Я глубоко втянула в себя морозный зимний воздух и сделала Роберту почтительный реверанс.
— Благодарю вас, сэр, — сказала я, будто он подарил мне фартинг.
Теперь я все поняла.
Я отвернулась и пошла к своей лошади. Слепая от ненависти, я набросила на нее поводок и открыла перед ней дверь. Я прошла мимо Роберта — Роберта, который был так добр ко мне и который держал меня, когда хирург вправлял мне руку, — я прошла мимо него, словно не видя. Мои глаза застилал красный туман, и мне подумалось, что если бы я осмелилась плюнуть на его ботинки, то вместо слюны была бы кровь. В глубине души я знала, что только неуместные желания Данди довели меня до этого идиотского разговора о свадьбах и прибылях. За долгие теплые летние дни, проведенные в фургоне Роберта, и за часы тяжелой работы этой зимой я привыкла считать наши интересы общими. Глупая похоть Данди ослепила меня так же, как ее. И мне понадобилась оплеуха Роберта, чтобы отрезветь.
Он смотрел на меня, как смотрят на ничтожную служанку. Он говорил со мной так, как почтенный землевладелец разговаривает со всякой швалью. Работа, которую я сделала для него, и все удары, которые приняла ради него, ни на йоту не изменили того факта, что он за грош купил меня у отца вместе с пони и развратной девкой. Я прошла мимо него с крошечной надеждой в сердце, что я сумею построить мостик к миру достойных людей. Я не буду грязью на дороге.
Когда я вела Кея на выгон, я тосковала по Вайду с той же силой, с которой тосковала по нему, лежа в моей завшивленной койке и слушая перебранку между отцом и Займой. Там я была чужой. Но здесь я тоже чужая. Я буду чужой везде, пока не обрету свою собственную землю. Другого пути для меня нет. Я должна сама прокладывать себе путь наверх. Я должна найти свой Вайд.
Я вывела Кея во двор, и мы начали работать. Он был либо новичком в дрессировке, либо забыл все, чему его учили. Я работала с ним все утро, хотя едва могла шевелить пальцами и мои щеки застыли от холода. Но когда я пошла на кухню позавтракать, они оказались красными и растрескавшимися. Я все утро проплакала, даже не замечая этого.
Наступление Рождества прошло незамеченным для нас. С того самого разговора на конюшне Роберт был с нами словно чужой и едва замечал нас. В рождественское утро он молча прокатил серебряную монетку по столу Джеку; Кэти, Данди и мне он подарил по трехпенсовику, миссис Гривс — отрез материи на платье, а Дэвиду — пару хороших, но уже ношенных перчаток.
На этом праздник закончился, и мы все разошлись работать. Я вернулась к лошадям, а остальные отправились упражняться на трапеции. Пони, купленные нами на ярмарке в Солсбери, оказались очень послушными, и Роберт научил меня управлять их упряжкой одной рукой, держа в другой кнут. Мы с ним подготовили довольно удачный номер: пони все вместе вбегали на арену, а затем разделялись на две группы, расходясь через одного и образуя круг, причем я постоянно теряла самого маленького из них, который попадал то в одну, то в другую группу. Пока они танцевали и раскланивались, каждый на своем месте, я улыбалась публике, стоя спиной к лошадям и якобы доверяя их умению. В действительности я совершенно не испытывала этого чувства.
С пони я работала каждое утро перед завтраком, пока Роберт наблюдал за тренировками в сарае либо занимался счетами у себя в кабинете. Позавтракав, мы выводили на поле Блубелли и нового коня, которого звали Морис, и там я отрабатывала вольтижировку. Блубелли прошел долгие годы тренировки с Джеком и останавливался, как только я после неудачного прыжка падала на землю.
— Не подпрыгивай! — раздраженно учил меня Роберт, стоя в центре поля и попыхивая трубкой. — Дай лошади бежать с удобной ей скоростью. Все, что от тебя требуется, — это стоять неподвижно, как ты стоишь на земле. Она сама сделает все остальное.
До этого я научилась стоять на неоседланной лошади, когда Джек придерживал меня, теперь же училась делать это без посторонней помощи. Сначала цепляясь мертвой хваткой за страховочную уздечку, но постепенно — а мы тренировались каждый день, невзирая на погоду, — я научилась отпускать уздечку, поддерживая равновесие с помощью рук, высоко подняв голову и улыбаясь заученной улыбкой.
После полудня Джек присоединялся к нам, закончив упражнения на трапеции. Данди и Кэти оставались разучивать новый трюк, предложенный Дэвидом: пока Данди, совершив полет, прыгала в руки к Джеку, Кэти ловила отброшенную ею трапецию. Затем Данди, выполнив сальто, спрыгивала в сетку, а Кэти, в свою очередь, летела над ареной к Джеку и либо тоже спрыгивала в сетку, либо возвращалась на оставленную платформу. Все признавали, что выглядит это замечательно. Все, кроме меня, ибо я даже не могла смотреть на этот ужас.
К концу декабря Дэвид добился всего, что намечал, и заработал обещанную премию. Он вручил Роберту хорошо натренированную труппу: юношу, выполняющего поддержку, и двух акробаток, делающих каждый трюк практически без ошибок. Кроме того, Дэвид научил их выполнять множество сальто и поворотов в сетке. Дальнейшее они уже могли совершенствовать сами.
Последние несколько дней Дэвид занимался со мной на учебной трапеции. Если не требовалось подниматься на высоту, я вполне справлялась со своими задачами. Я научилась работать на трапеции вниз головой, уцепившись только одной ногой, раскачиваться в позе «птичье гнездо» и спрыгивать с трапеции, сделав в воздухе что-то наподобие шпагата. Роберт намечал, что я буду выполнять эти трюки под настоящей трапецией после антракта, для того чтобы подогреть нетерпение публики. Я не имела никаких возражений, единственное, что я хотела, — это не расставаться с бриджами.
— Ради всего святого, Меридон, — раздраженно говорил Роберт. — Нельзя выступать на арене в костюме конюха. Тебе следует надеть короткую юбочку и нарядный корсаж, оставив открытыми плечи и часть груди.
— Там и показывать-то нечего, — прошептала Кэти.
Я сузила глаза, но ничего не ответила.
— А не отвлечет ли это внимание от главного выступления? — неожиданно вмешался Дэвид. — Мери будет одета так же, как девушки, а выполнять станет другой номер. К чему это? Лучше оденьте ее как Джека, в облегающие белые бриджи и пышную рубашку. Она будет выглядеть замечательно, а девушки пусть выступают полуобнаженными, если они согласны.
Кэти и Данди ухмыльнулись, а Джек согласно кивнул.
— Нас это гораздо больше устроит, папа, — рассудительно сказал он. — И приличия будут соблюдены, и публика довольна.
— Ладно, — согласился Роберт. — Для девушек я придумал голубые костюмы, а вы с Мери получите голубые шелковые рубашки. Меридон сможет надеть одну из ваших нарядных юбок в своем выступлении на лошади.
— Пусть она надевает что-нибудь свое, — предложила Данди, и Кэти утвердительно закивала.
Ни одна из них не хотела делиться своим великолепием.
— Она очень мило выглядит в зеленом, — заметила Кэти.
Но тут вдруг Дэвид и Роберт отчаянно замотали головами.
— Зеленый цвет приносит несчастье на арене, — объяснил Дэвид.
— Да уступите же ей одну из ваших чертовых юбок, ленивые отродья, — разозлился Роберт.
— Я не буду выступать в короткой юбке, — слабо возразила я. — Я хочу юбку длиной до колен.
Роберт устало кивнул.
— Ладно, что-нибудь устроим. — И он обратился к Дэвиду: — Вы проделали грандиозную работу, Дэвид. Я горжусь вами. И приглашаю всех на сегодняшний праздничный ужин. Миссис Гривс готовит нам замечательный олений окорок.
Дэвид отвесил один из своих актерских поклонов, прижав руку к сердцу.
— Премного благодарен вам, сэр, — церемонно сказал он.
— Так что заканчивайте тут и приходите в гостиную, — велел нам Роберт. — Я позволю вам всем выпить по стаканчику вина, чтобы попрощаться со своим тренером. Вы ему многим обязаны.
Он повернулся и вышел из сарая. Я быстро спрыгнула со своей низенькой трапеции, остальные поторопились сделать то же самое. Тут Дэвид подозвал нас всех к себе.
— Послушайте меня, пожалуйста, внимательно, — серьезно обратился он к нам, и в его голосе чуть заметнее стали нотки валлийского акцента.
Сначала он обратился к Джеку:
— Запомни, что я тебе сейчас скажу. Следи за оборудованием. Ты мужчина, и это на твоей совести. Опоры выполнены хорошо, я и сам пользуюсь такими же. Но сетка — это новая идея, и я не знаю, как долго она протянет. Проверяй ее почаще, бросая на нее мешки с сеном. Ваши жизни зависят от ее надежности. Не забывай это.
Джек кивнул, его лицо было серьезным.
— Ты командуешь номером и отбиваешь такт, — говорил ему Дэвид. — Но если девушки оказались не готовы или выбились из ритма, не заставляй их бросать трапецию. Пусть они возвратятся обратно на платформу. Это не твоя обязанность — ловить их во что бы то ни стало. Каждый трюк должен быть точно рассчитан.
Джек все слушал очень внимательно.
Тогда Дэвид повернулся к Кэти и Данди.
— Не делайте за него его работу, — продолжал он. — Ему платят за то, чтобы он поддерживал вас. Вы только должны оказаться в нужном месте, чтобы он мог поймать вас. Если его там нет, возвращайтесь обратно или спрыгивайте в сетку и мягко приземляйтесь на спину.
Кэти и Данди кивнули, послушные, как ученицы в школе.
— Доверяйте Джеку.
При этих словах дрожь почему-то пробежала по моему телу.
— Вы должны лететь к нему так, будто любите его всем сердцем и уверены, что он там, где должен быть. Доверяйте ему, как самим себе.
Когда Роберт выходил, он оставил дверь приоткрытой, и сейчас она внезапно распахнулась. В комнату ворвался ледяной ветер, и вместе с вихрем снежинок к нам влетела какая-то большая белая птица. Это оказалась амбарная сова с выпученными от яркого света глазами и огромными крыльями. Она совершенно бесшумно облетела всю комнату, вертя головой по сторонам и отыскивая выход. Сова пролетела прямо над Данди с Джеком, едва не задев их крылом. Тень от огромной птицы упала на лицо Данди, и оно на мгновение стало черным. Данди притворно вскрикнула и прижалась к Джеку. Со следующим порывом ветра дверь опять распахнулась, и сова вылетела. Я прижалась к стене и почувствовала, как смертельный ужас сжал мое сердце.