головой, – и те были переполнены.
Я никому не могла рассказать, что на самом деле была любовницей высокопоставленного немецкого нациста, – меня бы немедленно арестовали и отправили в концлагерь. Одному богу известно, что бы там со мной стало. Леди Гранчестер предлагала мне спасение, надежное убежище, в стенах которого я могла выносить и родить своего ребенка.
Возможно, к тому времени война уже закончится.
С другой стороны, у немцев были все шансы захватить Британию. Я не была уверена ни в чем. Только в том, что любила ребенка, растущего в моем чреве, больше самой жизни. И я была намерена защитить его любой ценой. Кроме него, у меня никого не осталось.
Я приподнялась и сжала руку леди Гранчестер, напомнив себе, что она моя свекровь. Моя семья. А я – Вивиан.
– Если вы действительно готовы принять меня, я поеду с вами.
Ее глаза заблестели, наполнившись слезами. Она улыбнулась, а затем поднесла мою руку к своим губам и благодарно ее поцеловала.
– О, Вивиан, как же ты меня осчастливила. Обещаю, мы о тебе позаботимся. Теперь-то мы исправим свои ошибки. Если Теодор рядом, – а я уверена, что так и есть, – он наверняка очень рад, что ты согласилась.
Я сердечно обняла ее, но вот в том, что это могло обрадовать Теодора, усомнилась. Вообще-то я была совершенно уверена, что ему предстояло беспрерывно вращаться в гробу – коль скоро он там окажется.
У обочины возле больницы нас ждал блестящий черный «бентли». Водитель в форме любезно распахнул перед нами дверцу машины, одарив меня дружелюбным взглядом.
– Рад снова видеть вас, миссис Гиббонс. Хотел бы я, чтобы повод был другой.
Догадавшись, что Вивиан уже встречалась с этим человеком, я ограничилась кратким «спасибо» и, уставившись себе под ноги, забралась на заднее сиденье.
Леди Гранчестер сняла перчатки:
– Что ж, не буду утруждать себя официальными представлениями – я так понимаю, с Джексоном ты уже знакома.
Я молча кивнула – каким же облегчением было узнать имя этого человека.
Устроившись на водительском сиденье, он завел двигатель и посмотрел в зеркало заднего вида.
– Домой, миледи?
– Да, Джексон.
Я слегка подалась вперед:
– А нельзя ли сначала заехать на Крейвен-стрит? Я хотела бы в последний раз посмотреть на наш дом. Точнее на то, что от него осталось. Там все мои вещи. Вдруг что-нибудь уцелело?
Леди Гранчестер сжала мою руку:
– Могу тебя понять. Я тоже заглянула туда, перед тем как ехать к тебе. Джексон, пожалуйста, отвези нас на Крейвен-стрит.
– Конечно. – Переключив передачу, он отъехал от обочины.
Мы виляли по разбомбленным городским улицам. Живот скрутило от страха при одной только мысли о возвращении в место гибели моей сестры. Я вспомнила и о моем ужасе при обрушении дома. Я закрыла глаза, стараясь не думать о взрыве и своей боли в тот момент, когда очнулась и обнаружила Вивиан заживо погребенной где-то подо мной.
Джексон свернул на нашу улицу – ее было не узнать. Тротуары завалены обломками кирпичей и прочего мусора, дороги перекрыты.
– Дальше мне не проехать, – сказал он.
– Ничего, – ответила я. – Отсюда я могу дойти пешком. Вон стоит наш патрульный. Он меня знает.
Джексон заглушил двигатель. Я открыла дверцу, не дожидаясь, пока он подойдет, но он мгновенно оказался рядом и протянул мне руку. Я с благодарностью приняла его помощь – с двумя сломанными ребрами выбраться из машины было непросто.
Леди Гранчестер осталась в машине. Джексон проводил меня до оцепленной зоны.
– Какая трагедия, – покачал головой он. – Мистер Гиббонс был хорошим человеком. Лучшим. Мы все потрясены.
– Мне до сих пор не верится, что его больше нет, – сказала я, оглядывая раскиданные по дороге булыжники. – Я все еще надеюсь, что это окажется дурным сном. Что я проснусь – и все вернется на круги своя.
– Хотел бы я, чтобы это было так.
Мы подошли к голому остову, который еще вчера был нашим очаровательным городским домом в георгианском стиле с цветочными горшками на окнах. Бомба разнесла и соседнее здание. Вероятно, даже не одно. Трудно было сказать точно.
Мимо нас прошла женщина с коляской. Громкий плач ее ребенка вкупе со скрежетом лопат по тротуару и шелестом метел, сражающихся с битым стеклом, придавал этой мрачной картине еще больше трагизма.
– Это вы, миссис Гиббонс? – уточнил патрульный, медленно направляясь к нам.
– Да. – Я отпустила руку Джексона.
– Рад видеть, что вы в порядке. Сожалею о вашем муже.
– Спасибо.
Все так переживали из-за Теодора, но что насчет Вивиан? Ее судьба никого не волновала – конечно, ведь все были уверены, что она выжила и стояла прямо перед ними. А Эйприл? Ее и не знал-то толком никто.
– Если бы мы только успели добраться до убежища… – горестно вздохнула я, ругая себя за все совершенные ошибки. Казалось, чувство вины срослось с моей душой – и не оставит меня уже никогда.
– Нет, мэм. Тут вы ошибаетесь. Вам посчастливилось туда не добраться – бомба упала прямо в ваш сад. От вашего убежища ничего не осталось. Успей вы туда спуститься – сейчас бы со мной не разговаривали.
Внезапно на меня навалилась всепоглощающая усталость. Я не понимала, почему небеса пощадили меня, но не проявили подобного милосердия к Теодору и Вивиан.
Почему все случилось так, а не по-другому? Была ли на то причина? А если была, узнаю ли я ее когда-нибудь? Поможет ли она мне примириться с судьбой? Само мое существование показалось мне странной, дурманящей иллюзией, когда я неуверенно перешагнула через груду кирпичей, пробираясь к руинам нашего бывшего дома, и поморщилась от пронзившей грудную клетку боли. Я пыталась найти то место, где обнаружила Вивиан, но все казалось совершенно незнакомым. Ее тело уже выкопали – земля была засыпана только обломками рухнувшего здания.
Наконец я увидела расплющенный упавшей балкой диван. Схватившись за пульсирующие болью ребра, я принялась растаскивать кирпичи.
– Вы ищите что-то конкретное? – спросил Джексон. Он следовал за мной, словно тень, и, судя по голосу, искренне переживал за меня.
– Не уверена. – Поскользнувшись на шатких обломках, я упала и ободрала коленку, но моей решимости это не убавило.
Из-под груды кирпичей торчал угол моей латунной кровати. Я неуклюже пробралась к нему, все еще прижимая руку к ребрам. Джексон не отходил от меня ни на шаг. Без лишних слов он помогал мне раскапывать искореженный каркас кровати – кирпич за кирпичом.
Наконец-то я смогла заглянуть под нее:
– Вот. Это-то я и искала.
Джексон тоже наклонился.
– Моя шкатулка, – пояснила я. – Подарок. В ней мои украшения.
Не удержав равновесия, я упала навзничь. Джексон тем временем занимался спасением того единственного, что у меня осталось. Ведь у меня больше не было ни сестры, ни отца, ни зятя, ни какого-либо имущества. Взрыв отнял у меня все – даже мою личность. Но где-то в Европе меня ждал Людвиг – ждал и любил. Я не могла уехать без наших фотографий.
– Вот, прошу вас, миссис Гиббонс, – сказал Джексон, вытаскивая из-под кровати шкатулку. – Подумать только – как новенькая. – Он протянул шкатулку мне. Я попыталась взять ее, но у меня было вывихнуто плечо, а другой, здоровой, рукой я прикрывала ноющие ребра.
– Я сам донесу, – кивнул он, поудобнее перехватывая сундучок.
Мы уже возвращались к «бентли», когда кто-то окликнул нас.
– Извините!
Я обернулась: к нам трусцой бежал маленький мальчик с перекинутым через плечо вещмешком.
– Вы жили в этом доме? – спросил он.
– Да.
Порывшись в мешке, он вытащил оттуда плюшевого мишку.
– Это ваше? Я нашел его сегодня утром.
На мгновение у меня перехватило дыхание, и я почувствовала, как глаза наполняются слезами.
– Он был весь в пыли, – продолжал мальчик, – но я его почистил. Хотел себе оставить, но раз он ваш…
Я взяла у него медведя и вгляделась в его пушистую мордашку:
– Да, он мой. Мне его подарил кое-кто очень особенный. Спасибо тебе.
Выудив из кармана шиллинг, Джексон протянул его мальчику:
– Вот, это заслуживает награды. Не каждый поступил бы так, по совести.
Парнишка просиял:
– Спасибо, сэр! – Он развернулся и умчался прочь.
Мы с Джексоном вернулись к «бентли», битое стекло жалобно хрустело под нашими ногами. Усадив меня в машину, он положил мою шкатулку в багажник. Мы тронулись в путь. Вскоре Крейвен-стрит осталась позади – и разрушенный бомбами город тоже.
– Как же я его презираю, – прошептала леди Гранчестер, глядя в окно на лежащие в руинах дома и фабрики.
– Кого? – спросила я.
– Гитлера.
– Не могу не согласиться, – кивнула я.
Я знала, что буду ненавидеть его вечно – за то, что он у меня отнял.
Ни один из нас не проронил больше ни слова – до самого Суррея, где мы наконец смогли немного оправиться от оставшихся позади ужасов разрушенного Лондона.
– Понимаю, что это разговор не из приятных, – мягко заговорила леди Гранчестер, – но нам нужно обсудить похороны. Мы с лордом Гранчестером хотели бы, чтобы Теодор упокоился в семейном склепе – рядом с нашими предками.
Вероятно, она ждала от меня возражений – все-таки они изгнали Теодора из семьи. Она смотрела на меня почти испуганно.
– Почему бы и нет? – пожала плечами я. – Он должен воссоединиться с семьей.
– Что ж, прекрасно, – облегченно вздохнула она. – Мы все устроим. Но я хотела обсудить кое-что еще. – Она помолчала. – Похороны твоей сестры.
– Сестры? – Я была так убита горем, что вовсе не думала о похоронах Вивиан. То, что мы с ней поменялись местами, теперь заиграло новыми красками.
– Не сомневаюсь, ты будешь с нами еще много лет, – продолжала леди Гранчестер. – Ты жена Теодора и носишь под сердцем его ребенка – думаю, он хотел бы, чтобы место твоего последнего упокоения было рядом с ним.
О боже…
– До такого исхода еще далеко, – уклончиво ответила я. – Смею надеяться.
– Конечно. Но это возвращает нас к вопросу о похоронах твоей сестры. Если я правильно понимаю, родных у тебя не осталось. Хочешь, мы и ее похороним в Гранчестер-холле? Чтобы ты могла навещать ее, когда пожелаешь.