— Что ты несешь, Дандин? Разве я хочу раздоров?
Я не собираюсь ни с кем ссорится и никого обижать. Но у меня есть враги, ты знаешь. И с ними я должна свести счеты. Так что отойди с дороги.
— Как же ты собираешься сводить счеты с врагами, Буря Чайкобой?
Мышка обернулась. В дверях кухни стояли матушка Меллус, аббат Бернар, Симеон и Тарквин.
— Никакая я не Буря Чайкобой. Вы знаете, мое имя Мэриел, — возмутилась мышка.
Слепой Симеон на ощупь приблизился к ней и тронул за рукав:
— Тогда почему ты по-прежнему ведешь себя как Буря Чайкобой? Зря ты так развоевалась, дитя мое, — ведь ты среди друзей, которые хотят тебе помочь.
Мэриел, насупившись, уставилась в пол:
— Без помощи обойдусь.
— Неправда, Мэриел. — В голосе матушки Меллус зазвучали строгие нотки. — Нет на свете такого существа, которое не нуждается в помощи других. Как ты думаешь, почему у нас здесь все ладится? Потому что мы живем дружно и стараемся во всем друг другу помогать. Думаешь, такое аббатство, как наше, под силу построить кому-нибудь одному? Нет, с большим делом в одиночку не справиться! А теперь скажи-ка мне, куда это ты собралась — с мешком ворованной еды, в чужом платье и с этой жуткой веревкой?
Мэриел растерялась. Старшие говорили с ней спокойно и дружелюбно, но ей вдруг стало ужасно стыдно. Мешок выскользнул у нее из лап, а к глазам подступили предательские слезы.
Тарквин пришел ей на помощь.
— Слышь, старушка, прекрати разводить сырость, — сказал он и положил на плечо мышки свою сильную лапу. — Выше нос, так вот! Распускать нюни — это последнее дело. Мы сейчас отправимся все вместе в эту пыльную берлогу, сторожку или как бишь ее. И будем, значит, там держать совет. Сядем рядком и все решим ладком, так вот!
Аббат протянул Мэриел чистый платок, чтобы она вытерла глаза:
— Отличная идея, Тарквин. Обсудим все как следует, глядишь, и добьемся толку. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. А у нас их будет не две, а добрых полдюжины. Давайте-ка все в сторожку.
Так как в сторожке было слишком пыльно и тесно, все устроились снаружи, на ступеньках в тени крепостной стены. Аббат распорядился, чтобы им принесли сюда завтрак.
— Ну, Мэриел, открой нам все-таки, куда ты собралась? — скрестив лапы на груди, спросила матушка Меллус.
— На остров Терраморт.
— А ты знаешь, где он, этот остров?
— Нет пока. Но уж если я решила — найду обязательно.
— Смотри только, со спеху не наделай смеху, — заметил слепой Симеон.
Мышка мгновенно надулась:
— Вижу, вы меня за дурочку держите!
— Симеон не хотел обидеть тебя, милая, — возразил аббат. — Но он прав, такое дело с наскока не решить.
Выясним прежде, где он, этот Терраморт. Боюсь, ты долго его проищешь, коли будешь бродить по свету наугад.
Друзья, припомните, вдруг кто-нибудь слыхал об этом острове. Может, это название упоминается в древних книгах или в старинных песнях. Или кто-нибудь из путешественников рассказывал о нем.
— Кажется, я кой-чем могу тут помочь. — Стоя в дверях сторожки, брат Губерт давно уже прислушивался к разговору. — О, да тут у вас пир горой. Пожалуй, составлю вам компанию.
Симеон вежливо кашлянул:
— Я так понимаю, ты, Губерт, знаешь что-то про этот Терраморт.
Брат Губерт захлопал своими близорукими глазами:
— Я-то сам о нем слыхом не слыхивал. А вот есть у нас тут один юнец — вы его все знаете. Как-то раз сей юный представитель мышиного племени пришел в сторожку, чтобы изучать историю аббатства. Видно, ему показалось, что я задремал, и он не мешкая бросил книгу и принялся рыться в тех пергаментах, что оставил Филдроун Странник.
Тарквин чуть не подавился пирожком.
— Филдроун! — вскричал он. — Как я сам-то не вспомнил, башка садовая! Да уж, старина Филдроун видел на своем веку больше стран, чем у ежа иголок, так вот! Они. слышь, с моим папашей, стариком Ларквином, были друзья не разлей водой.
Брат Губерт сердито фыркнул:
— Думаю, это всем уже ясно. Так вот, прежде чем меня столь бесцеремонно прервали, я как раз рассказывал о Филдроуне. Как-то зимой, когда на земле лежал глубокий снег, мне выпала честь дать в своей сторожке приют этому знаменитому путешественнику. Уходя, он оставил мне несколько свитков, в которых описывал свои путешествия, — этих свитков у него накопилось столько, что носить их с собой стало обременительно.
На этот раз старика прервал Дандин:
— И где же теперь эти свитки, брат Губерт? По-прежнему у вас?
— У меня ничего не пропадает. К сожалению, сторожка моя тесновата и найти в ней что-нибудь не так-то просто.
Не успел он договорить, друзья наперегонки бросились и сторожку — всем не терпелось отыскать свитки. Брат Губерт в тревоге побежал вслед:
— Не смейте рыться на полках! У меня ведь все разложено, и не как придется, а по системе. А вы мне устроите ералаш, и поминай как звали ценные рукописи!
— Кончай нам очки втирать, Губерт, — усмехнулся Симеон. — Знаем мы твою систему. Свалишь все в кучу, и пусть себе пылится. Хоть я и слеп, вижу твою систему насквозь — достаточно коснуться лапой полок. Ничего, дружище. Все к лучшему — мы не только рукописи найдем, но еще и перетрясем весь твой хлам. Глядишь, в твоей Пыльной сторожке станет попросторнее. Думаю, нам стоит сгрести с полок все до последнего пергамента и перетащить на лужайку. А то здесь и задохнуться недолго.
Жаркие лучи полуденного солнца освещали лужайку, заваленную книгами, рукописями, свитками и пергаментами.
— Куда только они запропастились, — огорченно покачал головой Сакстус. — Я бы их с первого раза узнал.
На верхней ступеньке лестницы, ведущей на крепостную стену, устроились неугомонные выдрята Бэгг и Ранн.
Они беспрестанно пихали друг друга и заливались смехом.
Братья-озорники были Мэриел по душе, но она понимала, что сейчас не время для шуток.
— Эй, ребята! — окликнула она близнецов. — По-моему, у вас не все дома. Вы, верно, не знаете, что смех беи причины — признак дурачины?
В ответ раздался новый взрыв хохота. Малолетние шалопаи смеялись так заразительно, что Мэриел и Сакстус невольно принялись хихикать, и даже брат Губерт не смог удержаться от улыбки.
— Может, хватит балбесничать, — крикнул Симеон, устремив на выдрят свои незрячие глаза. — С чего это вас так разбирает?
— Вы какие-то рукописи ищете… Ой, не могу…
— Сгребли все с полок, а брат Губерт… Ой, сейчас лопну… дал Симеону какой-то свиток… сунь, мол, под дверь, а то захлопнется…
— Я сразу сказал Бэггу… Спорим, говорю, вот эту штуковину они и ищут.
Мэриел кинулась к дверям и вытащила из-под них измятый пергамент.
— Так и есть! Это они — записки Филдроуна Странника!
Все заулыбались, потом раздался первый смешок, и через минуту воздух на лужайке сотрясался от дружного хохота.
14
Кривоглаз взревел благим матом:
— Не дрейфь, ребята! Зададим им жару! Докажем, что мы крысы-пираты, а не морские свинки! Сделаем отбивную из Габуловых прихвостней! Ни шагу назад! Или мы их, или они нас!
«Острый клык» подошел к берегу как можно ближе и теперь покачивался на отмели.
Команда выстроилась на палубе, зажав оружие в зубах, и ждала лишь приказа кинуться в воду. С берега им уже грозили крысы Кривоглаза.
Куцехвост первым прыгнул за борт и оказался по грудь в воде.
— За мной, парни! — скомандовал он. — Сейчас покрошим на куски эту шайку подонков, и все добро наше! Все за борт, живее!
Но Кривоглаз умел действовать решительно. Когда команда «Острого клыка» начала прыгать за борт, крысы с «Темной королевы» были уже у кромки прибоя.
Кривоглаз вошел в воду, обернулся и крикнул:
— Держаться отмели! Далеко не заходить, ясно? Не давайте им вырваться на сушу. В воде мы их в два счета прикончим. Тащите все багры и копья, что есть на корабле! Да побыстрее, ублюдки дохлые! Габул наверняка спит и видит, как бы сделать из моей шкуры барабан, а башку приколотить к мачте! Ничего, перетопчется!
Куцехвост направился прямиком к Кривоглазу:
— Выходи на честный бой! Сейчас я выпущу тебе кишки!
Кривоглаз молча выхватил кинжал, хорошенько прицелился и метнул его во врага. Куцехвост, который стоял по грудь в воде, не сумел увернуться, и кинжал вонзился ему промеж глаз. Капитан «Острого клыка» рухнул замертво. Увидев, что их предводитель мертв, крысы испуганно заметались между берегом и своим кораблем.
Теперь, когда они остались без вожака, их воинственный пыл заметно остыл.
К капитану подбежали Клыкач и Кайбо, а с ними двое невольников; они тащили копья, багры, луки и стрелы.
Кривоглаз в минуту опасности сохранял хладнокровие.
— Кайбо, остаешься здесь, с тобой половина команды!
Берите луки! Осыпайте их стрелами без передышки! Клыкач, ты и другая половина — заходите глубже. Не пускайте их к берегу. Острозуб, подай сюда зажигательное стекло, лук и стрелы.
Якорь на «Остром клыке» не был брошен, и корабль, увлекаемый отливом, начал медленно отходить от берега. Увидев, что их корабль относит, некоторые крысы бросились за ним вплавь. Другие, посмелее, пытались прорваться на берег.
У Кайбо и его стрелков были удобные мишени: стрелы вонзались в спины крыс, пустившихся вдогонку за кораблем. Стоны раненых и умирающих смешивались с воинственными воплями тех, кто не желал спасаться бегством, пытаясь отразить атаки пик и багров.
А на берегу Кривоглаз проворно смачивал в керосине лоскутья и тряпки и оборачивал ими наконечники стрел.
Солнце светило вовсю, и при помощи зажигательного стекла не составляло труда запалить эти наконечники. В сопровождении Кайбо, который нес стрелы, Кривоглаз вошел в воду. Ветер был на их стороне, и первая стрела, пущенная Кривоглазом, понеслась над головами крыс и пронзила парус «Острого клыка» — тот мгновенно вспыхнул. Минуту спустя еще две горящие кометы рассекли воздух. Одна запалила корму, другая мачту.
Кривоглаз от души веселился, пуская горящие стрелы в беспомощных крыс, тщетно пытавшихся добраться до своего корабля. С хохотом он наблюдал, как объятые огнем крысы, визжа от боли, бросались в воду. Вода покраснела от крови, а ветер все сильнее раздувал пламя, охватившее корабль. Море превратилось в настоящий ад, воздух содрогался от рева и стонов. Отлив относил горящее судно все дальше, а вслед за ним плыли тела убитых пиратов. Капитан «Темной королевы» был пьян от злобы; его единственный глаз налился кровью.