— Ты и будешь в них работать.
На этом разговор был закончен.
Данди подождала, пока Роберт отвернется от нас, и присела в насмешливом реверансе.
— Циркач-сквайр, — пробормотала она себе под нос.
В тот же вечер миссис Гривс положила передо мной на чисто вымытый кухонный стол нижнюю юбку, сорочку, серое платье и передничек. Там был даже белый накрахмаленный чепчик.
— Это на завтра, чтобы ты могла пойти в церковь, — сказала она.
— А что, если я откажусь пойти? — подняла я на нее глаза.
Она прямо остолбенела от изумления.
— Лучше пойди, детка, — ответила она.
И я забрала вещи без слов.
Наутро я едва могла справиться с процедурой надевания всего этого. Данди помогла мне, хотя сама была ужасно занята, вновь и вновь укладывая свои волосы, пока они наконец, к ее удовлетворению, не образовали высокую блестящую корону, увенчанную белым чепчиком. Я же, наоборот, опустила его пониже и постаралась спрятать под него волосы, жалея только о том, что они недостаточно длинные и выбиваются наружу упрямыми завитками.
Я подошла к зеркалу и, пока Данди была занята собой, стала внимательно рассматривать свое отражение. Прежде я никогда не смотрелась в зеркала. Я разглядывала свои раскосые глаза мерцающего зеленого цвета, свою бледную кожу с россыпью веснушек на носу, мятежные густые локоны вокруг лба и улыбающийся рот. Да-да, я улыбалась, хотя глаза оставались грустными, да и мало у меня было причин для радости.
— Ты могла бы быть очень хорошенькой, — и розовое личико Данди появилось в зеркале рядом с моим, — если бы ты только не смотрела так мрачно. И хоть немного улыбалась мальчикам.
— У них нет того, что мне нужно. — Я отошла от зеркала. — С какой стати мне им улыбаться?
Данди облизнула пальцы и стала подкручивать локоны.
— А что бы ты хотела? — лениво поинтересовалась она. — Что они не могут тебе дать?
— Мне нужен Вайд, — немедленно отозвалась я.
Данди повернулась и уставилась на меня.
— Ты все еще мечтаешь об этом? — изумленно спросила она. — Теперь, когда у тебя есть шелковая юбка, и бриджи, и амазонка, и мы с тобой можем зарабатывать пенни в день. И мы так хорошо питаемся. И все смотрят на нас. Все! Каждая девушка хотела бы иметь такое же бархатное платье, как у меня. И ты все еще мечтаешь о какой-то дребедени.
— Это не дребедень! — страстно воскликнула я. — Ты ничего не понимаешь. Это моя тайна. Ты тоже мечтала об этом, когда мы жили с отцом и Займой. И я не собираюсь отказываться от своей цели только из-за того, что временно попала кому-то в услужение.
— Услужение! — зло произнесла Данди. — Не называй это так. Я ношу платье не хуже, чем у леди.
— Это всего лишь тряпка, — гневно возразила я. — Только глупая цыганка вроде тебя, Данди, может на это клюнуть. Посмотри на настоящих леди — они не носят таких побрякушек, как ты. Леди носят дорогие красивые платья, и вдобавок свои собственные. Они не наденут десять позолоченных браслетов, у них он только один, но из настоящего золота! Их одежда всегда чистая. И они говорят тихими голосами. Они совсем не такие, как мы!
Данди вмиг налетела на меня, я даже не успела увернуться. Она нацелилась ногтями, будто намереваясь вцепиться мне в глаза и расцарапать щеки. Я была сильнее, чем она, но она оказалась гораздо увертливее и вдобавок была рассержена, как ошпаренная кошка.
— Я ничуть не хуже леди, — крикнула сестра и сорвала с меня чепчик.
Но он был пришпилен к волосам, от боли я вскрикнула и оттолкнула ее. Так же инстинктивно, как она, я сжала руку в кулак и двинула ее в челюсть. Данди отлетела назад.
— Меридон, ты свинья!
Она опять бросилась на меня и, опрокинув на матрац, уселась на мне верхом. Я сопротивлялась и барахталась, но бесполезно. Тогда я тихо спросила:
— Ну что ты так взбесилась?
Данди поднялась и подошла к зеркалу рассмотреть ушиб. Я села и поднесла руку к щеке. Она кровоточила.
— Мы с тобой по-разному смотрим на вещи, — грустно сказала я. — Ты думала, что можешь выйти замуж за джентльмена, когда мы жили в маленьком грязном фургоне. А теперь ты считаешь себя равной леди, потому что зазываешь людей в балаган. Мне, например, это совсем не кажется вершиной успеха.
Сестра глянула на меня через плечо, презрительно выпятив прелестные розовые губки.
— Передо мной открывается масса возможностей, — упрямо сказала она, повторяя слова Роберта. — Когда я стану Мадмуазель Данди на Летающей Трапеции, от предложений не будет отбоя. Даже Джек окажется у моих ног.
Я потрогала голову, и мои пальцы стали липкими от крови. Чепчик тоже был запачкан. Я собиралась заплакать, но слова Данди встревожили меня.
— Я думала, что ты оставила мысли о Джеке, — осторожно сказала я. — Ты же помнишь, что говорил его отец.
— Я знаю, что ты разделяешь мнение Роберта, — самодовольно ответила Данди и занялась своей челкой. — Да и Джек больно много воображает о себе. Но теперь, когда я узнала, как он богат, я, пожалуй, займусь им.
— Сначала нужно зацепить его, — ответила я.
Меня охватила паника. Данди понятия не имела о деспотической натуре Роберта. Если она рассчитывает женить Джека на себе и стать хозяйкой в той гостиной, куда нас даже не пускали на порог, она просто сошла с ума от тщеславия. Соблазнить его ничего не стоит. В этом я была уверена. Но с Робертом Гауэром такие штучки не пройдут. Вспомнив, как он оставил рыдающую жену на пустынной дороге и сам уехал, я почувствовала, как вдоль моей спины пробежала дрожь.
— Оставь эту идею, Данди, — умоляюще выговорила я. — У тебя еще будет много возможностей. Джек только первая из них.
Сестра улыбнулась своему отражению, любуясь ямочками на щеках.
— Я знаю! — самоуверенно сказала она, но тут же повернулась ко мне, и выражение ее лица мгновенно изменилось. — Ох, Мери! Моя маленькая! Я не хотела так обидеть тебя! — И она засуетилась вокруг кувшина и стала краем полотенца стирать кровь с моей щеки и головы. — Какая же я свинья! — сокрушенно приговаривала Данди. — Извини, пожалуйста, Мери.
— Оставь, — отмахнулась я. Эта суета и ласковые поглаживания заставили меня стиснуть зубы. — Что там за шум?
— Это Роберт, — ответила Данди, выглянув в окно. — Они все собрались во дворе и ждут нас.
И она сбежала к ним вниз по лестнице. А я подошла к окну и высунулась.
— Я никуда не пойду, — объявила я громко.
— Почему это? — сурово спросил Роберт. Здесь он говорил с нами особенно строгим хозяйским голосом. — Вы что там, поцапались?
— Да. — И Данди, стоя перед ним, улыбнулась ему, словно приглашая оценить шутку. — Но теперь мы снова друзья.
Не меняя выражения лица, Роберт поднял руку и наотмашь так хлестнул ее по лицу, что она чуть не упала. Но миссис Гривс подхватила ее и поставила на ноги, сохраняя при этом полное спокойствие.
— Ваши лица. — Роберт говорил ровно и не повышая голоса, — как и все остальное, принадлежат мне. И если вы деретесь, то на здоровье, но чтобы не оставалось никаких следов. Надумай я завтра дать представление — и Мери не смогла бы работать. А если у тебя синяк на подбородке, то ты не сможешь ни созывать публику, ни сидеть у входа. В общем, пора выставить вас. Такие драчливые девки идут по две за пенни.
— Но они не умеют ездить верхом, — тихо возразила Данди.
— Да, и поэтому я выгоню только тебя, — резко обернулся к ней Роберт. — Ты здесь никому не требуешься. Поднимись, приведи Мери в порядок, и идите за нами.
Роберт отвернулся, и они с Джеком вышли со двора, даже не обернувшись. Миссис Гривс подождала, пока я спущусь по лестнице, прикрывая щеку рукой, и мы пошли все вместе, а Уильям плелся позади нас. Я совсем не злилась на Данди из-за этой драки. Я даже не сердилась на Роберта за оплеуху, которой он наградил сестру. Мы с ней прошли жестокую школу и умели пускать в ход кулаки. Но мне не понравилась готовность Роберта выбросить нас при первом же проявлении недовольства.
Вокруг церкви толпилась уйма народу, и я была рада, что не пошла в бриджах. Все провожали нас взглядами и даже указывали на нас пальцем. Я поняла, почему Роберт настоял на том, чтобы мы вели себя как примерные молодые дамы.
Он завоевывал свое положение в этой деревне год за годом. Он покупал уважение ценой своего богатства. И он не хотел рисковать, подвергая своих домашних пересудам. Респектабельность была для него прежде всего.
Данди с любопытством оглядывалась вокруг и даже рискнула послать легкую улыбку группе парней, стоящих у дверей церкви, но тут Роберт оглянулся, и она мгновенно устремила взор на свои туфли и прошла мимо ребят, даже не вильнув бедрами.
Я вообще не поднимала глаз. Я не нуждалась ни в чьем внимании, а тем более в восхищении этих юнцов. Кроме того, мне требовалось подумать. Мне настолько же не нравился этот новый Роберт Гауэр из Уорминстера, насколько понравился человек, сидевший на ступеньках фургона. Он имел перед собой цель, и вряд ли кто-нибудь мог заставить его отказаться от нее, а уж тем более две жалкие цыганские девчонки. Он не собирался возвращаться в ту грязную голодающую деревню, в которой когда-то мастерил повозки. Покупка первой лошади была началом пути. Его нарядный фургон и этот дом были следующими шагами на дороге, которая должна была привести его к знати. Он был незаурядным человеком и, я должна была признать это, заслуживал уважения.
Но Роберт прокладывал себе путь дорогой ценой. Поэтому его голос звучал жестко, поэтому он ударил Данди, поэтому он пригрозил выбросить нас вон.
Я так же, как он, стремилась к большему. И я понимала его. Я хотела спасти себя и Данди от этой позолоченной и мишурной жизни. Я мечтала сидеть в розовой гостиной и пить чай из чистой чашки. Я стремилась принадлежать к знати. Я хотела в Вайд.
А сейчас я внимательно следила за тем, что делают Роберт и миссис Гривс, и повторяла все их движения. Когда они опускались на колени, я делала то же самое. Я переворачивала страницы молитвенника одновременно с ними, хотя не умела читать. Я тщательно подражала им, и Роберт не имел причины жаловаться. Пока я не сумею вырваться из этой жизни, Роберт будет для нас спасательным кругом в море нищеты. Я должна принудить себя восхищаться им, пока не смогу уйти сама и забрать отсюда Данди. Пока мы не обретем свой дом.