Откинувшись на спинку дивана, папа выдохнул:
– Соврал бы, сказав, что не испытываю облегчения. Но почему она никогда не рассказывала мне о том, что у нее есть близнец? Зачем держать это в секрете? Интересно, знал ли об этом Джек? Наверное, знал – все-таки они познакомились во время войны. – Тень беспокойства пробежала по его лицу. – Что с ней сталось, с ее сестрой?
Наступила ночь. Холодный зимний ветер дребезжал в оконных стеклах. Я встала, чтобы включить свет.
– Знает ли это сама бабушка? Она же не смогла связаться с Эйприл после начала войны. Одному богу известно, что могло с ней случиться. Может, она погибла.
Послышался звук спускаемой воды. Я снова села в ожидании возвращения бабушки. Наконец она, понурившись, застыла на пороге:
– Я очень утомилась. Пойду спать.
Она повернулась и пошла к лестнице. Ни папа, ни я не попытались ее остановить, хотя нам отчаянно хотелось узнать правду о судьбе ее сестры.
Бабушка медленно поднималась, цепляясь за перила. Как только дверь ее спальни закрылась, мы с папой посмотрели друг на друга.
– Она не хочет рассказывать, – догадалась я. – Наверное, ей больно это вспоминать.
– Вероятно, случилось что-то плохое, – согласился папа. – Вот почему она все время молчала.
Мы сидели в тишине, переваривая то, что сегодня узнали. В коридоре мерно тикали напольные часы. Почувствовав внезапный озноб, я встала и отправилась за свитером, который оставила на кухне.
Папа последовал за мной. Затем он предложил:
– Может, закажем пиццу?
– Серьезно?
– Да, я уже проголодался.
– Когда я отказывалась от пиццы?
Он взял телефон и сделал заказ. Мы сели за стол и стали ждать.
– Неизвестность убивает меня, – призналась я. – Может, заглянем на генеалогический сайт? Попробуем выяснить, что случилось с Эйприл? Вдруг там найдутся какие-нибудь записи о ее рождении и смерти?
– С чего ты взяла, что она мертва? Вполне может быть жива-живехонька.
– Сомневаюсь. Иначе мы бы давно с ней познакомились. Как бы сильно они ни поругались, это было целую эпоху назад. Они же близняшки. Наверняка смогли бы преодолеть свои разногласия. Невозможно так долго обижаться. Кто-нибудь из них попробовал бы наладить контакт.
– Как знать… Но какой смысл гадать? Бабушка наверху, у нее есть все ответы. Мы вернемся к теме, когда она проснется, – я узнаю правду, даже если для этого мне придется утопить ее в джине с тоником. Выясню все, чего бы мне это ни стоило.
– Полегче, пап. Ей все-таки девяносто шесть.
– Да, но ведь с виду-то и не скажешь. – Он откинулся на спинку стула. – Ты видела, как она сегодня играла на пианино. С неутомимостью ветра. Этого у нее никогда было не отнять.
Мы немного поговорили о том, что бабушке все еще удавалось делать самостоятельно: об уплате налогов, еженедельных играх в бридж и собраниях вязального клуба каждый второй четверг. Ее силе характера можно было только позавидовать.
Окна озарились светом фар, гравий захрустел под шинами. Я встала со стула:
– А вот и пицца.
– Я оплатил онлайн. – Папа начал расставлять тарелки и раскладывать столовые приборы.
За дверью послышались шаги, я открыла дверь и с удивлением обнаружила вовсе не разносчика пиццы. Это был Малкольм. В темно-серой спортивной куртке и джинсах, с развевающимися на ветру темными курчавыми волосами, он был настолько красив, насколько может быть красивым мужчина. При виде его у меня внутри все сжалось.
Он стоял на крыльце, освещенный уличным фонарем. Руки из карманов он не вынул – только молча пожал плечами, будто говоря: «Прости, ничего не могу с собой поделать».
Я застыла, не намереваясь приглашать его в дом.
– Что ты здесь делаешь, Малкольм?
– Мне было необходимо тебя увидеть.
– Я же сказала, что мне нужно побыть одной.
– Знаю, но я не мог пустить все на самотек. Ты не отвечала на мои сообщения. Я беспокоился. Подумал, что ты, возможно, поехала сюда, – и решил попытать счастья.
Я по-прежнему не открывала полностью дверь, надеясь, что он развернется и уйдет.
– Ты зря проделал весь этот путь.
– Я должен был, Джилл. Пожалуйста… – Холодный ветер пронесся по верхушкам деревьев. Малкольм попытался согреть свои руки теплым дыханием. – Боже, как здесь холодно! Впустишь меня? Всего на минутку? Я не останусь, честно, просто хочу сказать тебе кое-что. Позволь мне сделать это, и я уеду, клянусь. Навсегда оставлю тебя в покое, если ты этого захочешь.
Я горько рассмеялась:
– Разве можно верить твоим обещаниям?
Он потупился:
– Понимаю, я это заслужил. Но прошу тебя, Джилл, всего лишь выслушай меня.
Да поможет мне Бог! Он дрожал от холода и выглядел таким несчастным, что мне стало его жалко. Со вздохом я признала свое поражение и решила впустить его, чтобы он мог отогреться. Послушаю, что он скажет, – и выпровожу его вон.
Как только я толкнула дверь, из кухни вышел отец:
– Я думал, это разносчик пиццы.
– Нет. Прости, Эдвард, но это всего лишь я.
– Что ж, заходи. – Мы прошли на кухню. – Выпьешь чего-нибудь?
Папа всегда был таким: принимал гостей радушно и любезно, даже когда я не хотела их видеть.
– Нет, спасибо, – ответил Малкольм. – Я на минутку.
Желая быстрее с этим покончить, я отвела Малкольма в гостиную.
– Мы ждем пиццу с минуты на минуту, так что, если ты не против…
– Конечно. Мы можем присесть?
Я послушалась – просто чтобы не тратить лишнее время. Малкольм сел на одном конце дивана, а я – на другом.
В гостиную заглянул папа:
– Я пойду наверх – посмотрю, как там бабушка.
– Спасибо, пап, – кивнула я, понимая, что ему всего лишь хотелось оставить нас наедине. Он вышел и стал подниматься вверх по лестнице. Я снова повернулась к Малкольму:
– Ну?
– Рад тебя видеть. Я соскучился.
– Мы расстались меньше двадцати четырех часов назад, так что давай начистоту.
– Хорошо. – Малкольм вздохнул, и я почувствовала, что он нервничает. Это было совсем на него не похоже. Обычно его отличали хладнокровие и собранность. Уверенность в себе.
– Ты права, что не хочешь со мной разговаривать, – начал он. – То, что я сделал, непростительно. Меня тошнит от этого.
– Не только тебя.
– Я серьезно, Джилл. – Он поднял глаза. – Меня правда тошнит от этого. Тошнит каждый раз, когда думаю о том, что произошло. Я никогда раньше не делал ничего подобного. Никогда не изменял тебе. Даже не знаю, как описать, насколько сильно я сожалею об этом. Правда. Если бы только у меня была машина времени, я бы вернулся во вчерашний вечер и послал ту девчонку к черту. Убрался бы оттуда и пришел к тебе на вечеринку.
– Сделанного не воротишь, Малкольм.
Наши взгляды встретились, и он потянулся к моей руке.
– Знаю, и мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. Но разве ты сама никогда не совершала глупостей? Не поддавалась импульсивным порывам? Не теряла рассудок?
Я подумала обо всех ошибках, которые сделала в свои тридцать с небольшим, пока не отошла от смерти матери. Мне хотелось исправить десятки вещей в своем прошлом. Но я была юной и просто запуталась.
И, может быть, не распуталась до сих пор. Как, вероятно, и Малкольм.
Он продолжил:
– Вчера мне исполнилось пятьдесят, и, кажется, я словил что-то вроде кризиса среднего возраста. Перебрал с выпивкой, и, наверное, захотел почувствовать себя молодым, – вот и повел себя как козел. Но чего в тот момент не понимал, так это того, что ты – единственная, кого я мечтаю видеть в своем будущем. Я не хочу быть с какой-нибудь молоденькой фотомоделью – как и с любой другой женщиной. Я хочу только тебя. Последние несколько лет были лучшими в моей жизни, и я не хочу терять то, что у нас есть. Знаю, что возражал против свадьбы, но только потому, что уже был женат однажды и это плохо закончилось. Но теперь я смотрю в свое будущее без тебя – и не хочу его. Ты для меня – все. Ты самая лучшая женщина, которую я когда-либо встречал, и то, что произошло вчера, очень ясно дало мне это понять. Я себе места не находил после твоего ухода. Я сам себе отвратителен из-за того, что причинил тебе боль. Из-за того, что я позволил этой девушке… – Он запнулся. – Понимаешь, это открыло мне глаза, и, клянусь богом, Джиллиан, этот урок мною усвоен. Я никогда больше так не поступлю. Ты должна мне поверить.
Меня стали одолевать легкие сомнения, мое сердце смягчилось, и я отвернулась от Малкольма, потому что не хотела сдаваться так быстро и просто. Я постаралась припомнить вчерашнюю обиду, и душевную боль, и уверенность, что больше никогда – никогда – не смогу ему доверять. Как я могу быть счастлива с ним в будущем, опасаясь, что его легко соблазнит кто-нибудь помоложе и посимпатичнее меня?
Он осторожно провел пальцами по тыльной стороне моей ладони. Его прикосновение, такое нежное и знакомое, всколыхнуло во мне что-то. Что-то хрупкое, едва ощутимое. Еще вчера я была безумно влюблена в этого мужчину и мечтала получить предложение руки и сердца. Та вечеринка напоминала ужасную галлюцинацию. Я до сих пор не могла поверить, что это произошло на самом деле. И тем не менее – произошло.
– Пожалуйста, Джилл, если ты сможешь простить меня… Я сильно тебя люблю. Никогда не думал, что чувство может быть таким большим. Ты – все, чего мне хочется в этой жизни, и я не переживу, если потеряю тебя. – Он поднес мою руку к своим губам, закрыл глаза и поцеловал ее. – Ты – лучшее, что когда-либо случалось со мной, и, клянусь, урок мною усвоен. Я почти рад, что все так сложилось, потому что теперь знаю себя намного лучше.
Рад?
Он сунул руку в нагрудный карман пиджака, достал оттуда синюю бархатную коробочку и опустился на одно колено. У меня все внутри перевернулось, когда я увидела кольцо с гигантским бриллиантом в платиновой оправе. Ободок был усыпан бриллиантами поменьше. Я в жизни не видела более красивого обручального кольца. Оно было совершенно бесподобным.
– Джиллиан Гиббонс, ты любовь всей моей жизни, и я хочу быть твоим мужем. С тобой я хочу завести детей и построить нашу жизнь. Я знаю, что не идеален. Я делал ошибки, но ты – причина, по которой я не совершу их снова.