«Интересно, встают ли они когда-нибудь утром не с той ноги? – думала Эллен. – Болит ли у них голова… или сердце?» Она попыталась представить себе тот сказочный мир, где женщины просыпаются с ясным взглядом, румянцем на щеках, грациозно позевывая, как кошечки, а их волосы даже при пробуждении выглядят безупречно – аккуратно уложенные прически из белокурых, рыжих, иссиня-черных или даже серебристых с лавандовым оттенком волос. С гибкостью балерин они поднимаются, чтобы приготовить экзотический завтрак для любимого мужчины – что-то вроде сливочного омлета с грибами или крабового мяса на тосте, – порхая по сверкающей американской кухне в воздушном неглиже с атласными лентами, развевающимися, как победные флаги.
Нет. Эллен отвергла эту картину. Конечно же, им приносят завтрак в постель на красивом подносе, как настоящим принцессам: хрустящие тосты, хрупкий фарфор с молочным блеском, свежезаваренный чай из цветков апельсина… И посреди этого сказочного мира из папье-маше вдруг возникла фигура Дениз Кей. Казалось, она чувствовала себя здесь как рыба в воде: под восхитительным каскадом рыжих волос горели ее темно-карие, почти черные глаза.
«Пусть бы она была поверхностной, пустоголовой дурочкой. – Эллен легко поддалась домыслам, недостойным умной жены. – Пусть бы…»
– Миссис Росс? – Регистратор коснулась ее плеча, и Эллен очнулась.
«Если бы только Джейкоб был дома, когда я вернусь, – с надеждой подумала она, – лежал бы на диване в ожидании чая, такой же, как всегда…» И, подхватив Джил, она вошла в кабинет врача вслед за деловитой женщиной в белом халате.
Эллен отперла дверь с нарочито жизнерадостной улыбкой на лице. Но стоило ей перешагнуть порог с заснувшей дочкой на руках, как ее снова охватила тревога. Джейкоба дома не было…
Действуя почти механически, Эллен уложила спящую Джил в колыбельку и взялась за выкройку для детской ночной рубашки, которую собиралась сшить тем же вечером на ручной швейной машинке соседки. Синева чистого утреннего неба обманула ожидания, отметила про себя Эллен. Надвигающиеся тучи затянули сквер грязным шелковым парашютом, из-за чего дома и деревья с редкой листвой стали казаться еще скучнее и однообразнее.
«А мне здесь нравится». Эллен решительно резала острыми ножницами теплую красную фланель. «Фу на Мейфэр, фу на Найтсбридж, фу на Хампстед…» Она разделывалась с этими символами роскошной жизни, словно сдувала семена с одуванчиков, как вдруг зазвонил телефон.
Эллен мигом вскочила, красная фланель, булавки, выкройки и ножницы беспорядочно полетели на ковер. Джейкоб всегда звонил, если задерживался. И сейчас это свидетельство внимания, пусть и небольшое, казалось ей важнее глотка холодной воды в пустыне.
– Привет, дорогая! – в трубке завибрировал самоуверенный, неестественный голос Нэнси Риган. – Как дела?
– Прекрасно, – солгала Эллен. – Просто прекрасно. – Для равновесия она уселась на краешек обитого ситцем сундука, служившего им и шкафом, и столиком для телефона. Нет смысла скрывать новости. – У Джейкоба купили первую пьесу…
– Я знаю. Уже знаю.
– Откуда? – «Как ей удается тут же узнавать все последние сплетни? Профессиональная сорока, вестник несчастья…»
– Это было нетрудно. Я увидела Джейкоба в ресторане «Радужная комната», за столиком с Дениз Рей. Ты же меня знаешь: не могла не выяснить, что он празднует. Не ожидала, что Джейкоб любит мартини. Не говоря уже о рыженьких…
Страдание гусиной кожей пробежало по телу Эллен, ее бросило в жар, потом в холод. Тон, каким говорила Нэнси, наводил на определенные мысли, и даже худшие подозрения казались теперь Эллен наивными.
– О, Джейкобу нужна смена обстановки после всей этой работы. – Эллен старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Большинство мужчин устраивают передышку хотя бы в уик-энд, но Джейкоб…
Нэнси нервно рассмеялась.
– Кому ты это говоришь! Я теперь настоящий эксперт по части молодых талантливых драматургов. Вы будете устраивать вечеринку?
– Вечеринку? – Тут Эллен вспомнила «упитанного тельца», заколотого Риганами по случаю получения своих первых по-настоящему больших денег.
Друзья, соседи и незнакомцы набились тогда в небольшую, пропитанную табачным дымом комнату. Они пели, пили и танцевали до рассвета, пока восход бледным муаровым шелком не навис над городскими трубами. Если по бутылкам с впечатляющими этикетками и дюжинам коробок из-под куриных пирогов от Фортнума и Мейсона, а также по импортному сыру и блюду с икрой можно судить о мере успеха, то это означало, что Риганы отхватили его львиную долю.
– Думаю, вечеринки не будет, Нэнси. Хорошо бы хоть оплатить счета за газ и электричество – текущие и немного вперед – да купить одежду малышке: она так быстро растет…
– Ну, Эллен, – простонала Нэнси. – Где твое воображение?
– Сама не знаю, – призналась Эллен. – Похоже, у меня его никогда не было…
– Прости старую зануду, но у тебя невеселый голос, Эллен! Почему бы тебе не пригласить меня на чашку чая? Мы дружески поболтаем, и ты мигом придешь в себя…
Эллен слабо улыбнулась. Да, Нэнси непобедима, иначе не скажешь. Ее не обвинишь в хандре или жалости к себе.
– Считай, что ты приглашена.
– Жди меня минут через двадцать.
– А теперь слушай, что тебе нужно сделать, Эллен… – Слегка располневшая, но элегантная Нэнси в нарядном платье и меховой шапочке заговорщически понизила голос, принимаясь за третий кекс. – Мм-м. А они у тебя вкуснее, чем в «Лайонз». Так вот, что тебе необходимо сделать, – повторила она, – так это, прости за откровенность, самоутвердиться. – И она с торжествующим видом откинулась на спинку стула.
– Я не совсем тебя понимаю. – Эллен нагнулась над Джил, любуясь ясными серыми глазами дочурки, посасывающей из бутылочки апельсиновый сок. Скоро пять, а от Джейкоба никаких известий. – Что мне надо в себе утвердить?
– Женщину, конечно! – порывисто воскликнула Нэнси. – Встань перед зеркалом и внимательно посмотри на себя. Сама я поняла это слишком поздно, – мрачно прибавила она. – Мужчины хотят, чтобы жена выглядела обалденно, как роковая женщина, хотя никогда в этом не признаются. Изящная шляпка, эффектный цвет волос… Это твой шанс, Эллен. Смотри, не упусти!
– Никогда не могла себе позволить сходить к парикмахеру, – неохотно произнесла Эллен. «Джейкобу нравятся мои длинные волосы, – запротестовал ее внутренний голос. – Он так сказал… когда это было? На прошлой неделе? Месяц назад?»
– Ну конечно, – протянула Нэнси. – Те женские слабости, которые требуют денег, ты приносишь в жертву карьере Джейкоба. И вот теперь, когда она состоялась, ты можешь позволить себе все. Абсолютно все…
На какое-то мгновение Эллен представила, как соблазнительно выглядывает из окна «Роллс-Ройса» «Сильвер Рэйт» – вся в мехах и дорогих украшениях; ее густо наложенным зеленым теням позавидовала бы сама Клеопатра, на губах у нее новая светлая помада, кокетливое перо удачно соседствует с локонами… Но она не позволила себе обманываться – разве что на несколько секунд.
– Это все не для меня.
– Какая ерунда! – Нэнси всплеснула руками, сверкнули кольца и алые ногти.
«Когти яркой хищной птицы», – подумала Эллен.
– Твоя проблема в том, что ты не уверена в себе.
– А тут ты не права, Нэнси, – запротестовала Эллен. – Я себе цену знаю.
Нэнси положила в чашку со свежезаваренным чаем ложку сахара с верхом.
– Не надо бы столько, – пожурила она саму себя и снова затрещала, не глядя на Эллен: – Не удивлюсь, если ты встревожилась по поводу Дениз. Она известная личность, профессиональная разрушительница семей. Специализируется на женатиках…
Эллен почувствовала приступ дурноты, словно находилась на корабле во время шторма.
– Она замужем? – услышала она свой вопрос как бы со стороны. Но знать ответ она не хотела. Больше всего на свете ей хотелось заткнуть уши и убежать, укрыться в спальне с розочками и там вдоволь наплакаться и наконец освободиться от кома в горле.
– Замужем? – Нэнси издала короткий смешок. – Кольцо она носит, но что это может скрыть? Ее нынешний – третий по счету – женат и имеет троих детей. Жена и думать о разводе не хочет. О, Дениз – деловая девушка, она всегда выбирает семейных мужчин, поэтому ей никогда не придется самой мыть посуду или вытирать детям носы… – Веселая болтовня Нэнси понемногу стихала, а потом резко оборвалась. – Эй, дорогая, – воскликнула она, заметив выражение лица Эллен. – Ты белая как полотно! Я не хотела тебя расстроить – правда, Эллен. Я просто считаю, что ты должна знать, чего опасаться. Ведь я последней узнала про Кита. В те дни, – кривая усмешка не скрыла дрожи в голосе Нэнси, – я думала, что сердца у всех золотые, все люди честные и открытые…
– О, Нэн! – Поддавшись импульсу, Эллен положила руку подруге на плечо. – У нас были хорошие дни, не так ли? – Но в ее сердце снова и снова звучали другие слова: «Джейкоб не Кит, Джейкоб не Кит…»
– «Дружба прежних дней» …[36] Ха! – Фыркнув, Нэнси перестала говорить о прошлом и натянула умопомрачительные лиловые перчатки.
Как только дверь за Нэнси закрылась, Эллен повела себя в немыслимой, совершенно не характерной для нее манере. Вместо того чтобы надеть фартук и начать возиться на кухне, готовя ужин, она посадила Джил в манеж с любимыми игрушками, сунула ей в руку сухарик, а сама скрылась в спальне и принялась рыться в ящиках стола, время от времени что-то бормоча, словно Шерлок Холмс в юбке в предчувствии скорой находки решающей улики.
«Почему я не делаю этого каждый вечер?» – задалась она вопросом спустя полчаса, когда, раскрасневшаяся и посвежевшая после ванны, надела японскую шелковую блузу королевского синего цвета, которую на один из последних рождественских праздников ей прислала школьная подруга, получившая большое наследство и теперь путешествующая по свету. Эллен никогда не надевала этот изысканный, изящный, сверкающий, словно сапфир, наряд, казавшийся неуместным в ее заурядном мире. Затем она распустила корону из кос и, зачесав волосы, уложила их в дерзкий, импровизированный пучок, небрежно скрепив его несколькими шпильками. Сделав несколько осторожных вальсирующих па в выходных туфлях на высоком каблуке, чтобы к ним привыкнуть, она в заключение – как последний штрих – тщательно нанесла на кожу последние капли французских духов. Во время этого своеобразного ритуала Эллен сознательно избегала смотреть на круглый циферблат часов на стене, короткая черная стрелка которых тем временем переместилась за цифру шесть. «Мне остается только ждать…»