Пытаться сбежать тоже плохая и даже очень плохая идея. Жандармы не настолько пьяны, а пустыня жестока. Даже если ей удастся покинуть караван во время стоянки, она будет обречена на верную смерть. Не имея карты, верблюда и провианта – она погибнет. Сбежать вместе со всем этим не представлялось возможным, даже если она воспользуется оружием. Патронов не хватит на всех, да и один в поле не воин.
Мэри неожиданно вздрогнула, почувствовав, как по щеке катится слезинка. Шейх вел ее верблюда за уздцы, а она все смотрела на чайную, надеясь увидеть седого сгорбленного старика, который крикнет что-то вслед, остановит, заберет из лап этой шайки. Они уже обогнули шатер, когда девушка поняла, что надежда вот-вот погаснет, и повернула голову вперед.
Стоило ей только отвернуться, как вдруг за спиной раздался незнакомый голос. Мэри разобрала только одно слово - сайед[1], а затем обернулась, узнав в кричащем человеке хозяина чайной.
Мужчина бежал за ними вдогонку, размахивая чем-то в воздухе. Как оказалось – это был женский платок, обернутый вокруг какого-то предмета. Мужчины что-то быстро протараторили, и шейх согласно кивнул, принимая предмет из рук хозяина чайной.
«Просит что-то передать», - пронеслась в голове мысль. – «А если в этом платке завернуто что-то от Уильяма? Нужно будет тайком взглянуть».
Внезапно что-то тонкое процарапало кожу девушки чуть выше щиколотки. Мэри нагнулась и увидела, что из ее сапога торчит край записки. Дождавшись удобного момента, она быстро вытащила бумагу.
«Ты же не думала, что я позволю тебе улизнуть с третьей частью папируса, любовь моя?».
«Чертов умник!», - подумала она про себя, незаметно расплывшись в улыбке. – «Откуда он узнал про тубус? То есть, все это время он знал, что свиток у меня, но даже не попытался его выкрасть. Неужели у него действительно остались чувства…?»
Мэри обернулась, стараясь взглядом проникнуть сквозь стены, и даже еще дальше и глубже – в подвал, где ее любимый занимался весьма рискованным и опасным делом. На мгновение ей показалось, что это удалось, и она видит его – в образе сгорбленного старца, раздающего моложавым голосом строгие команды рабочим. Она увидела его, и что-то сжалось внутри, что-то забурлило в венах.
Словно кто-то подогрел ее изнутри, заставил светиться, наполнил дыханием каждую клеточку. Забытое ощущение умиротворения разлилось по телу. Ей вдруг стало спокойно, настолько, что она позволила себе улыбаться незнакомым людям в караване, и даже ее суровому стражнику, больше похожему на главаря бандитской шайки, чем на успешного торговца.
Неужели спустя столько лет она, наконец, обретет предназначенное судьбой счастье? Теперь не осталось ни отца, лишившего ее выбора, ни фиктивного мужа, лишившего ее свободы. К тому же, Уильям поклялся, что не изменял. В эту секунду ей так захотелось поверить ему, что она смогла отпустить обиды и страхи, и поверила.
«Больше не осталось преград, любимый», - подумала она, прикрыв от удовольствия глаза, но идиллию разрушил внутренний голос, который вдруг произнес:
– Но ведь мы вдвоем охотимся за одним скарабеем!
Глава 22
Треск горящего хвороста, странные стоны верблюдов, больше похожие на скрежет металла, и громкие разговоры мужчин каравана наполнили ночную пустыню. Мэри сидела у входа в палатку, которую ей выделил шейх, и плакала.
Она злилась на себя за то, что позволила эмоциям взять верх, за то, что поверила и доверила Уильяму свою жизнь, но больше всего за то, что не смогла сдержать слез. Упрямые слезинки продолжали стекать по щекам. Возле ног лежал открытый тубус. Он был пуст. Папирус исчез. У нее больше не было ни одного козыря в этой гонке за проклятым жуком. Да и гонкой теперь это назвать можно было с большой натяжкой. Она пленница в руках неизвестного араба, нанятого Де Бизьером, который везет ее в Порт-Саид, в то время, как ей следует быть на пути к Фивам.
– Дура! – в сердцах выкрикнула она, но звук ее голоса утонул в гоготе погонщиков у костра, а затем прошептала, утирая хлюпающий нос, – так вот что значила твоя записка, любимый, - девушка ухмыльнулась, – оставил… ты опять меня оставил…
Сердце болело так, что не хватало дыхания. Каждый вдох приносил невыносимую боль. В голове кружил водоворот мыслей и воспоминаний, от которых становилось еще хуже.
Пронзительный ветер, который хозяйничал в ночной пустыне, пробирал до костей, заставлял дрожать ее тело, трепал распущенные волосы, которые лезли в глаза, но Мэри не обращала на него внимания.
Заболеть и умереть в этой чертовой пустыне – эта мысль казалась ей единственно верной в ту минуту, словно надежда на избавление от душевных мук.
Они не так далеко отошли от Каира, и поначалу, когда она только обнаружила пропажу, ей в голову пришла идея сбежать, вернуться и посмотреть этому подлецу в глаза, но голос разума говорил, что это не поможет. Папирусы у него, ключ от тайника тоже, и уж наверняка он один знает о расположении входа в тайник.
Внезапно, сознание пронзила мимолетная мысль. Последняя часть папируса все еще в Фивах. Если она доберется туда раньше Уильяма, то возможно с помощью своего толстого кошелька найдет того, кто поможет ей забрать реликвию. Мэри замерла, прекратив всхлипывать, затем порывисто встала с земли и почти бегом бросилась к костру, у которого грелись караванщики. Забравший ее араб расположился на толстой овечьей шкуре и курил кальян, наблюдая за беседами своих людей с поистине королевским высокомерием. В своем маленьком мирке он и был королем, а его люди - настоящей свитой. Мэри же чувствовала себя рабыней, которую подарили ему иностранные послы в знак восхищения и уважения.
– Мне нужно с вами поговорить, - с трудом выговорила запыхавшаяся девушка. Мужчина закатил глаза, сделал долгую затяжку, затем выпустил в ночное небо струю ароматного табачного дыма, и только после этого лениво кивнул.
– Хорошо. Говорите.
Мэри огляделась вокруг – на нее смотрело несколько пар горящих любопытством глаз.
– Дайте мне верблюда и двух провожатых. Мне немедленно нужно отправиться в Фивы. Я щедро заплачу вам.
– Нет, - отрезал мужчина, и вновь отправил в рот мундштук из слоновьей кости.
– Но..., - возмутилась Мэри, на что араб лишь вскинул вверх руку, заставляя ее замолчать.
Мужчина нехотя встал, бросил пару слов своим людям на арабском, после чего те дружно загоготали, а затем подошел к девушке и крепко схватил ее за запястье.
– Вам лучше немного поспать, идемте, я провожу, - и с силой потащил леди Бэнкс за собой.
– Что вы себе позволяете? – прошипела Мэри, пытаясь выдернуть руку, – пустите, мне больно!
– Замолчите! – резко ответил человек, смерив ее гневным взглядом. – Вам жить надоело? Или ваша честь вам больше не дорога? О чем вы вздумали меня просить, да еще и в присутствии моих людей? Вы думаете, никто из них не знает английского? Пришлось сказать, что вы перебрали зибибы, чтобы согреться.
– Но…, - Мэри пожала плечами, не понимая, к чему он ведет.
– Совершенная глупость заявлять во всеуслышание о своем богатстве, особенно в компании воров, насильников и убийц!
– О Боже…, - выдохнула девушка, оборачиваясь назад.
У костра по-прежнему гудели голоса. Кто-то достал зибибу, и теперь к разговорам добавился зычный хохот.
– Хорошо, - продолжила леди Бэнкс, как только мужчина освободил ее руку, – давайте поговорим наедине. Я заплачу вам. Дайте мне верблюда и одного провожатого. С одним я справлюсь, у меня есть оружие.
– Какая прелесть, - заявил араб и залился искренним смехом, – вы серьезно? Хорошо. Допустим, убьете вы моего человека, а дальше что? Как вы в одиночку продолжите путь по пустыне?
– Значит, дайте мне такого человека, который не будет покушаться на мою честь и деньги!
– Среди моих людей нет такого человека, - ответил араб. – Увы. Да к тому же, я дал слово хорошенько за вами присмотреть до поры до времени. Успокойтесь и ложитесь спать. Пока мне платят – я держу свое слово. Со мной вы в безопасности.
– И кто же тот человек, которому вы дали свое слово? – с вызовом спросила леди Бэнкс.
– О, вам он известен гораздо лучше, чем мне.
– Вы уходите от ответа, - девушка нахмурилась и угрожающе наклонилась к арабу.
– Я совершенно не обязан давать вам какой-либо ответ, - улыбнулся мужчина, после чего галантно приоткрыл для нее шторку палатки и жестом предложил войти. – Спокойной ночи.
Мэри топнула со злости ногой, но послушно прошла в палатку, резко задернув шторку.
Она клубком свернулась на теплом одеяле из верблюжьей шерсти и принялась нервно грызть ногти.
Все пошло под откос. Она потеряла контроль над ситуацией. И случилось это с ней только потому, что она опять поверила ему. Поверила человеку, который своими сладкими речами и пронзительными глазами способен свести с ума любую. В горле встал ком, на глаза вновь навернулись слезы.
– Не реви, как наивная гимназистка, - приказала она самой себе. – Он еще ответит за это! Чертов пройдоха!
Мэри прикрыла глаза и перенеслась в прошлое, на несколько лет назад. Словно кто-то поместил ее тело и разум в машину времени. Ожили былые чувства. Ей вновь стало казаться, что она просыпается на рассвете и не может дышать, не может уместить в себе любовь и боль разлуки, выжигающие ее нутро. Ей снился кошмар, в котором она бродит по своей комнате, словно призрак, в длинном шелковом халате, с распущенными огненными волосами и бледным болезненным лицом, держа в руке свечу. Мэри садилась за секретер и писала ему письма, пытаясь между строк выплеснуть и гнев, и обиду, а затем вдруг начинала признаваться ему в любви и бесконечной страсти, и, осознав это, безжалостно сжигала их, порой позволяя языку свечного пламени лизнуть подушечки ее хрупких пальцев.
Ей снилось очередное утро, в котором не было его. Ей снился отец, громадной скалой нависающей над ней. Она не слушала его и лишь по движению губ угадывала его желание привести врача.