ездарный ученик, при виде успехов своего более способного друга.
— Ты будешь украшением общества, — пообещал он мне, видя, как леди Кларенс учит играть меня в пикет.
— Не знаю, как насчет украшения, но лучшим игроком в обществе будет, — улыбнулась леди Кларенс, признавая свой проигрыш. — Сара, не знаю, где вы учились играть, но с вами лучше не делать больших ставок.
Я улыбнулась и ничего не ответила, вспомнив на минуту об отце и его подвигах с засаленной колодой карт в деревенских гостиницах.
«Ну, кто хочет сразиться в картишки? — предлагал он. — Играем только на пиво, просто ради интереса». К столу подсаживались толстые фермеры с деньгами, полученными за ренту, или арендаторы, чьи деньги тоже жгли им карман. Отец надувал их одного за другим, неважно, пьяным он был или трезвым. Карты были, пожалуй, единственным занятием, в котором он достиг успеха.
— Сара, похоже, может вернуть наше состояние не только землей, но и наличными, — в шутку сказал Пери, улыбаясь мне.
Он не заметил предостерегающего взгляда, который кинула на него мать. Зато заметила его я. Леди Кларенс не хотела, чтобы я знала о долгах Хаверингов. В этом она была не права. Задолго до того, как огласить нашу помолвку, я попросила моих адвокатов узнать, насколько погряз в долгах мой будущий муж. Мы с Пери улыбнулись. Мы нуждались друг в друге и доверяли друг другу. И больше нам ничего не было нужно. В тот вечер мы пошли прогуляться в сад. Ночи стали прохладнее, и Пери накинул мне на плечи свой нарядный сюртук и предложил руку. Я приняла ее. Должно быть, мы выглядели красивой парой: мои рыжие локоны, вьющиеся у его плеча, составляли красивый контраст с его золотыми волосами. Но, гуляя по вечернему саду, мы говорили о деньгах и делах, а не о любви. Это никогда не приходило нам в голову.
Когда Пери проводил меня до дверей спальни, он наклонился и поцеловал меня в губы. Его прикосновение опять напомнило мне церемонные поцелуи его матери.
— Ты никогда не испытываешь ко мне желания, Пери? — задержала я его своим вопросом.
— Похоже, что нет, — несколько встревоженно ответил он. — А ты?
Я задумалась. Во мне словно боролись два разных существа: та девушка, которая не могла выносить ничьих прикосновений, кроме одного-единственного человека, и которая видела и слышала слишком много в покачивающемся фургоне. И другая, которая постепенно превращалась в женщину, которой уже довелось видеть, как смотрит на нее мужчина при расставании.
— Нет, Пери, — честно сказала я. — Думаю, я никогда не захочу тебя.
Он тепло улыбнулся мне, как обычно, слегка хмельной от выпитого портвейна.
— Отлично, — отозвался он. — Я ужасно люблю тебя, ты же знаешь.
Я бесшумно открыла тяжелую полированную дверь и проскользнула к себе. Из коридора послышались удаляющиеся шаги Пери, затем довольно громкое лязганье. Я выглянула наружу — оказывается, он наткнулся на статую рыцаря в доспехах, стоящую в углу.
— Извините, сэр, — церемонно поклонился он статуе и прошел дальше.
ГЛАВА 28
Я подошла к окну и отдернула шторы. Было довольно поздно, и в небе показалась луна. Неожиданно я увидела всадника, скачущего по залитой лунным светом общественной земле по направлению к Хаверинг-холлу. Подскакав к ограде нашего сада, он неожиданно исчез из виду, видимо привязывая лошадь, потом появился снова, перепрыгнул через ограду и без всякой боязни приблизился к дому. Я застыла от удивления. Потому что Уилла Тайка я узнала бы и за пятьдесят миль.
Перейдя лужайку, он остановился перед домом и стал пристально изучать окна, словно кого-то разыскивая. Тихонько рассмеявшись, я распахнула окно и высунулась наружу. Он приветственно поднял руку и неторопливо прошел через клумбу прямо ко мне. В моей груди родилось смутное воспоминание о какой-то другой девушке из моей семьи и каком-то другом парне, которые вот так же разговаривали ночью, но они болтали о любви.
— Что случилось? — требовательно спросила я.
— Вот смотрите. — И Уилл протянул мне руку, в которой что-то белело. Мне было не видно, что именно. Тогда он наклонился, поднял с земли камешек и обернул его в какую-то бумагу. — Я подумал, что вам это будет интересно. — Его голос звучал почти просительно. — Вы как-то рассказывали об этом раньше, когда мы с вами были друзьями.
Уилл приготовился бросить камешек в окно, и я отступила на шаг, не успев спросить, можем ли мы опять ими стать. Бросок был метким, и небольшой снаряд влетел прямо в комнату. К тому времени, когда я, подняв его с пола, снова подошла к окну, Уилл уже уходил. Я не стала окликать его.
Развернув камень, я разгладила бумагу. Лист был смят и зачитан, словно прошел через руки по меньшей мере дюжины людей. На нем красовалась картинка, изображающая прекрасную белую лошадь и трапецию с двумя фигурками на ней. Внизу витиеватыми нарядными буквами было выведено: «Великолепное Воздушное и Конное Шоу Роберта Гауэра».
Это были они. Маршрут, разработанный Робертом, привел их сюда. Мне следовало ожидать их раньше, ведь Селси находилась в двух шагах от Вайдекра, но, видимо, они выступали в деревушках. К тому же их задержали похороны Данди.
На мгновение жгучий гнев ослепил меня, в глазах потемнело. Ничто не повлияло на ход их жизни. Роберт гастролировал, как прежде. Джек, как прежде, стоял наверху, сияя лучезарной улыбкой. Кэти, наверное, была такой же пустой и глупой. Они продолжали выступать, делая хорошие сборы. Все было как прежде. Они будто не заметили, что убили ее и меня.
Я выронила афишу и подошла к окну глотнуть свежего воздуха. В эту минуту я могла бы убить их всех. Они ничего не чувствовали, хотя жизнь Данди оборвалась, а моя была пуста, как ореховая скорлупа. Я простояла у окна довольно долго, пока наконец мое дыхание не выровнялось и я не смогла вернуться в комнату. Подняв с пола бумагу, я посмотрела, где они сейчас выступают.
Это было недалеко от Мидхерста, и последнее вечернее шоу происходило как раз сейчас. При желании я могла бы успеть на него.
Глубоко вздохнув, я задумалась. Конечно, можно было бы позволить им работать спокойно. Пусть Ри ворует кроликов на моей земле, пусть они пройдут дорогой кочевников и цыган мимо моего дома, ни о чем не догадываясь. Наши дороги разошлись, мы больше никогда не встретимся. Они принадлежали к той, другой жизни, которую я оставила навсегда.
Я задумчиво провела пальцем по буквам. Именно они позволили Уиллу догадаться обо всем. Там было написано «Роберт Гауэр», а я рассказывала ему, что работала у человека, которого звали Роберт. Надпись над картинкой гласила: «Сноу — Изумительный Считающий Конь», а Уилл, конечно, запомнил мой рассказ о белоснежной лошади, которая умела показывать фокусы. Я знала — он помнил все, что я когда-либо говорила ему. И возможно, он подумал, что это мои старые друзья, которые помогут мне взглянуть на Хаверингов и на Пери трезвыми глазами. Уилл чувствовал, что потерял меня, и подумал, что эта встреча может помочь нам.
Я расхаживала по комнате большими шагами и не могла найти себе места. Взгляд, брошенный на часы, подсказал мне, что если я хочу увидеть, как Гауэры живут без нас с Данди, то мне пора ехать. Я смогу, смешавшись с толпой, удовлетворить свое любопытство, а потом так же бесследно исчезнуть.
Или же я смогу явиться к ним, как разгневанная фурия, жаждущая мщения. Это моя земля, и я здесь хозяйка. Я могу назвать Джека убийцей, призвать Ри в свидетели, и никто не осмелится возразить мне. Я могу добиться того, чтобы Джека повесили. Я велю конфисковать лошадей, отослать Кэти обратно в работный дом, а Ри — в тюрьму и заставить Роберта в позоре доживать свои дни в Уорминстере. На моей стороне теперь были закон и власть.
А можно поступить по-другому. Я могу вернуться к ним от скуки и безделья новой жизни. Я не сомневаюсь, что они встретят меня как заблудшую, но дорогую дочь. Они обнимут меня и заплачут вместе со мной светлыми, облегчающими душу слезами. Я научусь новым номерам и исчезну отсюда навсегда, не оставив и следа. А человек, ненавидевший силки, и Джеймс Фортескью могут управлять Вайдекром и дальше, не беспокоясь обо мне.
Мне казалось, что целая жизнь прошла с тех пор, как я уехала от них, сказав себе, что никогда не вернусь обратно. Но тогда я еще не знала, как это тяжело.
Нерешительность измучила меня. Метнувшись к гардеробу, я достала амазонку и надела ее. Пери, должно быть, пьет у себя в комнате, леди Кларенс либо пишет письма в гостиной, либо читает в библиотеке. Никто из них даже не услышит моих шагов по коридору. Я надела перчатки и шляпку, опустив на лицо вуаль, чего никогда не делала раньше. Взглянув на себя в зеркало, я поняла, как сильно изменилась за это время. Человек, не знавший меня, подумал бы, что я знатная леди, и, возможно, назвал бы меня красавицей. Я не была больше вечно голодным цыганским отродьем с синяками на лице. Отвернувшись от зеркала, я вышла и крадучись спустилась вниз по черной лестнице.
Поскольку ночи стали холодными, Кея ставили на ночь в конюшню, но дверь туда была открыта, и я, войдя, быстро оседлала его. Когда я затягивала подпругу, появился конюх с охапкой сена и удивленно уставился на меня.
— Я собираюсь на прогулку. — Мой голос не был похож на нерешительное сюсюканье молодой леди. Я снова была Меридон, которая могла кричать на пьяного отца и приказывать Ри. — Я поеду одна и не хочу, чтобы они, там в доме, знали об этом. Вы понимаете меня?
Он молча кивнул.
— Если кто-нибудь хватится Кея, скажите, что вы приведете его позже.
Парень опять кивнул. Его глаза округлились от удивления.
— Все в порядке? — улыбнувшись, спросила я.
В ответ он неожиданно просиял.
— Конечно, мисс Сара, — сказал он, обретя голос. — Я никому не расскажу, что вы уехали. К тому же все ушли на представление и оставили меня здесь одного. Никто ничего и не узнает.
— Спасибо, — сердечно поблагодарила я его, вывела Кея и села в седло.
Я поскакала по главной дороге на Мидхерст, предполагая, что Роберт выбрал южное предместье города, и не ошиблась. Издалека я увидела ярко освещенную дверь большого амбара и целый табунчик лошадей, привязанных поодаль. У изгороди также стояло несколько фермерских повозок.