– Нет, спасибо. Я поеду домой.
Их было четверо против меня одной. Я чувствовала себя загнанной в угол – и ощущение это было неприятное. От ужаса я вспотела.
– Да ладно тебе, милашка. Нам скоро с фрицами воевать. А сейчас поднять бы боевой дух.
– На дорожку, – добавил тот, которого звали Патрик.
Как раз в этот момент из-за поворота показался мотоцикл. Он начал притормаживать, пока не замер рядом со мной. Уперев ногу в землю, мотоциклист заглушил двигатель.
– Какие-то проблемы?
Я не видела его лица – но узнала голос. Это был Джек Купер. Я вздохнула с облегчением – как же вовремя он появился. Солдаты сразу же обратили внимание на его форму и звание.
– Нет, сэр. Мы просто хотели убедиться, что леди не требуется помощь.
– По-моему, она в полном порядке. Советую вам ехать, куда ехали, сержант.
– Так точно, сэр.
Взметнув шинами гравий, джип умчался прочь.
Джек снял шлем:
– Вы в порядке?
– Теперь да. – Я вытерла со лба пот. – Спасибо, что остановились.
Мгновение он изучал меня, затем посмотрел на мой велосипед:
– Почему бы вам не оставить его здесь? Я довезу вас.
Я бегло оглядела мотоцикл – никогда раньше на них не ездила – и задумалась.
– Без велосипеда уехать не могу, – сказала я несколько секунд спустя. – Мне на нем утром добираться на работу. К восьми часам.
– Предоставьте это мне. Я позабочусь, чтобы к рассвету он стоял у вас на пороге. Запрыгивайте, – настаивал он. – Я не могу оставить вас одну.
Все еще потрясенная неприятной встречей с солдатами, вымотавшаяся за долгий рабочий день, я осознала малоприятную перспективу крутить пару миль педали в кромешной темноте. Я закатила велосипед в высокую траву у обочины и уселась на заднее сиденье мотоцикла Джека.
Как только я обхватила его за талию, он завел двигатель и осторожно развернулся.
Он домчал меня быстро – прокатиться по дороге и за считаные минуты подняться в горку оказалось на удивление приятно.
Притормозив у парадного входа, он заглушил двигатель и снял шлем.
– Еще раз спасибо, – поблагодарила я его.
– Всегда пожалуйста.
Я оглянулась на дом в надежде, что Клара не подглядывает за мной из какого-нибудь темного окна. Конечно, она не упустила бы такую возможность и наутро в грубой форме высказалась о моем полуночном прибытии в обнимку с американским мотоциклистом.
– Спокойной ночи. – Я хотела юркнуть за дверь, но он тихо позвал меня:
– Вивиан…
Я остановилась и обернулась:
– Да?
– Поужинаете со мной завтра вечером?
Вопрос застал меня врасплох. Несколько секунд я удивленно смотрела на него:
– Это было бы неправильно… Я не могу.
– Почему? Из-за работы?
– Возможно.
Он не пошевелился, словно вовсе не собирался уезжать:
– Как насчет другого дня? Пятница?
– Простите. Я… – Мне трудно было найти слова. – Просто не могу.
Он долго смотрел на меня – и наконец принял мой ответ. По крайней мере, мне так показалось.
– Понимаю. Ничего. – Он снова надел шлем. – Спокойной ночи, Вивиан.
Решительно нажав на кнопку стартера, он завел двигатель и развернул мотоцикл.
Я стояла, глядя, как он исчезает в темноте, и прислушиваясь к затихающему вдали рычанию его мотоцикла. Когда воцарилась тишина, я отвернулась и вошла в дом.
На следующее утро я обнаружила свой велосипед у двери. Он стоял у фасада дома, как и обещал Джек.
Я продолжала работать в поместье Уонборо, но Джека Купера больше там ни разу не видела. Мы встретились позже, в другом месте и при совсем других обстоятельствах.
– Не ожидала, что к этой программе допускают женщин, – призналась я Мари одним пасмурным днем. Мы возвращались с тренировки по самообороне, которая проходила во дворе за домом. – Нам мало что позволяется, когда дело доходит до настоящих боевых действий.
– Да и нам всего не разрешают, – посетовала она. – Мы можем быть связистками – и то лишь потому, что их не хватает. Но составлять планы операций и участвовать в саботаже нам не дают. Это считается делом мужчин. Нам обычно достается работа посыльных – обеспечиваем связь между подразделениями. Потому что мы менее заметны. Женщина, идущая по улице с корзинкой хлеба, вопросов ни у кого не вызовет – в отличие от мужчины.
– Этим тебе и предстоит заниматься? Носить письма?
– Да. Хотя я терпеть не могу велосипеды. Я ужасно неуклюжая. Только майору не говори – а то он выгонит меня, и придется мне днями просиживать за столом. Это меня с ума сведет. Я хочу быть в центре событий.
Она была совсем юной и не видела того, что видела я в свою последнюю неделю в Париже – и последние дни с Людвигом. В глубине души мне хотелось открыть ей глаза, рассказать пару-тройку ужасающих историй об эсэсовцах и о том, какими безжалостными они могли быть. Но мне не хотелось поколебать ее уверенность, да и нельзя было говорить ей правду, не раскрыв свою истинную личность – поэтому я благоразумно прикусила язык.
Следующие несколько недель мы с куратором сопровождали Мари на всех тренировках. Самыми сложными из них были подставные аресты: офицеры врывались в самый неожиданный момент и уводили кандидата в комнату для допросов. Всем потенциальным агентам уже выдали тщательно сфабрикованные истории, которые они должны были заучить наизусть. Малейшее колебание при ответе на вопрос отмечалось в их деле – и играло против них. Более напряженных тренировок мне видеть не доводилось – тех, кто не выдерживал допросов с пристрастием, немедленно исключали из программы. Мари справлялась со всем превосходно. Не в последнюю очередь благодаря моим советам по поводу жестов и мимики, которыми я охотно с ней делилась. Я рассказывала ей, как важно по-настоящему верить, что ты – другой человек. Она сразу же ухватила суть – и легко применяла мои советы на практике. Ее выдавали лишь случайные ошибки, которые нет-нет да проскальзывали в ее французском произношении. Она и сама их замечала – и это выбивало ее из колеи.
Наконец майор Оделл вызвал меня в свой кабинет.
– Вы уже три недели с ней занимаетесь, – сказал он, подаваясь вперед и сцепляя руки в замок. – Как ее акцент? Стал лучше?
– Она молодчина, – ответила я. – Овладела произношением почти в совершенстве.
– Почти… – покачал головой он. – Нам мало «почти». Долго еще, миссис Гиббонс? Нам очень важно, чтобы никто не заподозрил в ней канадку.
– Осталась всего пара шероховатостей, – заверила его я. – Мы скоро их сгладим.
– У нас мало времени. Нам нужно срочно переправлять ее во Францию. Уверен, вы это понимаете.
– Да, – кивнула я, нервно вцепившись в подлокотники.
Высадка союзников неумолимо надвигалась – и это порождало спешку. Никто не знал, когда и где она произойдет, но воздух разве что не искрил от повисшего в нем напряженного ожидания.
– Сколько у нас времени? – уточнила я.
Сняв очки, он пощипал себя за переносицу. Я никогда не видела его таким подавленным и заподозрила, что в последнее время он почти не спал.
– Завтра она должна приступить к обучению прыжкам с парашютом.
– Завтра? – Я мгновение поразмыслила. – А может, мне поехать с ней? Нам бы еще буквально пару дней.
Услышав мои слова, майор просиял:
– Это очень нам поможет. Выезд завтра в шесть утра. Будете готовы?
Мысль о разлуке с Эдвардом была мне ненавистна, но я согласилась. Не только из желания победить Адольфа Гитлера, но и потому, что уже вложила в это дело очень много сил. Я знала, с чем Мари предстоит столкнуться в тылу врага, и хотела сделать все от меня зависящее, чтобы помочь ей выжить. Она должна была одурачить всех – заставить их поверить, что она именно та, за кого себя выдавала.
Я встала и вышла из кабинета майора, с тоской сознавая, что это давно стало и моей мантрой: «Не снимай маску. Не будь собой. Не попадись». В чем в чем, а в этом я разбиралась – и практики у меня было побольше, чем у любого из этих новоиспеченных агентов.
На следующее утро я проснулась затемно. Я уезжала на несколько дней, поэтому тихо, чтобы не разбудить Эдварда, прошла в детскую и поцеловала его на прощание. Выскользнув из дома, я направилась прямиком в поместье Уонборо, откуда нас собирались отвезти на полигон.
Агенты-стажеры уже ждали на улице. Они были с сумками, поскольку возвращаться не собирались. Большинство из них направлялось на базу Арисейг в Шотландии, где им предстояло обучаться диверсионной работе и разведке. Но Мари нужно было срочно осваивать прыжки с парашютом – во Франции очень не хватало женщин-посыльных.
– Нервничаешь? Тебе все-таки из самолета выпрыгивать, – заговорила я с ней по-французски, едва мы выехали на главную дорогу.
– Немного. Я не очень люблю скорость. Страшно, даже когда на велосипеде под горку качусь. Боюсь попасть в колею и слететь в кювет.
– Как ты тогда прошла отбор? – Я смотрела на нее с любопытством. – Мне казалось, кандидаты с подобными проблемами у них не задерживаются.
– Именно. Я врала. – Она улыбнулась. – Поэтому из меня и вышел хороший агент. Я прекрасно умею работать под прикрытием и строго держаться легенды. Их же я смогла одурачить.
Да. Но я все равно переживала за нее – временами она казалась мне чересчур самоуверенной. Только бы не рисковала собой понапрасну.
Мы ехали на север, в сторону Манчестера. По дороге нам все чаще попадались танки, грузовики и другая военная техника. Все они держали путь на юг, к побережью. В какой-то момент ими заполнилась вся встречная полоса. Они везли тысячи солдат и ящики, полные оружия, боеприпасов и провианта. Я в жизни не видела настолько плотного потока машин – их колонна протянулась на многие и многие километры.
– Ну, наконец-то, – пробормотала Мари, выглядывая в окно. – Покажем Гитлеру, что мы тоже не лыком шиты. Собьем с него гонор. Скорее бы.
Ну вот, опять эта непоколебимая уверенность и бесстрашие. Странно было поймать себя на подобной мысли. Вивиан всегда ругала за это