— Не знаю, — пожала плечами Алевтина.
Похоже, ей и в самом деле было плевать, кто позарился на эту добитую коммуналку. А мне — нет, поскольку я въехал в комнату последнего из Званских. Именно ему, председателю Российского музыкального общества, принадлежала когда-то эта красота из одиннадцати комнат.
— А его расстреляли, — сказала Алевтина.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Да уж знаю, — показала мне язык Алевтина. — И пьяницу, вместо которого ты въехал, тоже знаю.
— А про то, какой конец ждет тех, кто слишком много знает, тебе известно?
— У меня чайник на кухне! — попыталась отодвинуть меня бедром Алевтина.
Была она крупная и мягкая, а такие дамочки мне никогда не нравились.
— Иди, — пропустил я ее. — Но запомни — у них длинные руки.
— У кого? — остановилась Алевтина.
— У новых русских. Отберут комнату, а саму по башке и в канализационный колодец.
Между прочим, про канализационный колодец я не выдумал. У нас во Внукове из одного такого колодца достали старичка, квартира которого была приватизирована бандюганами из Солнцева. Теперь мимо этого колодца я проходил не то чтобы с опаской, но с неприятным чувством.
— Наша Татьяна нормальная, — сказала Алевтина.
— Маклерша? — усмехнулся я. — С виду они все нормальные. А что за квартиры нам всучат, никто не знает.
— Думаешь, обманут? — запахнула на груди халат соседка. Ей вдруг стало зябко.
— Ты откуда в Москву приехала?
— Из-под Рязани.
— Ну и сидела бы там.
— Так ведь у нас ни мужиков, ни работы.
Она стремительно повернулась и исчезла в темноте коридора.
В Москве, конечно, с мужиками и работой было проще. Но у Алевтины не было мужика, а у Марины работы. Обе, правда, не сильно горевали об этом.
— У Маринки мужики приходящие, — донеслось из темноты.
— У тебя и таких нету, — сказал я.
— А нам и не надо.
В принципе мне было все равно, есть у моих соседок мужики или нет. А вот квартирный вопрос волновал.
— Так кто все-таки покупает нашу квартиру? — спросил я маклершу при следующей встрече.
— Не знаю, — спрятала она глаза.
«Врет», — понял я.
— Все равно ведь узнаю.
Татьяна зыркнула по сторонам, вздохнула, притянула меня к себе и жарко дохнула в ухо:
— Березовский.
Вот это было похоже на правду. Никто другой одиннадцатикомнатную квартиру с дырами в потолке потянуть не мог, только секретарь Совета безопасности.
— Пусть берет, — сказал я, — богачам тоже жить надо. А у нас и суд, и казино, и Кремль рядом. Хорошее место.
— Вам бы только смеяться, — осуждающе взглянула на меня Татьяна, — а я уже с ног сбилась. Поедем завтра квартиру на Волгина смотреть.
Вот так, потихоньку-полегоньку, я и отправился из центра на запад столицы. Но это был типичный маршрут для большинства москвичей. Страна медленно, но верно переваливалась на рельсы капитализма. Советские рельсы уперлись в тупик, теперь надо было как следует потрястись на капиталистических ухабах.
— Паркет забирать будешь? — спросил Белугин, когда я сказал ему о переезде.
— Какой паркет? — опешил я.
— У тебя же квартира старая, значит, и паркет наборный, — растолковал Владимир Ильич. — Если забирать не хочешь, продай. У нас же рынок.
Я понял, что медальеры все же сильно отличаются от писателей.
— А что, и возьму, — сказал Васильев, когда я ему заикнулся о паркете. — Бесплатно, конечно.
— Бери, — махнул я рукой.
Я знал, что бизнесмен из меня не получится ни при каких обстоятельствах, поэтому легко мирился с материальными потерями.
Впрочем, в России действовали законы, отличные от западных. В ней, например, везло дуракам, и в строгом соответствии с этим постулатом нам на голову упала машина.
По какому-то немыслимому бартеру Алене на работе выделили автомобиль.
— Как лучшему редактору? — уточнил я.
— Наверное, — пожала она плечами.
Я в бартерах ничего не понимал и не сильно удивился, что за пару вагонов с книгами издательство получило от ВАЗа несколько машин.
— Когда едем получать? — спросил я.
— Завтра, — сказала жена.
— Куда?
— В Яхрому.
Ну что ж, в Яхрому так в Яхрому. Хорошо уже, что не в Набережные Челны.
В Яхрому мы поехали на машине Леонида, брата Алены. Перед тем как в нее сесть, я положил в сумку Книгу рекордов Гиннесса, только что вышедшую в издательстве Алены.
В техцентре было полно народу. На обозрение там была выставлена красная «пятерка». В наших документах тоже значилась «пятерка».
— Будем брать эту? — спросила жена.
Она мало что понимала в машинах, но в ее словах я уловил легкий оттенок презрения.
— Сейчас, — сказал я.
Я подошел к мужику, который был здесь кем-то вроде бригадира. Он беседовал с покупателями и время от времени выгонял из ворот отобранные машины.
— Про Книгу рекордов Гиннесса слыхал? — спросил я.
— Чего? — покосился на меня мужик.
— Глянь.
Я достал из сумки книгу.
Мужик быстро пролистал ее, засунул за пазуху и отворил маленькую железную дверь в стене.
— Пойдем, — сказал он.
За дверью находился ангар, в котором ровными рядами стояли черные машины.
— У тебя какая? — спросил мужик.
— «Пятерка».
— Эта пойдет?
— Пойдет.
— Иди плати.
Он дал мне какие-то бумаги. Я помчался в кассу.
— Это наша машина? — не поверила своим глазам Алена, когда я открыл перед ней дверь. — Откуда здесь черные «жигули»?
— Оттуда, — сказал я.
Я и сам не знал, по какому верховному распоряжению в Яхрому прибыла партия черных «жигулей». Поговаривали, что на таких по ВАЗу разъезжало начальство. Однако факт оставался фактом: домой мы ехали на черной «пятерке».
Леонид, кстати, долго не верил, что нам досталась черная машина. Он вообще считал, что мы его разыгрываем, когда я попросил отвезти нас в Яхрому.
— Сейчас никто ничего никому не дает, — сказал он. — Какая, к черту, машина?
— У нас бартер, — объяснил я. — А по бартеру можно все.
— И по бартеру нельзя, — уперся Леонид.
— Поехали, сам увидишь.
Леня увидел — и все равно не верил.
— Не может быть, — ошалело вертел он в руках паспорт транспортного средства.
— Вот, написано: владелец Елена Георгиевна, — показал я.
— Она же черная!
— Да, так и написано: черная.
— Но ведь ты простой писатель!
— Хуже, чем простой, но мне и не дали. Бартер у Елены Георгиевны.
Леонид захлопнул дверь «Нивы» и укатил, не дожидаясь нас. Чувствовалось, эта история выбила его из колеи.
— Куда поедем? — спросила жена, усаживаясь рядом со мной. Она легко освоилась в своем новом автомобиле.
— Домой, — сказал я. — Завтра поедем ставить машину на учет.
— Поехали, — покорилась жена.
В принципе она легко бы поехала и не на учтенной машине. Но лучше, чтоб все было по закону.
Я тоже долго не мог привыкнуть, что у меня черная «пятерка». Несколько раз у нас пытались ее купить. Как только я подъезжал к какому-нибудь автоцентру, ко мне тут же подскакивал человек кавказской наружности.
— Продашь?
— Не продается, — захлопывал я дверь.
— Хорошие деньги дам.
— Тем более.
Итак, к миллениуму я подкатывал на черном автомобиле. Но до него было еще несколько лет. А во времена миллениумов один год считается за два, если не за три.
Жить в эти времена было интересно, но очень опасно.
3
Однажды ко мне в издательство пришел Володя Виллинович.
— Хочу книгу издать, — сказал он.
— Хорошее желание, — похвалил я его.
— Надо рассказать, как русские осваивали Прибалтику, — объяснил он. — А то про одних немцев пишут.
— Ты из Риги?
— Из Таллина. Один из моих прадедов был начальником конницы в Великом княжестве Литовском.
— Белорус?
— Тогда белорусов не было, — уклонился от прямого ответа Виллинович.
Это было правдой. Ни белорусов, ни украинцев, ни даже литовцев в Великом княжестве Литовском не было, одни литвины. И, как ни странно, русские, которые назывались русью.
— Какие крови в тебя влиты за тысячу лет? — спросил я.
— Польская, татарская, финская, — стал загибать пальцы Володя. — Наверно, и без немецкой не обошлось.
— А эстонская?
— Этой нет! — открестился он.
— Чем в советские времена занимался?
— Заведовал корпунктом в Копенгагене, — не стал таиться Володя.
То, что он птица высокого полета, и так было видно. Не то что мы, воробьи.
— В Таллине бывал? — спросил Виллинович.
— Снимал как-то, — вздохнул я.
Работая на белорусском телевидении, я неделю таскался по Таллину, снимал старый город, море и писателей, которые могли говорить по-русски. Жил, между прочим, в гостинице «Олимпия».
— Приглашаю, — сказал Володя. — Скоро будет вручение премии Достоевского, так что милости просим.
— За твой счет? — удивился я.
— Конечно. Жить будешь в гостинице в центре города. Сегодня же пришлю приглашение.
— Зачем приглашение?
— Для оформления визы, — теперь пришел черед удивляться Володе. — Ты ведь про Эстонию еще ничего не писал?
— Нет, — сказал я.
— Тогда с визой проблем не будет.
— А если бы написал?
— Возможны варианты, — посмотрел в окно Виллинович. — Молодые демократии гораздо обидчивее, чем старые. Отслеживают все, что о них пишут. А ведь в политике сейчас одни дураки, особенно в Европе.
В консульстве Эстонии мне действительно без проблем выдали визу, и я отправился в гости к Виллиновичу.
— Ты приехал на день раньше, чем остальная делегация, — сказал Володя, встретив меня на железнодорожном вокзале. — Но я это специально сделал.
— Зачем?
— Поможешь оргвопросами заниматься.
Я заселился в гостиницу, которая и вправду была в центре города, и мы поехали по делам.
— Нужно заказать дипломы для премии, — сказал Володя, садясь в «мерседес». — А на русском языке это не так просто.