Одиночество подстерегало меня, ждало моего пробуждения – оно впилось в меня с новой силой, яростнее прежнего. Мне хотелось снова провалиться в цепкие объятия сна, но моим надеждам не суждено было сбыться: на белом металлическом стуле у моей кровати сидела женщина в дорогом коричневом твидовом костюме. На вид ей было около шестидесяти.
– Проснулась, – заметила она, подаваясь вперед и сжимая мое запястье.
Мгновение я молча вглядывалась в нее:
– Кто вы?
– Леди Гранчестер. Но ты можешь звать меня Кэтрин.
– Вы мать Теодора, – догадалась я, чувствуя, как мои щеки заливаются румянцем.
– Да. – Леди Гранчестер отвела взгляд, ее губы предательски задрожали. – Это так ужасно. То, что случилось. До сих пор не укладывается в голове. – Ей потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки. Затем она расправила плечи, не без труда приосанилась и снова посмотрела на меня. Ее глаза все еще блестели от подступивших слез.
– У меня тоже, – ответила я, вдруг поняв, что она пару дней назад потеряла своего младшего сына – Теодора – и наверняка чувствовала себя не менее опустошенной, чем я.
В следующую секунду мое сердце бешено заколотилось – я запоздало осознала себя самозванкой. Она принимала меня за Вивиан, свою невестку, а значит, мне нужно было собраться. Я ведь пообещала.
– Это случилось так быстро, – пробормотала я, чувствуя, как все внутри сжимается при воспоминании о взрыве.
– Болит? – Леди Гранчестер указала на мое лицо.
Коснувшись щеки, я поняла, что на мне, должно быть, живого места не осталось.
– Немного. Я даже не знаю, как выгляжу. Не подходила к зеркалу с тех пор, как…
– Все в порядке, дорогая. Пара синяков и царапин. Через неделю будешь как новенькая.
Откровенно говоря, меня не заботили ни мои раны, ни мой внешний вид. В мире не было ничего страшнее той боли, которая пронзала мое сердце всякий раз при мысли о случившейся трагедии – и о мире без моей сестренки.
Леди Гранчестер облизнула губы и откашлялась:
– Мне жаль, что у нас не было возможности познакомиться раньше, но отец Теодора – гордый и упрямый человек. Его трудно переубедить, если он что-то для себя решил.
Я не знала, что ответить, как отреагировать. Боялась оступиться, ляпнуть что-нибудь не то, поэтому ограничилась молчаливым кивком.
– Ты, само собой, знаешь об этом. – Она понимающе повела ладонью. – Уверена, Теодор рассказал тебе об их… разногласиях.
Нет, он мне не доверял. Зато мне доверяла сестра. Я знала все от нее.
Леди Гранчестер склонила голову набок:
– Молчишь… Мне так жаль. Не могу представить, через что ты сейчас проходишь. В один день потерять и мужа, и сестру…
Еще один кивок:
– Я больше не чувствую себя собой.
– Конечно, не чувствуешь. Ты прошла через ад. – Некоторое время она задумчиво теребила коричневые лайковые перчатки, лежавшие у нее на коленях, затем решительно посмотрела мне в глаза. – Возможно, ты не хочешь ни видеть меня, ни говорить со мной. Я готова это понять – учитывая обстоятельства. Но я здесь, чтобы попросить тебя кое о чем. Позволь нам помочь тебе.
– Помочь?
– Да. Я видела дом на Крейвен-стрит – вернее, то, что от него осталось. То есть ничего. И я знаю, что ты ждешь ребенка. Если это будет мальчик, он станет наследником титула моего мужа и всего имущества, которое к нему прилагается.
У меня пересохло во рту:
– А как же ваш второй сын, Генри? Разве он не старший?
– Да, но он ушел служить в военно-морской флот. Сейчас он бороздит Атлантику. Или Северное море. На самом деле, я понятия не имею. Едва сплю по ночам – все думаю о подводных лодках и торпедах. – Она снова отвела взгляд: – Вивиан, прости меня. Я тоже сама не своя в последнее время. В любом случае… он не женат. Если с ним что-нибудь случится… то…
– Ваша семья потеряет титул, – закончила я за нее.
– Да. Без наследника мужского пола после смерти моего мужа он перейдет дальнему родственнику из Ирландии. Я с ним даже не знакома.
Одарив ее хмурым взглядом, я погладила себя по животу:
– Это мой ребенок, леди Гранчестер. Я не позволю вам отобрать его ради какого-то там титула и состояния. Особенно учитывая, что до настоящего момента вы не проявляли ни малейшего желания принять меня в семью.
Удивительно, насколько просто мне было говорить от лица Вивиан. Быть ею.
И я не кривила душой. Это был мой ребенок. У нее не было никаких прав на него – или на нее.
Щеки леди Гранчестер вспыхнули, в ее глазах отразилась паника:
– Пожалуйста… Прости меня. Все сложилось так неправильно. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Она с трудом сглотнула. – Уверяю, у нас и в мыслях не было отбирать у тебя ребенка. Мне с самого начала не нравился этот разлад. Я надеялась все уладить, хотела познакомиться с тобой. Правда хотела. Когда Теодор написал мне, что вы ждете ребенка, я была вне себя от радости. Я молилась о том, чтобы это примирило наши семьи. Ты наверняка знаешь, что он хотел отправить тебя туда, где безопасно. Он спрашивал, сможем ли мы приютить тебя – само собою, с сестрой. Естественно, я согласилась. Но потом он написал, что ты не захотела уезжать. Я расстроилась – честно говоря, надеялась, что Теодор помирится с отцом. А потом на ваш дом упала бомба…
Ее голос сорвался, и она заплакала. Я не могла на нее смотреть – это была душераздирающая агония матери, утопающей в скорби по младшему сыну. Я ощущала это каждой клеточкой своего тела. Мне так хотелось сказать или сделать что-то – помочь ей. Но ее ничто не могло успокоить.
Наконец леди Гранчестер сумела взять себя в руки. Достав из сумочки льняной носовой платок, она аккуратно промокнула глаза.
– Прости мне это. Никак не могу перестать плакать.
– Я тоже. Прошу, не извиняйтесь. Вы переживаете ужасную утрату.
– Как и ты. – Убрав носовой платок, она защелкнула сумочку. – Я слышала, ты недавно потеряла отца. Прими мои глубочайшие соболезнования, Вивиан. Никто не должен терять столько близких людей за такое короткое время.
С минуту мы сидели в мрачном молчании. Затем в палату внесли нового пациента. Он протяжно стонал, пока санитары перекладывали его на кровать.
Когда они ушли, леди Гранчестер снова заговорила:
– Врач обещал выписать тебя сегодня. Тебе есть где жить?
Я лихорадочно соображала, как бы ответила Вивиан:
– У меня здесь пара подруг, – наконец придумала я. – Девушки, с которыми я раньше работала в министерстве. Мы жили вместе, пока я не вышла замуж за Теодора.
На самом деле я понятия не имела, как с ними связаться. Я их даже не видела ни разу. Их квартиру тоже могли разбомбить.
Леди Гранчестер подалась вперед и крепко, обеими руками сжала мою ладонь.
– Пожалуйста, Вивиан. Я первая признаю, что мы с Джорджем повели себя ужасно, когда узнали о вашей с Теодором помолвке. И мне стыдно за то, как мы отреагировали. Если тебе интересно, я никогда не разделяла этого мнения своего мужа. Конечно, я тоже надеялась, что Теодор женится на другой девушке – на давней подруге нашей семьи. Я ратовала за этот брак – но не думала, что Джордж отречется от Теодора. Это не принесло мне ничего, кроме горя. Весь прошлый год я мечтала только о том, чтобы Джордж успокоился. Клянусь, если бы эта бомба не унесла жизнь Теодора, рано или поздно я убедила бы Джорджа умерить свою гордость и позволить нам снова быть семьей. Особенно учитывая скорое прибавление.
– Рано или поздно? – повторила я. – Значит, пока он ее не умерил? Он вообще знает, что вы здесь?
– Да, знает. – В голосе леди Гранчестер зазвучали стальные нотки. – Гибель Теодора сильно его потрясла. Думаю, Джордж не переставал верить, что однажды Теодор приползет домой и будет умолять его о прощении. И Джордж простил бы его. Но ты, наверное, не хуже меня знаешь, что Теодор был таким же твердолобым, как его отец. Он всегда был очень правильным. И несгибаемым.
О да, я знала его, как никто другой, – все-таки мой в высшей степени принципиальный зять собирался сдать меня властям. Они с Вивиан как раз спорили обо мне, когда упала бомба.
Воспоминание об их размолвке не давало мне покоя – о том, как они провели свои последние мгновения. Она стала сокрушительным ударом, вдребезги разбившим мое сердце. И мне предстояло с ним жить.
– Но прошу, не позволяй этому недоразумению встать между нами, – продолжала леди Гранчестер. – Джордж опустошен. Он места себе не находит из-за того, что так и не успел помириться с Теодором. А теперь уже и не успеет. Не сможет. – Она содрогнулась, и на ее глаза навернулись слезы. – Попомни мои слова, Вивиан, он молиться будет на вашего ребенка – и на тебя – до конца своих дней. Ты – все, что у нас осталось от нашего сына, а ваш ребенок, возможно, так и останется единственным нашим внуком.
Я не могла выдавить из себя ни слова. Мысль о том, что я буду лгать этой женщине, ее семье и всему остальному миру об отце моего ребенка, вызвала у меня желание тут же свернуться калачиком и навсегда исчезнуть… уплыть прочь, сбежать от войны… и отыскать сестру – где бы она ни была.
– Поехали со мной? – настаивала леди Гранчестер. Ее глаза светились искренней надеждой. – Пожалуйста, Вивиан. Здесь небезопасно. Лондон бомбят каждую ночь. На улице меня ждет водитель. К вечеру мы уже будем за городом. Там тишь и благодать. И звезды видны. Мы даже комнату для тебя приготовили. И, конечно, тобой будет заниматься наш лучший семейный доктор – он позаботится обо всем, когда придет время.
Ко мне снова начала подкатывать тошнота. Я сделала несколько глубоких вдохов, стараясь ослабить ее.
– Даю тебе слово, – не сдавалась леди Гранчестер. – У вашего с Теодором ребенка будет все, о чем только можно мечтать. Достойное образование, лучшие школы, солидное наследство. Но самое главное – у вас будет дом. Тихая гавань, вдали от войны.
Ее слова тронули меня.
А может быть, сломали.
Вдали от войны.
Я не могла вернуться в дом, в котором мы с Вивиан – с той единственной, кто знал все мои секреты, – жили последний месяц. Вивиан больше не было – а от ее дома осталась груда кирпичей. Я лишилась своей продовольственной карточки. Теперь мне нужно было получать новую. Даже приюты для тех, кто потерял крышу над