— Жаль, этого не случилось раньше, — печально промолвил я. — Как мне говорили, он погиб при нападении на виллу?
— Да, и с ним еще многие, — бесстрастно отвечал Ллаур. Да и что ему было волноваться? Все это было задолго до него — чуть ли не в другом мире. — Варвары напали с востока, и дозорные башни не помогли. Враг застал нас почти врасплох. Мы отбили его, конечно, но в тот день потеряли Мелвиса и виллу: Мелвис пал от удара топором, вилла сгорела от факела.
Некоторое время я молчал из уважения к памяти Мелвиса и всему тому, что он мне дал. Великий Свет, отведи ему почетное место на Твоем пиршестве!
— Ему наследовал Тейтфаллт?
— Да, племянник — сын его младшего брата Салаха.
— А, Салах, я и забыл про него. Я слышал, он ездил в Галлию принимать священнический сан?
— Да, насколько мне известно. Он вернулся за несколько лет до прискорбного набега помогать епископу Давиду — тот совсем состарился и не справлялся со всеми делами. Салах женился и вырастил двух сыновей: старшего, Гвителина, он посвятил церкви, младшего, Тейтфаллта, — народу Диведда.
Со временем Тейтфаллт показал себя в глазах советников Мелвиса умелым военачальником, и после гибели короля выбор, естественно, пал на него. Тейтфаллт правил мудро и умер в своей постели. В ту пору Теодриг уже возглавлял отцовскую дружину, и после смерти Тейтфаллта королем провозгласили его.
— Вот, значит, как все было, — задумчиво проговорил я. Королевство в сильных, умелых руках — и это хорошо. Я при всем желании не смог бы снова стать королем. Я нужен Аврелию, нужен Острову Могущественных много больше, чем когда-либо понадоблюсь Диведу. Господь Иисус направил мои стопы на иную дорогу; рок судил мне идти другим путем.
Если меня и пугала поездка на север, к месту жуткой гибели моей возлюбленной Ганиеды, то все пересиливало желание увидеть наконец ее могилу. Со дня исцеления я уже не чувствовал сводящей с ума горечи, которая охватила и едва не поглотила меня. Да, пустота в душе и горе остались со мной навечно, но бремя перестало быть невыносимым, и сердце согревала надежда: однажды мы соединимся по ту сторону смерти.
Итак, прежде чем направиться в старую крепость Кустеннина в Калиддонском лесу, я попросил Пеллеаса проводить меня к могиле жены. Он остался возле рощицы с лошадьми, а я ступил под лиственный кров, словно в часовню.
Неправдой будет сказать, что вид холмика на поляне, заросшего жимолостью и викой, меня не всколыхнул: я зарыдал, и слезы мои были горьки и сладостны.
На маленьком холмике, под которым покоилось в дубовом гробу тело моей жены, стоял простой серый камень: обтесанная сланцевая плита с выбитым крестом и незатейливой латинской надписью чуть пониже:
HIC TVMVLO IACET
GANIEDA FILIA CONSTENTIVS
IN PAX CHRISTVS
Я провел пальцами по ровным каменным буквам и прошептал:
— Здесь в могиле лежит Ганиеда, дочь Кустеннина, в мире Христовом.
Надпись не упоминала о ребенке и о моем сердце, а зря, ибо их обоих похоронили здесь.
По крайней мере место и впрямь было мирное, недалеко от того, где она погибла, и почти заброшенное. И хорошо — бездумный прохожий не сможет случайно его осквернить.
Я преклонил колени и долго молился, а встав, ощутил, как в душе разлился мир. Из рощицы я вышел со спокойным сердцем и разумом.
Мы с Пеллеасом вернулись к спутникам и поехали в Годдеу.
Мне следовало знать, что я увижу, и приготовиться к этому. Но я был застигнут врасплох. Столько всего произошло за такое короткое время, что вид Кустеннина и его жилища, ничуть не изменившихся, потряс меня не меньше перемен в Маридуне. Вот он стоял, такой же громадный, как в первую нашу встречу: гордый монарх Калиддона, король Дивного Народа, великий воевода и правитель могущественной страны.
Подобно Аваллаху и другим атлантам, он был неподвластен течению времени. Все в нем осталось таким же, как в ту давнюю пору, и даже два черных волкодава так же сидели у его ног.
Он шагнул навстречу, я спрыгнул с седла и кинулся к нему. Без единого слова он заключил меня в мощные объятия, как при прежних наших бесчисленных свиданиях.
— Мирддин, сынок, — пробасил он, — ты восстал из мертвых.
— Да, — отвечал я.
Он отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и всмотрелся внимательнее. В глазах его стояли слезы.
— Вот уж не думал снова увидеть тебя... — Он перевел взгляд на Пеллеаса и легонько кивнул ему. — Пеллеас стоял на том, что ты жив, и не оставлял поисков. Мне бы его веру...
— Мне жаль, что я не вернулся раньше.
— Был на Ганиединой могилке?
— Только что оттуда. Хороший камень.
— Да, я заказал его священникам из Каерлигала.
Я заметил, что он не упоминает сына, и спросил:
— А Гвендолау?
— Похоронен на поле битвы. Я отвезу тебя, если хочешь; но ты сам вспомнишь место.
— Я не забывал его. И не забуду.
— Мы отдали должное покойным, — сказал Кустеннин, — теперь поговорим о живых. У меня еще сын — несколько лет назад я женился, и моя супруга недавно разрешилась мальчиком.
Это была радостная весть; я так ему и сказал. Кустеннин был доволен — рождение ребенка много для него значило.
— Как назвали?
— Куномор, — отвечал он. — Имя старое, но хорошее.
— Что ж, пусть растет достойным своих славных предков, — сказал я.
— Заходи, отдохнешь с дороги. Поедим и выпьем вместе, — промолвил ласково Кустеннин, увлекая меня за собой. Он крепко держал меня за локоть, словно боялся, что я вновь исчезну, стоит меня отпустить на мгновение. — Заодно посмотришь на моего младшенького.
Мы выпили и поели. Я увидел его сына, который выглядел, как любой младенец. После ужина я цел и лег спать, вспоминая, как впервые ночевал под этой крышей: нескладный мальчишка в волчьей шкуре, одинокий и полудикий, безнадежно влюбленный в прекраснейшую девушку на свете.
На следующий день я отыскал могилу Гвендолау и помолился благому Богу о его душе. Только вечером зашел разговор о цели моего приезда.
— Ну, Мирддин Вильт, — сказал Кустеннин, хлопая по ноге собачьим поводком, — какие новости в большом мире за пределами этой чащи?
Мы прогуливались по самому краю леса, перед нами бежала новая собака Кустеннина, которую он обучал.
— Вот тебе новость, — сказал я, поняв, что король приглашает к разговору. — Вортигерн мертв.
— Славно! — Он устремил взгляд на дорогу. — Пусть здравствуют его враги!
— Да, их немало.
— Кто будет Верховным королем вместо него?
— А нам нужен Верховный король? — спросил я, желая испытать его мнение.
Он быстро взглянул на меня, словно проверял, серьезно ли я говорю.
— Да, думаю, нужен. Верховная власть — хорошая вещь, несмотря на то что натворил Вортигерн. С каждым годом саксы становятся все более дерзкими. Невозможно каждому королю защищать свой клочок земли. Чтобы выжить, надо поддерживать друг друга. — Он резко смолк.
— Но?
Кустеннин остановился и повернулся ко мне.
— Но нам не нужен новый Вортигерн, который будет сидеть сиднем, упиваться славой и властью, грести под себя золото, привечать саксов и раздавать им земли, потому что боится встретиться с ними в честном бою... — Он выплеснул наболевшее и снова смолк. Потом продолжил уже спокойнее: — Нам нужен предводитель — военачальник, который поведет объединенную дружину.
— Dux Britanniarum, — задумчиво произнес я. — Верховный воевода.
— Да, вот кто нам нужен, а не еще один Вортигерн. — Кустеннин двинулся дальше по дороге.
— И все же нам потребуется Верховный король, — осторожно возразил я, — чтобы сдерживать других королей.
— Да, — согласился Кустеннин, — и снабжать войско из мошны подчиненных ему правителей. Однако на поле боя главенство должно принадлежать воеводе. В бою много забот, не хватало только думать, как бы не обидеть кого или не оказаться без припасов, оттого что кто- то не прислал обещанную помощь. При том, как мы сражаемся, — посетовал он, — удивительно, что нас еще не всех истребили.
У меня в голове начал складываться план.
— А если я скажу, что твои мысли уже сделались явью?
Кустеннин рассмеялся.
— Отвечу, что ты и впрямь чародей — главный чародей Острова Могущественных!
— Но согласишься ли ты поддержать такого человека?
— Как же иначе? Я уже сказал, что поддержу. — Он взглянул на меня. — Есть ли такой человек?
— Пока нет, но будет. Скоро.
— Кто это?
— Тот, кто убил Вортигерна... вернее, те. Их двое — братья.
— Братья!
— Более того, короли Диведда уже решили их поддержать.
Кустеннин задумался.
— Кто эти замечательные люди?
— Аврелий и Утер, сыновья Константина. Полагаю, при поддержке кимрских и северных королей Аврелий станет Верховным королем.
— А второй — Утер?
— Военачальником, о котором ты говорил.
Кустеннин понемногу начинал видеть то, что открылось мне. Он кивнул, потом спросил:
— Западные владыки готовы идти за ним?
— Да, — заверил я. — С ними я говорил, как сейчас говорю с тобой. От их имени Теодриг послал своего советника — он в моей свите, — дабы подтвердить мои слова: западные владыки поддержали Аврелия.
Кустеннин легонько хлестнул поводком по ладони.
— Тогда и северные владыки его поддержат. — Он мрачно улыбнулся. — И, клянусь Богом, которому ты служишь, хорошо бы ты оказался прав.
— Прав я или ошибаюсь, — сказал я, — однако новый король и его брат — единственная наша надежда.
На следующий день Кустеннин отправил гонцов к своим вождям и воеводам, прося их собраться в Годдеу и поддержать Аврелия как Верховного короля и Утера как верховного воеводу. Я в общих чертах догадывался, что ответят вожди, но не знал, как это воспримет Утер.
Это мне вскорости предстояло выяснить.
Глава 4
Не скажу, чтобы Утер скакал от радости, услышав о решении северных владык: они поддержат Аврелия, если Утер возглавит войско. Утер сам метил в Верховные короли, и предложение показалось ему унизительным.