– В ваше время мир был совсем другим, – сказала я, откидываясь на спинку стула. – Вы знали, что по-настоящему важно в этой жизни.
– Еще как знали. Мы просто хотели выжить. И все. Наши дома бомбили – мы могли потерять все, что имели, за считаные секунды, но это не имело никакого значения, пока были живы любимые люди. Ни о каком другом богатстве мы и не мечтали. Так что не позволяй купить себя здоровенным кольцом. Подумай о мужчине, а не о бриллианте. Ты считаешь его порядочным и благородным? Как думаешь, он умер бы за тебя? Поставил бы твои интересы выше собственных?
Я на мгновение задумалась. В Малкольме меня всегда восхищала его филантропия и поддержка благотворительности. Но помогал ли он другим искренне – или просто старался выставить себя в выгодном свете? Я знала, как он любит похвалу. Если бы он когда-нибудь и сделал анонимное пожертвование, то только ради налоговых льгот. По крайней мере, так мне казалось.
Но это был просто бизнес. Нельзя было винить Малкольма за это. В нашем мире бомбы не падали. Я хотела только, чтобы он любил меня и был мне верен. Хотела построить с ним совместную жизнь. Я хотела детей – чтобы доказать себе, что я способна позаботиться о тех, кого люблю. Мне не нужно было, чтобы он бросался за меня на взведенную гранату.
Но если бы мы оказались в подобной ситуации, закрыл бы он меня собой?
Папа, сложив руки на столе, уставился на коробку с пиццей.
– Последний кусочек. Кто-то на него претендует?
Я покачала головой:
– Уже наелась. От пуза.
– Я тоже, – сказала бабушка. – Бери.
Папа взял пиццу. Я выбросила пустую коробку в мусорное ведро. После этого убрала со стола тарелки и, загрузив их в посудомоечную машину, вернулась за стол.
Бабушка сидела, закинув ногу на ногу, и бросала на нас любопытные взгляды. Я подозревала, что всеми этими обсуждениями она надеялась отвлечь нас от того, о чем мы говорили раньше.
Потянувшись через стол, я сжала ее руку:
– Бабушка. Ты начала рассказывать нам важную историю – мы ведь понятия не имели, что у тебя была сестра-близнец. Ты не можешь на этом остановиться. Нам не терпится узнать, что случилось с Эйприл. Она пережила войну?
Бабушка медленно высвободила руку из моей хватки, задумчиво посмотрела в пустоту.
– Ты не хочешь говорить об этом, так? – проницательно заметил папа.
Она полоснула его быстрым взглядом:
– Если бы я хотела, то показала бы тебе эти фотографии много лет назад. – Ее слова были подобны удару хлыста по столу.
– Но почему ты их не показала? – осмелела я.
– Потому что это должно было оставаться тайной. Это касается только меня и моей сестры.
Она замолчала, но я решила не сдаваться:
– Эйприл не хотела, чтобы кто-то знал об этом ее романе? Она его стыдилась? Или она сделала что-то плохое?
Мои мысли метались во всех направлениях. Может быть, Эйприл принимала участие в тех зверствах, которые творились во время войны. А может, она просто закрывала на них глаза. Или даже предала Англию и пыталась каким-то образом помочь немецкой кампании.
Конечно, все это были пустые домыслы. Правду знала только бабушка.
– Да, она сделала кое-что плохое, – наконец ответила она.
У меня по спине пробежал холодок.
– Что именно? – хмуро уточнил папа.
Упершись ногами в пол, бабушка отодвинула свой стул назад.
– Вы от меня так просто не отстанете, да?
– Вряд ли, – виновато призналась я.
– Тогда пойдемте в другую комнату, – предложила она, обреченно вздохнув. – На диване будет удобнее.
У меня было отчетливое ощущение, что она тянет время. Хотя, вероятно, она просто знала, что рассказ будет долгим. Пока папа с бабушкой устраивались в гостиной, я решила сварить кофе.
Ожидая, пока он вскипит, я не могла оторвать глаз от сияющего кольца на моем пальце. Мне нравилось смотреть на него – я не сомневалась, что, если бы я стояла рядом с Малкольмом, когда он покупал кольцо, то выбрала бы именно это. Но я и близко не была так очарована тем, что оно символизировало, – жизнь, которую мне пришлось бы разделить с Малкольмом.
Странно. Два дня назад я думала, что больше всего на свете этого хочу. Свадьбы, романтики. Детей. Но теперь мне казалось, будто наши отношения пропитались ложью – и я пребывала в сомнениях.
Бабушка спрашивала, достоин ли он моей любви. Но откуда мне было это знать?
Возможно, в этом и заключалась проблема. Когда все хорошо, люди просто знают такие вещи. Верят друг другу без лишних пафосных слов. Именно такие чувства испытывала бабушка по отношению к своему первому мужу, Теодору?
Мне не терпелось узнать продолжение истории. Разлив кофе по трем чашкам, я взяла поднос и направилась в гостиную. Настала пора выяснить, что случилось с бабушкиной сестрой.
Глава 12
Вивиан ехала на велосипеде по центральной улице Лондона в западном направлении. Она звякнула колокольчиком другому велосипедисту, который, казалось, и не думал тормозить на перекрестке, как следовало по правилам. Наконец он все-таки остановился и крикнул ей:
– Прости, милая!
– Ничего! – улыбнулась Вивиан и нажала на педали.
Как странно было испытывать такую всепоглощающую эйфорию, проезжая на велосипеде мимо закрытых мешками с песком магазинов и офисов, под огромной тенью от заградительного аэростата, между зловеще скрипящими стальными тросами, удерживающими его на месте. Поводов для радости в мире оставалось все меньше. Весной Чемберлен ушел в отставку и премьер-министром стал Уинстон Черчилль. Германия вторглась в Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды и Францию, и у британских экспедиционных сил не было иного выбора, кроме как отступить с континента. В июне их эвакуировали с кусочка суши у Дюнкерка. Примерно в то же время Италия вступила в войну на стороне Германии, а Франция подписала мирный договор, позволив врагу оккупировать северную часть страны, в том числе Париж и все атлантическое побережье. Нацисты заняли почти всю Европу, и Британия осталась в гордом одиночестве против скалящей зубы с той стороны Ла-Манша военной машины Гитлера.
Вспомнив брошюры, которые разослали всем британцам после эвакуации войск из Дюнкерка, Вивиан принялась усерднее крутить педали. Людей инструктировали о порядке действий в случае германского вторжения. В последнее время все только и говорили, что о немецких парашютистах, которые падают с неба и притворяются англичанами. Граждан увещевали всегда быть настороже и с подозрением относиться к незнакомцам. И ни в коем случае не помогать немцам. Брошюры учили прятать еду, карты и велосипеды – и думать прежде всего о своей стране.
Тем временем Вивиан и знакомые ей девушки сдавали на пункты приема кастрюли, сковородки и предметы домашнего обихода, стремясь внести свою лепту в производство истребителей. Немецкие бомбардировщики перелетали через Ла-Манш в угрожающих количествах, и Королевским военно-воздушным силам требовалось как можно больше самолетов, чтобы сбивать их до того, как они успеют сбросить бомбы.
Еду выдавали по карточкам, с наступлением темноты нужно было соблюдать светомаскировку. И все же Вивиан чувствовала себя счастливой, проезжая на велосипеде по Крейвен-стрит. Здесь они с Теодором жили с тех пор, как поженились в октябре прошлого года.
Она была в приподнятом настроении, потому что возвращалась домой с хорошими новостями. Врач наконец-то подтвердил ее надежды. Она была беременна – уже больше двух месяцев.
Вивиан догадывалась об этом, но Теодору ничего не говорила, потому что не хотела зря обнадеживать его. Ведь в феврале они пережили настоящий ужас, когда она потеряла ребенка, зачатого на Рождество. Какое-то время после этого она боялась пробовать еще раз, но потом наступила весна, в парках зацвели нарциссы, и они с Теодором влюбились друг в друга еще сильнее.
Нажав на педаль, она притормозила рядом с их пятиэтажным кирпичным домом, спешилась и достала из плетеной корзины у руля букет свежих цветов. Она вошла в парадную дверь и сразу же окликнула экономку:
– Здравствуйте, миссис Хансен! Я дома!
Вивиан заглянула в гостиную. Она уже собиралась подняться наверх, чтобы переодеться и встретить Теодора с работы в чем-нибудь более подходящем, но миссис Хансен вприпрыжку взбежала по лестнице из полуподвала, в котором располагалась кухня. Она слегка запыхалась:
– Миссис Гиббонс? Кстати вы вернулись. Я не знаю, что делать.
– О чем вы? Что-то произошло?
Женщина была белой как полотно – при виде ее у Вивиан по спине прокатилась волна холодящего страха. Вдруг что-то случилось с Теодором?
– Ничего страшного, – заверила ее миссис Хансен. – Напротив, все хорошо, но думаю, вы очень удивитесь.
На несколько мгновений мир погрузился в звенящую тишину. Каким-то образом, словно прочитав мысли экономки, Вивиан уже поняла, что ей сейчас сообщат.
– Эйприл приехала?
– Да. Она звонила из магазина вашего отца, пока вы были на приеме, и я дала ей ваш адрес. Надеюсь, вы не против.
– Конечно, не против! Она здесь?
– Да, приехала около двадцати минут назад. Я чуть не упала, когда открыла дверь, – у вас с ней просто одно лицо, миссис Гиббонс. Я вообще приняла ее за вас.
У Вивиан закружилась голова от облегчения, потому что уже несколько месяцев она не получала из Франции известий. Вивиан сделала все, что было в ее силах, чтобы связаться с сестрой, – так же, как и Теодор. Но Эйприл будто сквозь землю провалилась.
Теодор предполагал, что она могла погибнуть – или попасть в какую-нибудь немецкую тюрьму за свою национальность. Вивиан обдумывала эту версию, но в глубине души верила, что Эйприл жива.
Слезы счастья навернулись ей на глаза:
– Поверить не могу. Где она?
– Устала и захотела прилечь. Я отправила ее в зеленую гостевую спальню, – сказала миссис Хансен, принимая у Вивиан букет.
– Большое вам спасибо. – Взбежав на третий этаж, она постучала в дверь.