Конечно, можно было бы возразить, что предполагаемые убийцы актрисы сделали несколько инъекций, используя одну и ту же тончайшую иглу, но тогда на теле остались бы следы, которые вряд ли ускользнули бы от внимания Томаса Ногуши при осмотре с помощью лупы.
Один факт был взят на вооружение сторонниками теории убийства, чтобы опровергнуть заключения патологоанатома.
3 августа 1962 года доктор Энджельберг сделал Мэрилин инъекцию. Этот факт никем и никогда не отрицался и был подтвержден подробным счетом, который врач прислал душеприказчику звезды.
Но поскольку Ногуши не отметил следа этого укола, можно поставить под сомнение весь его отчет о вскрытии. К огорчению для сторонников этого аргумента, факт ни о чем не говорит. Научно доказано, что игла столь малого диаметра, какой пользовался Энджельберг, оставляет видимый след только на четыре часа. А Ногуши четко указал: «Обнаружить возможно только свежие уколы». И добавил: «Врач Мэрилин Монро сделал ей укол за сорок восемь часов до вскрытия. Поэтому я и не обнаружил его следа»[124].
Последнее доказательство, на сей раз видимое, окончательно определило версию о тайном уколе в категорию ошибочных версий. Многочисленные фотоснимки, сделанные в доме Лоуфорд-Кеннеди, указывают на наличие синяка того же размера и в том же месте: Это означает, что данная отметина вовсе не была автографом убийц-мафиози, а говорит о том, что Мэрилин несколько раз натыкалась на один из предметов мебели. Кстати, и Дэвид Маршалл написал: «Если она ударилась об угол стола в своей спальне, это могло оставить на ее теле гематому именно в том самом месте, где она и была обнаружена при вскрытии»[125].
Упорство, с которым, несмотря на все опровержения медиков, авторы произведений о заговоре цепляются за версию о смертельной гематоме, связано с еще одним слухом. Он был рожден в самых первых книгах о смерти Мэрилин и продолжает присутствовать в совсем недавних публикациях таких авторов, как Энтони Саммерс и Дон Вольф.
Ссылаясь на фотоснимки, сторонники этого слуха утверждают, что в спальне Мэрилин не было стакана с водой. И что невозможно, не запивая, проглотить такое количество нембутала. А коль скоро находившаяся рядом со спальней ванная комната в день смерти ремонтировалась, звезда не могла туда пойти, чтобы запить свою смертельную дозу.
Нет воды, нет пилюль, значит, не было и самоубийства. Приехали!
Но и этому есть простое и доходчивое объяснение.
27 октября 1999 года известная компания «Сотбис» провела в Нью-Йорке аукцион по продаже принадлежавших Мэрилин Монро вещей. Это было беспрецедентное событие, продлившееся два дня и превзошедшее самые оптимистичные ожидания — выручка составила более тринадцати миллионов долларов.
Лот номер 386 с начальной стоимостью четыреста долларов, проданный за сумму в двенадцать раз большую, не оставил от этой версии камня на камне. Он состоял из зеленых стаканчиков, которые были куплены Мэрилин за несколько недель до смерти. А один из предметов, указанных на странице 318 аукционного каталога, был виден и на снимках, сделанных ДПЛА в спальне актрисы. Он был описан как небольшая ваза и стоял на полу рядом с кроватью Мэрилин.
Таким образом, рухнула жившая многие десятилетия легенда о том, что у звезды не было емкости, из которой она могла бы запить таблетки нембутала.
49. Исчезновение
Два последних вопроса, которые следовало выяснить и которые были напрямую связаны с проведенным Ногуши вскрытием, явно становились все более важными. Первый касался отсутствия сока в желудке покойной и придавал — по крайней мере, так они утверждали — вес аргументации сторонников версии убийства. Второй явно переводил дело в другое измерение и указывал на подтасовку фактов в самой службе судебно-медицинской экспертизы округа Лос-Анджелес.
«Кроме того, доктор Вайнберг и некоторые другие известные патологоанатомы подчеркнули, что нембутал называют "желтой рубашкой" из-за желтой желатиновой оболочки. Если Мэрилин Монро, как это утверждали, проглотила сорок таблеток нембутала, следы желтого вещества должны были быть обнаружены в пищеварительном тракте, особенно в пустом желудке. Доктор Ногуши таких следов не обнаружил»[126].
Дон Вольф был не первым, кто это заметил и удивился отсутствию «желтизны» в организме актрисы, поскольку это замечание повторялось почти во всех книгах и документальных фильмах, оспаривающих официальную версию кончины звезды.
Однако объяснение такой «аномалии» опять-таки находилось в распоряжении всех, кто объективно изучал это досье начиная с 1983 года.
За несколько дней до этого, 4 ноября 1982 года, доктор Томас Ногуши дал показания двум сотрудникам службы окружного прокурора Лос-Анджелеса, проводившим в то время официальное расследование обстоятельств этой смерти, вызывавшей столько слухов. В тот самый день инспекторы заинтересовались четырьмя вопросами относительно произведенного вскрытия.
Среди них был и вопрос об отсутствии желтого вещества. «Этот вопрос (…) был поднят, судя по всему, тем, кто не знаком с нембуталом, — пояснил им Ногуши. — Будучи патологоанатомом, я знаю это лекарство достаточно хорошо. Оно весьма популярно среди потенциальных самоубийц. Как я уже объяснял, достаточно взять одну таблетку нембутала, послюнить, а затем потереть между пальцами и увидеть, что таблетка не оставляет никаких желтых следов. Нембутал находится в капсуле, которая не красит, когда она проглочена»[127].
И если ответ патологоанатома покажется недостаточно убедительным для скептиков, приглашаю их вспомнить документальный фильм «Незаконченная история», передававшийся по каналу «Дискавери» в октябре 2003 года. В этом фильме показывалось, как группа исследователей воссоздала в пробирке условия всасывания в кровь таблеток нембутала. И они раз и навсегда подтвердили, что, независимо от проглоченного количества, это снотворное не оставляет в организме никаких следов!
Оставался последний нерешенный вопрос, и пора закрывать эти споры. О чем же шла речь?
Давайте предоставим слово Дону Вольфу. «Д-р Эбернети на основе лабораторных анализов крови и печени дал заключение о смерти в результате отравления барбитуратом, — пишет он. — Однако доктор Ногуши запросил также анализы мочи, тканей почек, желудка и кишечника. Анализ отобранных образцов указал, как именно барбитураты попали в организм. Но в кратком токсикологическом отчете не упомянуты анализы этих проб и не указано, что барбитураты были приняты оральным путем. (…) Доктор Ногуши поэтому запросил отчеты. (…) И тогда он был удивлен тем, что образцы (…) загадочным образом исчезли»[128].
Обвинение было серьезным. Пробы, которые могли бы раз и навсегда разрешить загадку Мэрилин Монро, якобы «загадочным образом» исчезли из службы судебно-медицинской экспертизы. С того времени выдвижение сомнительных предположений стало делом естественным и даже спасительным. Кстати, именно поэтому Дон Вольф и настаивал на этом вопросе, сделав попутно еще одно «открытие», связанное с судмедэкспертизой: «Исчезновение образцов, несомненно, самый больной вопрос в длинном списке нарушений, связанных с аутопсией Мэрилин Монро»[129]. Если верить этому американскому автору, то, помимо странного исчезновения органов актрисы, вся процедура вскрытия проходила с нарушениями закона.
Не будучи — как, кстати, и сам Дон Вольф — патологоанатомом, я не могу оценивать качество работы Ногуши. Да к тому же и не вижу в этом необходимости, потому что многие другие квалифицированные специалисты, например Джон Майнер, засвидетельствовали, что Ногуши работал строго по установленным правилам.
К тому же с моей стороны было бы слишком смелым сводить пять часов работы врача в один длинный список нарушений. Особенно если забываешь сказать, каких именно. Но не будем останавливаться на этом голословном обвинении, а лучше вернемся к «загадочному исчезновению проб». Это действительно очень серьезно, потому что органы Мэрилин были вещественными доказательствами. Следовательно, их необъяснимая пропажа бросала тень на все расследование.
Надо было докопаться до источника этого сенсационного заявления.
Прежде чем зашить труп Мэрилин, Томас Ногуши, как мы помним, взял серию проб, чтобы получить дополнительные данные из лаборатории. Тесты, дополнительные исследования могли бы помочь понять, что актриса умерла от передозировки нембутала и гидрата хлорала. Но — и Ногуши потом сам это подтвердил — его указания не были выполнены. «Прочитав токсикологический отчет, я сразу же увидел, что сотрудники лаборатории не проверили другие органы, которые я им отправил, — рассказывал он. — Они ограничились анализами крови и печени»[130].
Некоторым покажется, что это дает полное основание выдвигать обвинения в сокрытии улик. Не совсем так, потому что патологоанатом дал объяснения по этому вопросу. Он отметил, что уровень содержания в организме актрисы нембутала и гидрата хлорала значительно превосходил смертельную концентрацию (полагают, что их количества хватило бы, чтобы отравить дюжину человек). Если к этому добавить обнаружение таблеток на ночном столике Мэрилин, то это замечание указало лаборатории направление исследований. Эти сведения настолько ясно говорили о самоубийстве, что руководитель службы токсикологии Реймонд Дж. Эбернети счел дальнейшие исследования нецелесообразными.
Такое объяснение может разочаровать, но оно ясно показывает добросовестность судмедэксперта, если взглянуть на все это дело в определенном контексте. Потому что в 1962 году некоторые затребованные Ногуши исследования не были предусмотрены правилами. А количество анализов определялось решением начальника лаборатории: дополнительные исследования проводились только тогда, когда начальник считал их необходимыми.