– И, наверное, всегда буду, – сказала я.
Дэнди откинулась, прислонившись ко мне, и задремала. Когда я поцеловала ее в голову, тихонько, чтобы не разбудить, волосы у нее оказались солеными.
Она пошевелилась и оглянулась на меня через плечо, ее темные глаза улыбались.
– Я его, наконец-то, поймала, – призналась она.
– Кого? – спросила я.
Я отупела от постоянной усталости и от того, что все кружилось и плясало перед глазами после яркого солнца и бликов на волнах. От плавания у меня болели мышцы, я понимала, что буду сегодня деревянной. Я дремала, как и Дэнди. И не поняла, о чем она говорит.
– Кого поймала? – спросила я.
Дэнди кивнула взъерошенной головой в сторону шедшей впереди лошади. Они уехали совсем недалеко вперед, они уже поворачивали в ворота, где стояли фургоны и паслись стреноженные пони.
– Джека, – сказала она мурчащим довольным голосом. – Поймала, так что он от меня не убежит, и балаган станет наполовину нашим, как я и обещала.
– Дэнди, что ты натворила? – воскликнула я, пытаясь проснуться и понять, о чем она.
Но Море уже вступал за Снегом на луг, и из фургона выбрался Роберт Гауер, красный, с пылающими глазами.
– Где вы, черт возьми, были? – закричал Роберт. – Меридон Кокс, тебе придется вкалывать, как рабу на сахарных плантациях, чтобы подготовить лошадей к вечеру! Ну надо же, именно сегодня, выбрала день! Смотри не оплошай, девочка. То ли на первое, то ли на второе представление придет человек, который нарочно приехал на нас посмотреть! Я получил письмо, когда вы все разбежались. Если бы оно пришло до того, как вы уехали, я бы вас никуда не пустил.
– Что за человек? – спросила Дэнди.
Роберт широко улыбнулся.
– Не твое дело, мисс Длинный Носик, – сказал он. – Просто запомните, что он будет или на первом, или на втором представлении. Если ему понравится то, что он увидит, я заработаю состояние.
Он кивнул нам всем.
– Если он сделает мне предложение, вы все будете с этого кое-что иметь, – сказал он. – Сезон в Лондоне! Настоящая арена. В публике – одни господа. Два представления в день, но только под крышей! Никаких больше разъездов! Бесконечные возможности!
Он прервался и осмотрел нас.
– Господи, вы похожи на цыганский табор! – раздраженно сказал он. – Меридон! Марш заниматься лошадьми! Ри! Поможешь ей. Джек! Проверь оснащение, а потом сходи спроси, чем помочь Меридон.
Он накинулся на Дэнди и Кейти.
– Вы должны быть летающими ангелами! Первыми красавицами! – сердито выкрикнул он. – А похожи на парочку подзаборных потаскушек! Быстро – под насос, помойтесь и заплетите волосы. Проверьте костюмы! Чтобы выглядели сегодня как никогда.
Он взял Дэнди за руку и отвел ее в сторону, я знала, что он велит ей поймать меня после того, как я закончу с лошадьми, и непременно расчесать мне волосы. Я грустно улыбнулась. Роберт всегда хотел всего и сразу.
Безупречные лошади, которых к тому же выводит безупречная маленькая Мисс.
Девушки бросились за водой и гребешками. Я взяла пару тяжелых железных ведер и принялась мыть Море, пока Ри занимался Снегом. Потом предстояло вымыть и вычистить Морриса и Пролеску. Моррис катался в грязи и сочной траве, я почти час смывала пятна от зелени с его ног и белых отметин на крупе.
Потом пришел Джек, закатал рукава и помог мне подготовить пони. Их всех надо было помыть и расчесать. Всем надо были намочить круп и расчесать крест-накрест, чтобы под лампами в амбаре они мерцали. Всем надо было надеть упряжь и уздечки с поводом, всем дать сена и напоить, и на всех надо было проверить медные бубенчики, быстро их почистить и отложить в сторонку, подготовив к выходу.
Когда мы с Джеком заканчивали чесать двух последних пони и готовились надеть на них сбрую, пришла Дэнди.
– Бросайте, – коротко резко сказала она. – Оба. Роберт сказал, чтобы Ри закончил, а вы, двое, готовились.
Я выпрямилась и посмотрела на нее.
Она была такой красивой, что мне не верилось, что мы сестры. Она заплела четыре косички, спадавшие по сторонам ее лица, перевив их золотыми и зелеными лентами. Распущенные черные волосы струились по ее плечам и спине. Губы она подкрасила, щеки нарумянила, глаза обвела жженой пробкой. Она была похожа на какую-то арабскую царевну. Чужая и прекрасная.
– Ох, Дэнди! – сказала я. – Ты такая красавица!
Она улыбнулась. Обезоруживающей ласковой детской улыбкой.
– Правда? – спросила она с невинным тщеславием. – Я красивая, Джек?
Он уронил бубенчик, который натирал, и протянул к ней руки.
– Да, – сказал он, и то был единственный раз, когда голос его, обращенный к Дэнди, прозвучал нежно. – Да, ты прелесть.
Дэнди, вздохнув, подалась к нему, но потом вдруг увидела на его руках грязь и отшатнулась.
– Не трогай меня, ты грязный! – воскликнула она. – Да и времени нет! Роберт велел помочь тебе одеться, Меридон, и вымыть голову. Иди к насосу, а я принесу гребень и полотенце. Джек, ты тоже помойся. У тебя руки черные, а народ уже толпится на дорожке. Твой отец уже у ворот.
Я побежала делать, что велено, но краем глаза заметила мимолетное презрительное выражение, пробежавшее по лицу Джека. Ему не нравилось, что Дэнди ему приказывает. Ему это не нравилось и на трапеции, но на земле не нравилось куда больше. А меньше всего ему это понравилось, когда он впервые раскрыл ей объятия, при свете дня. Он отвернулся, надулся, как балованный ребенок, и пошел в свой фургон. Я смотрела на его ссутуленную спину и думала, как быстро проявление страсти свернулось, став презрением. Думаю, Дэнди вовсе не обратила на Джека внимания.
Вода из насоса лилась ледяная, я продрогла насквозь. Я тряслась в мокрой рубашке, пока Дэнди расчесывала мне волосы, дергая спутавшиеся пряди.
– Если бы ты каждый день их расчесывала, они бы так не путались! – сердито сказала она, когда я дернулась и пожаловалась. – А теперь я их заплету, как себе!
– Оставь, Дэнди, не надо! – взмолилась я. – У тебя на это полдня уйдет, я терпеть не могу, когда вокруг меня вертятся.
– Роберт хотел, чтобы все девочки были причесаны одинаково, – сказала она. – У Кейти в косах голубые и золотые ленты, у меня зеленые и золотые, а у тебя будут красные. Встань на колени, – неумолимо сказала она. – Будешь упираться, больше времени потратим, Мэрри!
Я встала на колени. Трава вокруг насоса была мокрой, колени у меня замерзли. Мокрые волосы свисали на спину, с них по хребту текли ледяные капли. Солнце светило уже не так жарко, и я тряслась от холода, когда Дэнди закончила.
– Что ты хотела мне сказать, когда мы въезжали на луг? – спросила я. – Что-то про Джека?
Лицо у нее снова стало хитрым и таинственным.
– Не сейчас, – сказала она. – Скажу после представления, когда не будет такой спешки.
– Хорошо, – ответила я, не желая ждать. – Но ничего плохого не случилось, да, Дэнди?
Она улыбнулась мне тепло и самодовольно, как женщина, которая знает, что получит все.
– Ничего плохого, – сказала она. – А если этому приезжему понравится наш воздушный номер, будет только лучше и лучше.
Я хотела было порасспросить ее еще, но прибежал Ри сказать, что Роберт открыл ворота и публика уже собралась. Дэнди и Кейти нужно было быстро начинать продавать напитки и сладости.
– И человек из Лондона приехал, – сказал Ри.
– Откуда ты знаешь? – спросила Дэнди, остановившись на бегу. – Как он выглядит?
– В большом рединготе, – почтительно произнес Ри. – Пуговицы такие здоровенные, пелерина огромная, высоченная шляпа. И сапоги так и сверкают.
Дэнди кивнула.
– Побежала я, – сказала она и, подхватив короткую юбку, ринулась к фургону за плащом.
– Тебе идет, Мэрри, – неловко сказал Ри.
Я знала, что это неправда. Дэнди и Кейти выбрали ленты, подходящие к их волосам. Ни одна из них не подумала, как красные ленты будут смотреться в моих медных волосах. Цвета так и кричали. Дэнди кое-как собрала мои кудри в косички и завязала их так туго, что кожа под волосами и на лбу у меня болела. Я морщилась от неудобства.
– Знаю, что не идет, – оборвала я Ри. – Но это неважно.
Ри сочувственно улыбнулся.
– Хочешь, расплету тебе косы и выну ленты? – предложил он.
Я покачала больной головой.
– Не решусь! – сказала я. – Да и собираться пора.
Я побежала к фургону, а Ри побрел к воротам собирать пенни с опоздавших.
Едва успев натянуть голубую амазонку, я вернулась к лошадям, накинув поверх платья рабочую куртку.
То был богатый земледельческий край, хорошая равнина с темной плодородной землей. Амбары здесь были огромные, достаточно большие, чтобы завести в них всех лошадей сразу. Роберт, как только заметил, что в этом богатом зерном краю в амбарах есть место, ввел маленьких пони в парад-алле, и мы выучили их идти парами за Снегом, на котором ехал верхом Джек. Я следовала за ними на Море. Потом выезжали в плащах Дэнди и Кейти, сидевшие без седла боком на спине Морриса. Пролеска замыкала строй ровным надежным галопом, в ее упряжь по обе стороны были воткнуты развевающиеся флаги. Хорошее начало для представления – но для него надо было подготовить сразу всех лошадей.
Джек уже стоял за амбаром с пони, ввинчивая в налобные ремни их уздечек бубенцы. Ри пытался надеть плюмаж на Море, который закидывал голову и шарахался от яркого пера, хотя прежде сто раз его видел. Ри тихим и ласковым голосом ругался на коня, стараясь не пугать его еще сильнее.
– Давай я, – сказала я. – А ты надевай попоны на Морриса и Пролеску.
Каждому из коней для гротесков полагалась попона яркого розового цвета – в тон плащам девушек. Попоны должны были лежать в сундуке, где хранились украшения сбруи, бубенцы и перья.
– Их тут нет! – воскликнул Ри.
Пару мгновений мы шепотом ругались. Джек винил меня, но я точно помнила, как сложила попоны после прошлого представления и убрала их в сундук. Ри клялся, что они там были минуту назад, а Джек выругал его и сказал, что Ри, должно быть, вынул их и куда-то положил. Ри это отрицал, и я велела Джеку прекратить перекидывать вину на кого-то из нас и помочь с поисками. В разгар всей этой путаницы и злости явилась Дэнди, очаровательная, словно ангел, в своем развевающемся плаще, а через руку у нее были перекинуты попоны. Она брала их почистить. Джек ее обругал за то, что не сказала нам, но Дэнди улыбнулась ему, словно ее ничто не могло задеть, словно ей дела не было до его злости, до того, что ему по душе или не по душе. Я ощутила тот же холод, что и тогда, когда по спине у меня текла вода, пока Дэнди мыла мне голову. Меня передернуло.