всей тщательностью, сообщая Аарону только то, что ему следует знать.
— Мы собираемся побеседовать с одной женщиной по имени Диана, — говорю я. — Ее дочь — юная, симпатичная старшеклассница — пропала примерно тогда же, когда совершал свои преступления мой отец. Ее тело так и не нашли, как и тела его жертв.
— В ее убийстве ваш отец не признавался? Только в тех шести?
— Нет, не признавался, — отвечаю я. — И украшений ее в шкатулке тоже не было. В схему она не слишком укладывается… но раз ее похитителя так и не нашли, вероятно, тут есть чем заняться. Понимаете, мне подумалось, что, быть может, он и есть подражатель. Кем бы он там ни был. Быть может, стал имитировать отца куда раньше, чем мы решили, — возможно, даже прежде, чем его поймали. Потом на какое-то время затаился, а теперь, в двадцатую годовщину, снова вылез из мрака наружу.
Аарон смотрит на меня, и я уже думаю, что он сейчас вскочит и ринется за дверь, возмущенный, что я притащила его сюда ради такой дурацкой версии. Он, однако, хлопает себя по ляжкам, громко выдыхает и только потом поднимается с просевшей кровати.
— Ну, хорошо. — Подает мне руку, чтобы помочь встать. Я не уверена, купился ли Аарон на мою историю, или настолько уже потерял всяческую надежду, что готов слепо двигаться за мной по подобному следу, или просто согласился, чтобы сделать мне приятное. В любом случае я ему благодарна. — Едем к Диане.
Глава 36
Аарон за рулем, а я слежу за навигатором телефона, который заводит нас все глубже в район, где модульные дома среднего класса постепенно сменяются развалюхами, и на Батон-Руж-то не похожими. Изменения столь медленные, что почти не бросаются в глаза. Вот я смотрю в окно и вижу плещущегося в надувном бассейне малыша; его мать со стаканом лимонада в руке тоже опустила ноги в воду, не отрываясь от телефона, — а минуту спустя за окном скелетоподобная женщина толкает перед собой магазинную тележку, наполненную мусорными мешками и пивом. Дома вокруг начинают буквально рассыпаться на части — окна заколочены, краска облезла, — и мы сворачиваем в длинный немощеный проезд. Увидев наконец двухэтажный дом, к пластиковой обшивке которого приколочена табличка с номером 275, я даю Аарону знак остановиться.
— Приехали, — говорю, отстегивая ремень. Бросаю на себя еще один взгляд в зеркале заднего вида — мое лицо полускрыто большими очками для чтения, я надела их в мотеле перед выходом. Очки, используемые для маскировки, — есть в этом что-то карикатурное. Словно в плохом кино. Не думаю, что Диана когда-либо видела мое фото, но полной уверенности у меня нет. Поэтому я и решила изменить внешность — а еще рассчитываю, что говорить в основном будет Аарон.
— Хорошо, давайте еще раз: какой у нас план?
— Стучим в дверь, говорим, что занимаемся убийствами Обри Гравино и Лэйси Деклер, — повторяю я. — Можете помахать перед ней своим документом. Надо, чтобы все выглядело официально.
— Хорошо.
— Говорим ей, что знаем — ее дочь пропала двадцать лет назад, похитителя так и не нашли. Не может ли она нам что-нибудь рассказать о деле своей дочери?
Аарон без дальнейших вопросов кивает, достает с заднего сиденья компьютерную сумку и кладет себе на колени. Похоже, он нервничает, но явно не хочет, чтобы я это заметила.
— А вы?
— А я — ваша коллега, — говорю я, выхожу из машины и захлопываю за собой дверцу.
Иду к дому; воздух вокруг пропитан табачным дымом. Запах не производит впечатления свежего, как если бы кто-то недавно выходил на крылечко выкурить сигаретку перед обедом. Запах здесь глубоко укоренен, он словно испускается через равные промежутки времени автоматическим освежителем воздуха; устойчивый аромат, который впитывается в одежду и никогда до конца не выветривается. Я слышу, как Аарон сзади тоже закрывает дверцу и спешит за мной. Мы поднимаемся на крыльцо. Я оборачиваюсь к нему, чуть приподняв брови, словно спрашивая: «Вы готовы?» Аарон кивает, легонько наклонив голову, потом дважды стучит в дверь кулаком.
— Кто там?
Наружу из дома вырывается женский голос, визгливый и скрипучий. Аарон смотрит на меня; теперь уже я поднимаю кулак и бью им в дверь. Я еще не успеваю опустить руку, как дверь распахивается. Пожилого вида женщина сердито смотрит на нас из-за сетки от насекомых. В сетке застряла дохлая муха.
— Чего? — спрашивает она. — Вы кто такие? Чего нужно?
— Меня зовут… э-э, Аарон Дженсен. Я журналист, пишу для «Нью-Йорк таймс». — Аарон опускает глаза и тычет пальцем в приколотую к воротнику рубашки пресс-карту. — Позволите задать вам несколько вопросов?
— Какой еще журналист? — Взгляд женщины от Аарона перебегает ко мне. На секунду задерживается; она морщит лоб, справа от носа у нее темно-синее пятно. Глаза желтые и желеобразные, консистенции бытового пятновыводителя, словно никотин ей даже слезные протоки успел забить. — Из газеты, говорите?
На какой-то момент меня охватывает ужас — она меня узнала. Она знает, кто я. Однако ее взгляд почти сразу же снова перескакивает с моих глаз на Аарона, она щурится на его пресс-карту.
— Да, мэм, — отвечает он. — Я пишу статью об убийствах Обри Гравино и Лэйси Деклер, и мое внимание привлекло то обстоятельство, что и вы двадцать лет назад потеряли дочь. Которая исчезла и не вернулась.
Я рассматриваю женщину, ее лицо, измученное, словно она никому в целом свете не доверяет. Окидываю ее взглядом с головы до ног, вижу грязную мешковатую одежду; на рукавах — проеденные молью микроскопические дырочки. Пальцы толстые и искривлены артритом, словно небольшие морковки; предплечья покрыты красными и фиолетовыми ссадинами. Я почти что угадываю в них отпечатки пальцев и тут понимаю, что пятно у нее под глазом — никакое не пятно, а синяк. Откашливаюсь, отвлекая ее внимание от Аарона к себе.
— Мы очень хотели бы расспросить вас, — говорю я ей. — Про вашу дочь. Выяснить, что с ней случилось, так же важно, как и выяснить, что случилось с Обри и Лэйси, пусть даже с тех пор прошло много лет. И мы надеялись… я надеялась, что вы сможете нам помочь.
Женщина снова смотрит на меня, потом бросает взгляд через плечо и вздыхает — кажется, обреченно.
— Ладно. — Она распахивает раму с сеткой и делает нам знак проходить. — Только постарайтесь побыстрей. Надо будет закончить, пока муж не вернулся.
Мы проходим внутрь, и царящая там грязь обрушивается на все мои органы чувств одновременно. Повсюду, в углу каждой комнаты, — кучи мусора. На полу — целые башни из бумажных тарелок с присохшей к ним едой; вокруг пакетов из фастфуда, заляпанных жиром и кетчупом, вьются мухи. На краю дивана расположилась облезлая кошка, шерсть у нее драная и влажная. Женщина сбрасывает кошку с дивана, и та с мявом удирает через комнату.
— Садитесь, — говорит женщина, указывая туда.
Мы с Аароном быстро переглядываемся, прежде чем снова уставиться на диван в попытке разглядеть под журналами и грязной одеждой достаточно обивки. Я в конце концов решаю садиться как есть; бумага под моим весом неестественно громко хрустит. Хозяйка же усаживается на кушетку рядом с журнальным столиком, берет с него пачку сигарет — такие пачки в комнате повсюду, разбросаны на каждой поверхности, как в иных домах очки, — и вытягивает оттуда одну тонкими влажными губами. Взяв зажигалку, подносит сигарету к огню, глубоко затягивается и выпускает в нашу сторону струю дыма.
— Так что вам рассказать-то нужно?
Аарон достает из сумки блокнот, листает его, пока не находит чистую страницу, несколько раз щелкает ручкой себе по ноге.
— Давайте, Диана, вы сперва назовете мне свое имя полностью, я его запишу. А потом перейдем к исчезновению вашей дочери.
— Ладно. — Вздохнув, женщина втягивает в себя очередное облако дыма. Когда она выдыхает, ее взгляд устремляется куда-то вдаль, в сторону окна. — Меня зовут Диана Бриггс. Моя дочь Софи пропала двадцать лет тому назад.
Глава 37
— Что вы можете рассказать нам про Софи?
Диана бросает в мою сторону такой взгляд, словно успела напрочь позабыть о моем существовании. Как-то неправильно, что с возможной будущей свекровью приходится знакомиться подобным образом. Она явно понятия не имеет, кто я такая, и если мне удастся избежать вопросов о своем имени, то и хорошо. «Фейсбука» у меня больше нет, так что свои фото я в интернете не размещаю — собственно, даже будь они там, Патрик все равно с родителями не общается. На свадьбу они не приглашены. Да и знает ли она про свадьбу?
Какое-то время она, кажется, размышляет над вопросом, словно успела позабыть ответ; тянется рукой к пергаментной коже на другой руке, чешет ее.
— Что я могу рассказать о Софи? — Наконец делает последнюю затяжку и тушит сигарету о деревянный столик. — Она была замечательной девочкой. Умница, красавица. Просто красавица. Да вот, посмотрите!
Диана показывает на единственное изображение на стене, вставленный в рамку портрет; на нем — улыбающаяся девочка в школьной форме с бледной кожей и волнистыми светлыми волосами. Задник ярко-голубой — вероятно, вода бассейна. Мне кажется странным, что на стене один лишь школьный портрет и ничего больше. Выглядит неестественно, словно декорация для некоего печального святилища. То ли в семье Бриггсов не любили фотографировать, то ли не нашли, что запечатлеть на память. Я оглядываюсь по сторонам в поисках изображений Патрика, но ничего не вижу.
— Я возлагала на нее большие надежды. Ну, пока она не пропала…
— Какие именно надежды?
— Да просто чтобы она отсюда выбралась, — отвечает Диана, обводя рукой комнату. — Она заслуживала лучшего, чем это. Лучшего, чем мы.
— Мы — это кто? — уточняет Аарон, уперев в щеку кончик ручки. — Вы с мужем?
— Я, муж, наш сын… Я, знаете ли, всегда думала, что она как раз отсюда и выберется. Чего-нибудь для себя добьется.
При упоминании Патрика у меня проваливается сердце. Я пытаюсь представить себе, как он тут рос, погребенный под слоями табачного дыма и кучами мусора. Я понимаю, как ошибалась насчет него. Его прекрасные зубы, гладкая кожа, дорогое образование и высокооплачиваемая работа. Я все время думала, что все это — благодаря его воспитанию, его привилегированному происхождению. Что внутренне он куда выше меня,