Имя Мэрилин Монро приобретает популярность, зрители просят «больше Мэрилин», и студия решает вложить деньги в ее «раскручивание». К этому времени относится и попытка Мэрилин встретиться с отцом. Она даже наняла частного детектива, который быстро обнаружил, что отец живет недалеко от Лос-Анджелеса. Мэрилин попросила Наташу отвезти ее к отцу. Наташа предупреждала, что, весьма вероятно, этот человек не захочет встретиться со своей внебрачной дочерью. Так оно и случилось. Когда, уже подъезжая к дому, Мэрилин позвонила по телефону, чтобы предупредить о визите, жена отца сказала, что тот не желает ее видеть, и если у нее есть претензии, то вот телефон его адвоката. Как Наташа и предполагала, этот эпизод глубоко потряс Мэрилин, ожидавшую, что отец изменился и теперь станет частью жизни, ее другом.
В этот же период актриса не раз делала попытки получить образование. Она прекрасно понимала, как не хватает ей знаний, как необходимо расширить круг чтения, чтобы по крайней мере иметь возможность участвовать в беседах. Этой теме и посвящен ее следующий рассказ.
Однажды вечером два моих друга поспорили за обедом в маленьком итальянском ресторанчике. Один из них был писателем, другой — режиссером.
Спор зашел о том, был ли Боттичелли лучшим художником, чем Леонардо да Винчи. Я слушала их, хлопая глазами, не понимая, о чем они говорят. Ведь я даже не знала, кто такие Боттичелли и да Винчи.
«Мэрилин заскучала, — сказал режиссер. — Я всегда знаю, когда ей скучно до слез. Она широко открывает глаза и приоткрывает рот с деланным интересом».
«Давай поговорим о чем-то более ей понятном, чем эпоха Ренессанса, — согласился писатель. — Ну, например, о сексе».
«По крайней мере я знаю твои склонности в этом вопросе», — парировала я.
Но на самом деле я не знала. Спор о сексе также был для меня темным лесом. Они рассуждали о Фрейде, Юнге и разных других типах, имена которых мне ничего не говорили. И пока я сидела и слушала разговор моих друзей, я вдруг поняла, что в большинстве случаев не имею ни малейшего понятия, о чем идет речь, даже если собеседники — женщины. И невозможно было скрыться оттого факта, что я клинически глупа. Я ничего не знала о живописи, музыке, книгах, истории, географии. Я ничего не знала даже о спорте и политике.
Вернувшись домой, я села на кровать и задала себе вопрос: есть ли вообще что-либо, что я знаю? И мне ничего не пришло в голову, кроме актерской профессии. Я знала, как играть. Это был способ на короткое время погружаться в мир грез.
И я решила пойти учиться. На следующий день я записалась на курс истории искусств в университет Южной Калифорнии. После полудня я ежедневно посещала занятия, а иногда и по вечерам. Профессором была женщина. Сначала я огорчилась: я не могла себе представить, что женщина может чему-то меня научить. Но через несколько дней я изменила мнение.
Мой педагог была одним из самых интересных людей, каких я когда-либо встречала. Она рассказывала о Ренессансе, и ее рассказы были в десять раз важнее, чем любой голливудский фильм. Я буквально впитывала каждое ее слово. Я встретилась с Микеланджело, с Рафаэлем, с Тинторетто. Каждый день я узнавала о жизни и творчестве очередного гения.
Ночью я лежала в постели и думала, как хорошо было бы жить в эпоху Ренессанса. Конечно, с тех пор я бы уже умерла. Но тогда мне казалось, что это того стоило.
Через несколько недель я бросила занятия и стала покупать книги Фрейда и его учеников. Я читала их до одурения. Но у меня было мало времени. Я посещала уроки актерского мастерства, уроки пения, фотосессии. Я должна была постоянно давать рекламные интервью и, конечно, репетировать свои роли. В конце концов я решила отложить свое образование, но дала себе слово не забыть о нем. Я поклялась, что через несколько лет, когда моя жизнь и карьера наладятся, я начну учиться — всему. Я буду читать книги и постараюсь узнать обо всех чудесах, что есть в мире.
И когда я буду встречаться с людьми, я не только буду понимать, о чем они говорят. Я смогу также и вставить в разговор несколько слов.
Следующая история, рассказанная Мэрилин Монро, лишний раз свидетельствует о ее нелюдимости, о трудностях в общении с людьми и в особенности с женщинами.
«С Джоан Кроуфорд я встретилась в доме Джо Шенка. Она произвела на меня сильное впечатление. Я любовалась ею на протяжении всего обеда. Хотела бы я в ее возрасте выглядеть, как она.
Некоторые кинозвезды в повседневной жизни совсем не похожи на звезд, другие же знаменитости выглядят даже более „звездными“ в жизни, чем на экране. Не знаю, что лучше, но мисс Кроуфорд совершенно точно относилась ко второй категории. За столом в доме миссис Шенк она была еще более звездой, чем в каком-нибудь фильме, где она буквально наэлектризовывала зрителя.
Мне было лестно, что я произвела благоприятное впечатление на мисс Кроуфорд. После обеда она мне сказала: „Думаю, что я смогу вам помочь, если позволите. Например, это белое вязаное платье, что на вас, совершенно не годится для обеда такого уровня“.
Это было мое единственное хорошее платье. Я носила его в гости и днем, и вечером. И собственноручно чистила каждый день.
Я взглянула на изумительное вечернее платье мисс Кроуфорд и поняла, что она имела в виду.
„Вкус, — продолжала моя собеседница, — не менее важен, чем внешность и хорошая фигура“. Она вежливо улыбнулась и спросила: „Так вы позволите мне помочь вам, дорогая?“
Я сказала, что крайне польщена ее предложением. Мы назначили встречу на воскресное утро в церкви. Оказалось, что мы посещаем одну и ту же церковь.
Мы встретились в церкви после службы, и мисс Кроуфорд сказала: „Я страшно рада вас видеть. Но вы не должны являться в церковь в туфлях без каблуков и в сером костюме с черной отделкой. Если уж вы надели серое, то и отделка должна быть серой, только другого оттенка. И никогда не надо добавлять черное“.
Это был мой единственный костюм, но я сочла невозможным оправдываться, объяснять причину.
„Хотите поехать ко мне домой?“ — спросила мисс Кроуфорд.
Я ответила, что буду счастлива, и мы договорились, что я последую за ее машиной.
Я была взволнована предстоящим визитом. Я была почти уверена, что мисс Кроуфорд подарит мне кое-что из своего гардероба: то, что ей надоело или вышло из моды.
Дом был необыкновенно красив и элегантен. Мы завтракали на кухне с четырьмя детьми актрисы и ее прелестным белым пуделем. После завтрака мисс Кроуфорд пригласила меня подняться на второй этаж в свою комнату.
„Коричневое будет вам очень к лицу, — сказала она. — Я покажу вам вещи, которые сама вяжу“. И она продемонстрировала целый ряд вставочек разных оттенков коричневого и объяснила, что их надо надевать под соответствующие по тону коричневые костюмы.
„Главное искусство хорошо одеваться, — продолжала она поучать меня, — это умение сочетать все элементы — туфли, чулки, перчатки, сумку — с платьем или костюмом. Теперь я хочу, чтобы вы приготовили полный список всех вещей из вашего гардероба, и тогда я сделаю список того, что вам необходимо докупить, и прослежу, чтобы вы купили именно то, что нужно“.
Я ничего не ответила. Обычно я не стеснялась объяснять знакомым, что я бедна и временами мне приходится перехватывать несколько долларов до следующей получки. Но почему-то я не смогла сказать мисс Кроуфорд, что она уже видела весь мой гардероб — неподходящее вязаное белое платье и неправильный серый костюм с черной отделкой.
„Ведь это так легко не выглядеть вульгарно, — заверила меня знаменитая актриса, когда я собралась уходить. — Приготовьте список и дайте мне немного вами поруководить. Вы сами будете поражены результатом. Да и все ваши знакомые тоже“.
Сама не знаю, зачем я позвонила мисс Кроуфорд на следующий день, наверное, просто потому, что обещала. А может быть, я все еще надеялась, что она отдаст мне кое-что из ненужных ей нарядов. Или же я все-таки намеревалась рассказать ей правду о том, что у меня нет средств для покупки модной одежды.
Но когда я услышала по телефону голос знаменитой актрисы, я принялась заговаривать ей зубы, как и раньше. Сделала ли я список своего гардероба? — Нет, еще не сделала. — Нельзя же быть такой лентяйкой! — Да, я знаю. Я подготовлю список и в ближайшие дни позвоню.
„Отлично, — сказала мисс Кроуфорд. — Буду ждать вашего звонка“.
Я не позвонила мисс Кроуфорд. Следующий раз я услышала о ней примерно через год. Из газет. К этому времени я уже работала на студии „XX век — Фокс“ и уже начинался бум Мэрилин Монро. Киножурналы и колонки светских сплетен были полны моими фотографиями, а почтальоны тащили мешки писем от моих поклонников.
В числе почетных обязанностей, которые теперь на меня сыпались, была также обязанность представить одного из победителей на ежегодной церемонии вручения премии „Оскар“. Накануне церемонии я была просто парализована страхом. Перед выходом на сцену для передачи статуэтки „Оскара“ я вся дрожала. Я молилась в душе, чтобы не оступиться и не грохнуться и чтобы мой голос не сел, когда нужно будет произнести две стандартные фразы. И когда этот момент настал, я сумела дойти до микрофона, сказать все, что было нужно, и вернуться за кулисы без всяких проблем. Точнее, так я думала до следующего утра, когда, раскрыв газету, прочитала замечания мисс Кроуфорд.
Я не сохранила вырезку, но отлично помню ее слова. Она сказала, что выход на сцену Мэрилин Монро был верхом вульгарности и позором для всего Голливуда. Вульгарными, по ее мнению, были и мое неприлично обтягивающее платье, и моя вихляющая походка на сцене со священной фигуркой „Оскара“ в руках.
Я была до такой степени поражена, что с трудом могла поверить своим глазам. Я позвонила присутствовавшим на церемонии друзьям и спросила, правда ли то, что написала мисс Кроуфорд. Они смеялись. „Это неправда“, — сказали они и посоветовали простить даму, которая когда-то сама была молодой и соблазнительной.
Я так подробно описала один из эпизодов моей „вражды“, потому что он типичен. Вражду всегда начинали те, кого я каким-то таинственным образом обидела, — всегда женщины.