткой. Он потребовал от японцев сложить оружие к 12.00 20 августа и сдаться в плен. Как только японские войска начнут сдавать оружие, подчеркнул Василевский, советские войска прекратят боевые действия. Ответ, к удивлению главкома, поступил к вечеру: «Советскому Главному Командованию войск на Дальнем Востоке. Я, командующий Квантунской армией, готов выполнить все условия капитуляции. Ямада». Маршал Василевский дал знать об этом Мерецкову.
— Ямада согласен на все условия капитуляции, — сказал Александр Михайлович. — Подготовьте директиву о дислокации в масштабе фронта лагерей для пленных. Их будет десятки, сотни тысяч. Уже сейчас подумайте, как и где их кормить, пока мы не решим этот вопрос с Ямадой. Я скоро приеду к вам.
Маршал Василевский прибыл в хорошем расположении духа. Мерецков сказал, что приготовил ему сюрприз: в Харбине высадился десант во главе с заместителем начальника штаба фронта генералом Шелаховым, бойцы взяли в плен начальника штаба Квантунской армии генерала Хату и он, Мерецков, приказал Шелахову доставить именитого самурая на КП фронта.
— Через час «гости» будут здесь, — заключил Мерецков.
— Да, это сюрприз, — усмехнулся Василевский. — Что ж, поглядим на генерала, что он из себя представляет. Кстати, до войны Хата был военным атташе в японском посольстве в Москве.
— Он разведчик? — Кирилл Афанасьевич посуровел.
— А ты полагал, что он невинный самурай? — Василевский пожал плечами. — Ещё какой разведчик! Его хотели выдворить из Москвы за то, что он как ищейка бегал по столице и всё вынюхивал, но с поличным так и не поймали. Что-то Берия не сработал.
У штаба остановился «газик», и из него вышли пленные японцы. Впереди с угрюмым видом шагал генерал Хата, следом за ним — два офицера и наша охрана. Встретивший дежурный по штабу провёл «гостей» в кабинет комфронтом. Их усадили за стол, и маршал Василевский начал допрос. Он спросил, как зовут генерала.
— Хипосабуро Хата, — перевёл переводчик, а японский генерал отвесил поклон обоим маршалам.
— Где находится ваш командующий генерал Ямада? — спросил Василевский.
— В ставке в городе Чанчунь, зовут его Отодзо Ямада. Он очень переживает наше поражение, даже не смог лично прибыть к вам.
«Перед нами сидел бритоголовый человек с угрюмым лицом, — писал позднее маршал Мерецков. — Ворот его рубашки был расстегнут, как будто ему было трудно дышать. Брови временами непроизвольно дёргались. Обрюзгшее лицо выражало усталость. Не о таком исходе событий мечтал он, конечно».
Генерал Хата попытался убедить Василевского в том, что японские солдаты не имеют зла на русских и если они взяли в руки оружие, то лишь для того, чтобы защитить себя и свою землю.
— От кого защищать, господин генерал? От нас, русских? — спросил Мерецков. — Не мы же спровоцировали конфликт у озера Хасан летом тридцать восьмого года, а через год на Халхин-Голе! Вы это сделали, японцы! Вы создали миллионную армию и бросили её к границе Советского Союза в надежде, что если Гитлеру удастся захватить Сталинград, то вы развяжете с нами войну. Но вы, господа хорошие, просчитались, и теперь настала расплата за свои грехи.
Мерецков наблюдал, как реагировал генерал Хата на его слова. Сначала на землистом лице генерала появилась ехидная улыбка, а в глазах блеск, какой бывает у заядлого охотника, завидевшего зверя. Но вскоре улыбка на его лице растаяла, оно стало суровым и даже злым, а огонёк в глаза погас. Он вскинул голову и глухо процедил сквозь зубы:
— Я не политик, господин маршал, я воин и желал бы знать, как советские командиры будут относиться к нашим высшим офицерам и солдатам?
Василевский ответил, что со стороны Красной Армии он гарантирует хорошее отношение ко всем японским пленным, независимо от их чинов и рангов.
Допрос длился больше часа. Генерал Хата под конец заметно оживился, когда маршал Василевский разрешил ему отбыть в Чанчунь, где находилась ставка Квантунской армии, на нашем самолёте.
— Я благодарит советский маршал! — выразил Хата свои чувства на ломаном русском языке.
Василевский вручил ему документ, отпечатанный на пишущей машинке.
— Это ультиматум, господин Хата, — сказал главком, — и я прошу вас передать его генералу Ямаде.
В ультиматуме советского командования излагались требования о порядке капитуляции и разоружения Квантунской армии. Все мероприятия по выполнению условий капитуляции следовало осуществить через командование и штабы армий. Поэтому с 20 по 25 августа «вся сеть связи штаба Квантунской армии со штабами армий остаётся полностью в распоряжении главнокомандующего Квантунской армией». Последний пункт ультиматума заставил генерала Хату улыбнуться.
— Русский маршал доверяй нам, это карашо!..
Уезжал маршал Василевский под вечер. «Завтра с утра начну допрашивать пленных генералов», — решил Кирилл Афанасьевич, когда после проводов главкома на аэродром возвращался в штаб.
Солнце уже скрылось за лесом, и подул свежий ветер. Поужинав, Мерецков вышел во двор штаба. Кругом тишина, слышно было, как на высокой и густой ели щебетали синицы, укладываясь на ночь. Кирилл Афанасьевич присел на замшелый камень и закурил, вспомнил сына. «А Володя-то в штаб всё ещё не вернулся, — с грустью подумал он. — Во время боев самурайская пуля его, к счастью, не ожгла, а я так боялся…»
Раздумья маршала прервал шум подъехавшей к штабу машины. Часовой открыл ворота, и «газик» въехал во двор. Из него вышли четверо офицеров и генерал. «Так это же Савченко, — обрадовался Кирилл Афанасьевич, — а рядом с ним мой сын!» Он подошёл к ним. Генерал Савченко вскинул руку к фуражке и доложил, что в оперативной группе больших потерь нет.
— Хорошо, генерал, можете идти отдыхать, завтра мы поговорим подробно о боевых действиях опергруппы.
Вместе с генералом ушли офицеры, Владимир остался.
— Пойдём, сынок, немного посидим на свежем воздухе, — предложил Кирилл Афанасьевич.
Они беседовали, когда из штаба вышел генерал Крутиков.
— Товарищ маршал, вам звонит главком, что ему сказать?
— Иду! — Мерецков встал. Следом за ним поднялся и Владимир. — Иди тоже отдыхать. Если хочешь, позвони маме, дежурный по связи соединит тебя с Москвой. Маме от меня привет и воздушный поцелуй, понял?
— Слушаюсь, товарищ маршал!
О многом, что было на фронте за эти две недели, Владимир успел поведать отцу, но о том, что случилось с ним в бою на подступах к городу Ванцин, умолчал. А тогда он едва не погиб. У них осталось на ходу три танка, и японцы окружили горстку храбрецов. Отбивались гранатами, пока не подошло подкрепление. Уцелели ещё и потому, что генерал Савченко умел постоять за своих людей. Но зачем об этом рассказывать отцу? У него и так хватает забот — на плечах весь фронт!
Весь следующий день маршал Мерецков допрашивал пленных генералов. Их показания были интересны, они проливали свет на подготовку Японии к нападению на Советский Союз в случае, если бы Гитлер взял верх на советско-германском фронте. А готовилась Япония к агрессии против СССР весьма тщательно. Командующий 1-м фронтом генерал Кита Сэити на допросе показал, что численность войск только его фронта составляла почти двести тысяч человек!
— Мы были уверены, что одолеем войска Красной Армии, — заявил, ничуть не смущаясь, генерал Кита Сэити. — Но русские внезапно начали боевые действия, и отразить их натиск мы не смогли.
— Как вы планировали вести боевые действия против СССР? — спросил Мерецков.
Генерал пояснил: после захвата города Ворошилова главные силы должны были нанести первый удар по Владивостоку, оккупировать этот город и выйти на побережье Приморского края.
Наиболее откровенно вёл себя генерал Мацумура Томакацу, заместитель начальника штаба Квантунской армии. Бывалый вояка прослужил в армии четверть века. По его словам, командование Квантунской армии знало об увеличении с марта 1945 года количества войск Красной Армии на границе с Маньчжурией, но сроки вступления СССР в войну против Японии были ему неизвестны, хотя разведчики и пытались это выяснить. Начало боевых действий Красной Армии 9 августа оказалось для них неожиданностью. Утром в этот день в штаб Квантунской армии поступил приказ императора, потребовавшего от руководства армии «вести упорную оборону в районах, занимаемых японскими войсками, и готовить военные операции большого масштаба». Второй приказ императора был получен генералом Ямадой 10 августа, когда войска Красной Армии уже активно вели наступательные бои. На этот раз император давал указания руководству