На самом деле и облегающее платье, и вихляние задом были выдумкой мисс Кроуфорд. Она, видимо, слишком много читала обо мне в светской хронике. Но, скорее всего, она не простила мне, что я так никогда и не принесла ей список моего гардероба».
После смерти Мэрилин Монро эта забавная голливудская история получила еще более забавное продолжение. В 2005 году, в годовщину смерти актрисы, газета «Лос-Анджелес таймс» опубликовала дневник Мэрилин, который она записала на магнитофон совсем незадолго до смерти. Это были записи, предназначенные для психиатра актрисы, доктора Гринсона, чтобы тот мог лучше понять ее психологические проблемы. Я еще вернусь к этим важным свидетельствам, а сейчас расскажу только один эпизод — встречу с Джоан Кроуфорд. Здесь она выглядит несколько иначе, чем в «причесанном» и вполне приличном рассказе Мэрилин. Вряд ли Мэрилин в действительности надеялась получить какие-то вещи из гардероба Джоан: она была гораздо выше и крупнее стареющей звезды. Дело было совсем в другом. Вот что наговорила на пленку Мэрилин Монро.
«Вот передача по радио… пытается возродить старую вражду между мной и Кроуфорд. Да. Она наговорила массу грубостей обо мне какое-то время назад. Меня это не волнует. Я не знаю, почему она это сделала. Мы начали вполне дружески… Мы зашли в ее спальню… У Кроуфорд был колоссальной силы оргазм, она вопила как безумная. Надо отдать должное Наташе. Она может научить не только хорошо играть…
Следующий раз, когда мы встретились, Джоан хотела проделать это еще раз. Но я прямо сказала, что не получаю удовольствия от секса с женщиной. После того как я ее отвергла, она обозлилась…»
Так оно, судя по всему, и было. Джоан Кроуфорд, видимо, надеялась продолжить отношения, но Мэрилин почувствовала, что на этом пути могут быть только одни неприятности и проблемы. Ее не пугали лесбиянские отношения, ее испугала агрессивность Джоан, сразу же взявшей на себя ведущую роль.
После разрыва Мэрилин сделала все, чтобы эта тайна не стала добычей репортеров. Но ей не удалось предотвратить враждебных действий насмерть разобиженной стареющей актрисы.
Мэрилин Монро описала эпизод, случившийся в феврале 1953 года на вручении ей Золотой медали как лучшей новой звезде года. Кроуфорд и ее свита появились в зале спустя пять минут после начала церемонии, как раз чтобы привлечь к себе внимание зала и фотожурналистов. Но Мэрилин, по своему обыкновению, явилась еще позднее. Она была в золотом, невероятно обтянутом платье с глубочайшим декольте. Платье было столь узким, что актриса практически не могла идти. Она делала малюсенькие шажки, и понадобилось немало времени, чтобы она смогла добраться до своего стола. Надо ли говорить, что церемония вручения наград практически прекратилась: мужчины застыли с раскрытыми ртами, а ведущий вечера Джерри Льюис вскочил на стол и завопил: «Ооооооо!» Атмосфера необузданного эротизма разлилась по залу. Как и многие другие присутствующие актрисы, Кроуфорд была возмущена до глубины души. К тому же она поняла, что ее уроки хорошего вкуса не пошли Мэрилин впрок.
После церемонии Кроуфорд пригласила журналиста Боба Томаса и излила ему свои чувства. «Смотрите. Все в порядке с моей грудью, но я же не демонстрирую ее всему залу, суя ее людям в лицо». На следующий день она дала пространное интервью по поводу церемонии, уделив особое внимание наряду Мэрилин Монро.
«Понятно, почему ее картины не имеют зрительского успеха. Секс играет исключительно важную роль в личной жизни человека. Люди интересуются этим вопросом, но они не хотят, чтобы эта тема грубо эксплуатировалась, чтобы это выплескивалось на них… Реклама зашла слишком далеко. И мисс Монро делает ошибку, уверовав в рекламу. Кто-то должен объяснить ей ее ошибку. Ей нужно сказать, что зрители любят провокационную личность женщины, но они также любят знать, что под покровом секса скрывается настоящая леди…»
Интересно, что Даррил Занук послал Джоан Кроуфорд записку, написав в частности: «Не извиняйтесь перед ней (имея в виду Мэрилин Монро. — В.Г.). Это ей только на пользу». Но ведь именно костюмер студии «XX век — Фокс» придумал ее вызывающий наряд.
На защиту Мэрилин выступила ведущая звезда студии «XX век — Фокс» Бетти Грейбл: «Они просто завидуют Мэрилин. Она — самое большое явление, случившееся за последние годы в Голливуде». Совпадение или нет, но в июле 1953 года Грейбл разругалась с Зануком и порвала свой пятилетний контракт со студией. «Детка, — сказала она на прощание Мэрилин, — не теряйся, действуй, теперь твоя очередь!»
В разгоревшемся скандале активное участие приняли и две «первые леди Голливуда» — Луэлла Парсонс и Хедда Хопер. Эти две журналистки и светские сплетницы держали в своих руках «весь Голливуд» и постоянно соперничали. Их колонки светской хроники и радиопрограммы пользовались огромной популярностью, и с помощью этих средств массовой информации они создавали и разрушали актерские репутации. Биографы Монро припоминают, что на одном из светских приемов обе сплетницы в буквальном смысле тянули Монро в разные стороны. Мэрилин предпочла Луэллу, и та стала ее постоянной защитницей. Конечно, в обмен Парсонс требовала, чтобы все, что происходило в жизни актрисы, становилось известной ей немедленно и из первых рук. И Хедда, и Луэлла не прощали, если информация поступала к ним откуда-то со стороны.
Парсонс действительно очень хорошо относилась к Мэрилин, жалела ее и уделяла ей немало места в своих колонках. В октябре 1952 года она попала в больницу и была поражена, что и сестры, и врачи расспрашивали ее о Мэрилин Монро больше, чем о какой-либо другой кинозвезде. Позднее в том же месяце Луэлла написала статью «Десять самых восхитительных женщин», в которой на первое место в списке поставила Монро. «Мэрилин — одна из самых восхитительных личностей среди актеров ее поколения. У нее есть свойство быть абсолютно естественной, а это невозможно подделать», — писала Парсонс.
Когда разгорелся скандал с Джоан Кроуфорд, Парсонс поспешила на помощь и напечатала интервью с Мэрилин. Та сказала следующее: «Я всегда восхищалась Джоан, что она такая прекрасная мать — усыновила четверых детей, дав им крышу над головой. Кто лучше меня знает, что такое быть бездомным ребенком». Смысл этой шпильки заключался в том, что по Голливуду циркулировали слухи о том, что якобы Кроуфорд в действительности была очень плохой матерью, совершенно не занималась детьми.
В обмен на их добрые отношения Мэрилин рассказывала Луэлле все новости своей личной жизни. В дальнейшем Луэлла была первой, кто сообщил о предстоящей свадьбе Мэрилин и Джо ДиМаджио[40]. Это была колоссальная сенсация, которой газеты уделили больше места, чем сообщениям о разводе Мэри Пикфорд и Дугласа Фейрбенкса в 1933 году.
Мэрилин получала от поклонников до 25 тысяч писем в неделю. Ее место в кино было обессмерчено звездой на асфальте около Китайского театра на Голливудском бульваре. Между тем Монро оставалась глубоко неудовлетворенной подбором ролей для нее и неизменным повтором типажа. «У меня никогда не было шанса узнать что-либо стоящее в Голливуде. Они двигали меня слишком быстро. Из одной картины в другую. Я хотела расти как личность и как актриса, но Голливуд никогда не интересовался моим мнением. Они просто приказывали мне, когда явиться на работу», — жаловалась актриса уже после огромного успеха картины «Джентльмены предпочитают блондинок».
Ее взаимоотношения с актерами, с Голливудом в целом никогда не были простыми и безоблачными. И никто, конечно, не мог описать их лучше самой Мэрилин.
«У меня много дурных привычек. Люди вечно читают мне нотации по этому поводу. Например, я неизменно опаздываю на встречи, иногда на два часа и больше. Я пыталась изменить эту привычку, но причина, по которой я опаздываю, слишком важна и слишком приятна, чтобы от нее отказаться.
Если я должна быть на обеде в восемь часов, мне нужно полежать в ванне час или больше. Восемь часов приходит и проходит, а я все еще лежу в ванне. Я лью духи в воду, спускаю и наполняю ванну свежей водой. Я забываю об обеде и о партнере, который должен меня туда сопровождать. Мои мысли и чувства витают где-то очень далеко.
Мне кажется, я знаю причину своих поступков. Это не Мэрилин Монро наслаждается ванной, а Норма Джин. Я доставляю удовольствие Норме Джин. Ведь ей приходилось мыться в воде, оставшейся после шести или восьми человек. Теперь она может себе позволить нежиться в чистейшей и прозрачнейшей воде. И понятно, что Норма Джин всё никак не может насладиться этой свежей, благоухающей дорогими духами водой.
Есть еще одна вещь, которая постоянно „задерживает“ меня. Выйдя из ванной, я провожу долгое время, втирая кремы в кожу. Мне это приятно. Иногда еще час проходит, в полном счастье.
Когда я, наконец, начинаю одеваться, мои движения замедленны. У меня появляется некоторое чувство вины, потому что это какой-то импульс во мне — прибыть на обед как можно позже. Это каким-то образом доставляет мне удовольствие — опаздывать.
Люди меня ждут. Люди хотят встретиться со мной. Меня хотят. Я желанна. Но ведь еще совсем недавно меня никто не ждал. Сотни раз никто не хотел видеть маленькую служанку Норму Джин, даже ее собственная мать.
Я чувствую странное удовлетворение, наказывая людей, которые теперь мечтают со мной встретиться. Но, конечно, не их я на самом деле наказываю. А тех людей из прошлого, которые отвергали Норму Джин.
И я ощущаю не просто радость реванша. Меня возбуждает чувство, что это Норма Джин едет на прием, а не Мэрилин Монро. И чем позднее я приеду на обед, тем счастливей будет Норма Джин.
Люди не любят меня за эти опоздания. Они ругают меня. Говорят, что я стараюсь показать, какая я важная птица, и произвести более сильное впечатление своим поздним появлением. Отчасти это верно, но только это Норма Джин хочет доказать свою значительность, а не я.
Недостатки моего поведения в обществе — постоянные опоздания, неумение то и дело расплываться в улыбке на приемах, разыгрывать радость и веселье от встречи с людьми, неспособность болтать не переставая, как попугай с другими попугаями, — все это кажется мне менее значительным, чем недостатки, которые я замечаю в других.