— Высшее воинское звание вам идёт! — весело выдохнула Татьяна.
Он поправил её: не высшее, есть ещё звание — генералиссимус, оно было присвоено товарищу Сталину.
— Перед вашим приходом мне звонил из аэропорта «Домодедово» сын. Он прилетел из Мурманска и погостит у меня несколько дней.
— Я помню, как мы с полковником Черновым «похоронили» его, а потом он воскрес! — улыбнулся Мерецков. — Такая вот фронтовая история вышла, даже не верится.
Татьяна ушла на кухню, а он осмотрелся. Увидел на буфете фотографию её отца. Игорь Денисович был в белом халате и кому-то улыбался. Рядом с ним — фотография её сына. Игорь стоял на палубе корабля, солнце светило ему в лицо, и он слегка щурил глаза. Вошла Татьяна, поставила на стол кофе. Она перехватила взгляд Мерецкова.
— Игоря сфотографировал фотокорреспондент «Комсомольской правды», корабль сына под Сталинградом уничтожил из своих орудий одиннадцать немецких танков, — сказала Татьяна. — За этот бой его наградили медалью «За отвагу». Он служил на Волжской военной флотилии, и во время сражения под Сталинградом её корабли оказывали большую помощь армейцам. В августе лодку «Чапаев» бомбили «юнкерсы», Игоря ранило в руку, взрывной волной выбросило в Волгу, и он едва не утонул…
— Да, судьба вашему сыну выпала нелёгкая, — грустно промолвил Кирилл Афанасьевич. — В сорок первом, когда мы с ним попали в тяжёлую ситуацию, он не пал духом, меня выручил и два фашистских танка уничтожил…
— В тот день, когда Дуняша сообщила мне, что мой сын жив, я словно родилась заново. — Голос Татьяны звучал негромко, но в нём было столько теплоты и надежды, что Мерецкову стало радостно за неё. — Скажу вам честно, Кирилл Афанасьевич, в те счастливые минуты я почему-то вспомнила вас.
— Вы теперь живете в Москве, а не в Ростове? — спросил Мерецков.
— Да, — подтвердила она. — Всё произошло так неожиданно. Я приехала в Москву к больной тете, ухаживала за ней, потом она умерла, и я поселилась в её квартире. Раньше, как вы помните, в этой квартире жила я и уступила её тете, когда после замужества переехала в Ростов. После гибели мужа я оставила там сына, который, окончив военно-морское училище в Ленинграде, уехал с женой в Североморск. Сейчас в Ростове живёт его сын, мой внук, вместе с бабушкой. Окончил школу и поступил учиться в мединститут…
Судьба этой женщины вызывала у маршала сочувствие, и, слушая её, он проникся к ней ещё большим уважением.
— Татьяна, где вы встретились с сыном после того, как узнали, что он жив? — спросил Мерецков.
— О, это длинная история, — усмехнулась Татьяна. — Ну а если коротко, то нашла я сына в Сталинграде, на одном из причалов, где стояла канонерская лодка «Чапаев». Там в июле ещё не было боев, «юнкерсы», правда, город бомбили. А помогли мне найти Игоря моряки из Наркомата Военно-Морского Флота, куда мы с вашей милой женой ходили за помощью. Я нашла себе комнату неподалёку от причала, и две недели была рядом с Игорем. А когда под Сталинградом начались ожесточённые бои, я была уже в Москве и очень переживала за сына… — Татьяна помолчала, её глаза блестели. — Да, — спохватилась она, — я отвезла ему орден, которым он был награждён посмертно. Прочёл он и письмо, которое вы прислали мне… Давно это было, а помню всё до мелочей.
«Она и сейчас как бы вновь всё переживает, хотя и бодрится», — участливо подумал Мерецков.
— Сегодня у меня праздник, — повеселевшим голосом промолвила хозяйка. — Приехали в гости сын с внуком, и навестил меня прославленный в боях маршал. Кстати, как поживает Дуняша?
В её голосе не было скрытой иронии или насмешки, и это тронуло Кирилла Афанасьевича.
— У нас с Дуняшей всё хорошо, лишь седин прибавилось, — улыбнувшись, сказал он.
Татьяна похвалила его жену:
— Она молодец, сумела на войне защитить себя и своё счастье. — В её глазах было столько тепла и грусти, что Кирилл Афанасьевич взял её ладонь в свою руку и крепко пожал.
— Теперь и вам, Танюша, нечего грустить: сын-то рядом! — Мерецков выждал минуту. — Скажите, как фамилия ветерана, которому вы лечили зубы?
— Я у него не спросила, а он не назвался. Моя приятельница привела его ко мне, звала Фёдором Петровичем.
— Я знаю, кто это был! — воскликнул маршал.
— Кто же?
— Тот командир полка, который послал вам похоронку на сына и его орден! Кто он? Чернов! Жаль, что в прошлом году мой фронтовой друг умер. Правда, узнал я об этом поздно и на его похоронах не был. А шрам у него на правой щеке от удара шашкой. Под Казанью в девятнадцатом мы воевали с ним против беляков, и поручик нанёс ему этот удар.
Кто-то позвонил. Татьяна поспешила открыть дверь. В комнату вошёл капитан 1-го ранга, тот самый водитель, с которым Мерецков в сорок первом на машине попал в засаду вражеских танков. Кирилл Афанасьевич порывисто встал.
— Товарищ маршал, я сразу узнал вас… — начал было капитан, но Мерецков не дал ему договорить. Он обнял его и поцеловал трижды по русскому обычаю.
Кречет-младший стоял перед маршалом слегка растерянный, видно, был немало удивлён встречей своего отца-моряка с известным военачальником, на груди которого сиял орден Победы.
— Отец взял меня с собой, чтобы я увидел Москву, Красную площадь, где проходил знаменитый военный парад седьмого ноября сорок первого года, а в тридцати километрах от столицы стояли немецкие танки. У нас в мединституте есть хирург, который был участником этого парада, он нам рассказывал…
Пока они беседовали, хозяйка накрывала стол.
— Игорь, скажи, пожалуйста, как ты попал к военным морякам? — спросил маршал.
— Когда я поджёг два танка и рванулся к лесу, чтобы следом за вами добраться до полка, по мне открыли бешеный огонь. Пуля угодила в плечо. Боль была ужасная, и я с трудом пробирался сквозь заросли. Еле волочил ноги, потом закружилась голова, перед глазами поплыл туман, и я упал. А когда очнулся, то увидел себя на палубе корабля. После моряки говорили, что нашли меня на краю леса, у озера, без сознания. Словом, когда я поправился, командир корабля зачислил меня в экипаж. Вот и весь сказ, — заключил капитан.
— А как случилось, что твой медальон оказался рядом с обгоревшим трупом финского солдата? — поинтересовался Мерецков.
— В пылу боя оторвался рукав гимнастёрки, я бросил её, чтобы не мешала бежать, остался в одной майке, а медальон был в карманчике, — пояснил Игорь. — Гимнастёрка, видимо, сгорела, а медальон уцелел. Но это не страшно, другое меня едва не подкосило…
— Что же?
— Я же прибыл на фронт из штрафного батальона, но морякам об этом не сказал, боялся, что не возьмут на корабль, а вот о том, что спасал генерала армии, как-то проговорился, и меня вызвал командир. Спросил, правда ли это. Я смекнул, в чём тут дело, и ответил, что пошутил. Подумал, что они станут вас искать, наводить обо мне справки и откроется, что я был в штрафбате.
— Правильно сделал, не то стали бы гонять по инстанциям, — улыбнулся Кирилл Афанасьевич.
— Время шло, — вновь заговорил Игорь. — Корабль часто выходил на выручку армейцев, обстреливал из орудий немецкие танки, мотопехоту и прочее. Я так втянулся в боевую работу, что не знал ни сна, ни отдыха. И вдруг особисты откуда-то узнали, что я был в штрафном батальоне, и заявили об этом командиру корабля. Что было делать? Я и выложил ему всё начистоту: вину свою, мол, искупил в боях и совесть моя чиста. Он мне вопрос: почему сразу не сказал правду? Я ответил: боялся, что на корабле меня не оставят.
— И что сделал командир?
— Доложил командующему флотилией адмиралу Черокову, тот поручил своим людям связаться с полком Чернова, куда меня направили из штрафбата, и армейцы подтвердили, что в бою я вёл себя героически, что помог командарму добраться до полка, что меня считали погибшим, орденом наградили посмертно. Меня оставили в покое. Да, в сорок первом, когда настали холода, наши корабли отправили на Волгу, в Волжскую военную флотилию, там я принял в боях активное участие, даже медаль заработал. После войны меня направили учиться в военно-морское училище в Ленинград. Теперь, как видите, я уже капитан 1-го ранга, служу на Северном флоте, командую бригадой противолодочных кораблей. Да, ещё такая деталь, — улыбнулся Игорь, покачивая головой. — До войны я плавал рулевым на пароходе «Чапаев», а в Волжской военной флотилии служил на канонерской лодке «Чапаев». Ох и давали мы жару фашистам под Сталинградом! Не раз в упор из орудий расстреливали их танки…
В комнату заглянула Татьяна.
— Стол накрыт, прошу садиться, — весело произнесла она.
Выпили по рюмке, закусили. Разговор вновь вернулся к памятным дням. Мерецков загадочно взглянул на хозяйку.
— У меня для вас, Татьяна, есть важная новость.
— Правда? — Хозяйка насторожилась.
Мерецков рассказал о встрече с Аркадием Костюком и его гибели.
— Жаль! — вырвалось у Татьяны. — Как брата мне его жаль, а то, что он перешёл к фашистам, я не одобряю!
— Я тоже не одобряю, — сухо ответил Мерецков.
— И я, — подал голос Игорь.
Какое-то время все молчали.
— А правда, что ваш сын в сорок первом спас в бою маршала Ворошилова и вас? — вдруг спросила Татьяна.
— Сущая правда! — улыбнулся Кирилл Афанасьевич и поведал, как это было.
— Значит, он у вас тогда был капитаном-танкистом? — заинтересовался Игорь.
— Да! — Маршал помедлил. — На фронте была и моя жена Евдокия Петровна. Так сказать, героическое трио! — добавил он шутливо.
— Вот это здорово! — воскликнул Кречет-младший. — Мне тоже нравилась профессия танкиста, но случилось так, что я стал терапевтом.
— А лечить людей, спасать их от всяческих болезней разве дело простое? Моя жена тоже заботилась о раненых бойцах, а их тогда было немало. Так что, Васёк, дорогой, профессия у тебя почётная!..
В разговор вступил Кречет-старший.
— Товарищ маршал, вы не собираетесь приехать на Северный флот с инспекцией? — спросил он. — Вы наверняка посетили бы бригаду моих кораблей. Моряки слушали бы вас затаив дыхание. Маршал Рокоссовский был на Северном флоте, и моряки тепло встречали его.