а сложной. Я не знала, как поступлю, оказавшись перед выбором.
Той ночью, после успешной высадки союзников в Нормандии, Бак отвез меня и другого агента – радиста под кодовым именем Бенуа – на аэродром Темпсфорд. Для Бенуа это была уже третья миссия Управления во Франции.
По приезде нам с напарником подали ужин с вином. Потом нам вручили удостоверения личности, карточки на продукты и французские деньги на взятки и сделки. Мы натянули на себя громоздкие летные костюмы. У нас в карманах было все необходимое: карты, компасы, продовольственные пайки и маленькие лопатки, чтобы закопать летные костюмы и парашюты.
Прямо перед вылетом Бак отвел меня в сторону, вынул из кармана капсулу с цианидом и сказал:
– Если вас схватят и все будет выглядеть безнадежно, можете прибегнуть к крайним мерам. Отмучаетесь за считаные минуты.
Я поняла, о чем речь, и взяла капсулу, хотя использовать ее не собиралась. Дома меня ждал сын, и я хотела выжить – несмотря ни на что.
На небе сияла полная луна. Мы пересекли взлетно-посадочную полосу. Пилот ждал нас у самолета. Я с удивлением узнала в нем Джека Купера. Мое сердце радостно подскочило – увидеть знакомое лицо в этот момент было огромным утешением.
Он не сводил с меня глаз, пока мы с Бенуа представлялись ему фальшивыми именами. Джек знал меня как Вивиан – и это немного выбило меня из колеи.
Тогда-то я и почувствовала его впервые – страх. Он настиг меня перед самым отлетом. Полагаю, до этого я была слишком увлечена подготовкой и тренировками – а теперь наконец ощутила, каково все на самом деле. Я, как обычно, с головой ушла в дело, бесстрашно и опрометчиво следуя за своими желаниями, полностью игнорируя здравый смысл и не задумываясь о последствиях. Между тем рисковать своей жизнью мне предстояло не только во Франции, под самым носом у немецкого гестапо, но даже сейчас, в эту самую ночь, когда мы влетим на вражескую территорию. Опасности поджидали нас на каждом шагу. Нас могли сбить – или неполадки с двигателем сделали бы полет невозможным.
Когда Бенуа забрался в самолет, Джек подошел ко мне и, с оттенком сожаления в голосе, проговорил:
– Я думал, вы будете просто переводчицей в Уонборо.
– Мне тоже захотелось внести свой вклад. Не могла сидеть сложа руки и наблюдать за происходящим. Уж вы-то должны меня понять.
– Конечно. – Он протянул руку, чтобы поправить мой шлем. – И кстати. Бояться – естественно.
Я смотрела ему в глаза, не в силах вымолвить ни слова. У меня было отчетливое ощущение, что он видит меня насквозь, а я к такому не привыкла. Раньше никто не сверлил меня таким проницательным взглядом. А сейчас даже я не знала, кем была на самом деле.
– Особенно в первый раз, – добавил он.
У меня нашлись силы ему кивнуть. Я была рада, что Джек рядом, что именно он сядет за штурвал.
– Позвольте мне помочь вам забраться. Эти костюмы такие неудобные.
– Спасибо.
Он помог мне влезть в металлическое чрево самолета. Я доползла до спальных мешков, которые расстелили, чтобы мы с Бенуа могли немного отдохнуть по пути. Перелет обещал быть долгим, но я знала, что поспать не удастся. По крайней мере мне. Я слишком нервничала.
– Ты так спокойна, – заметил Бенуа, когда я опустилась рядом. Он лежал на спине, скрестив ноги.
– Ты так думаешь, Бенуа? Видимо, во мне умерла великая актриса, потому что я в ужасе от того, сколько вещей может пойти наперекосяк.
Он усмехнулся:
– Не волнуйся. В эскадрилью особого назначения попадают только лучшие пилоты. Иначе никак – они ведь летают по ночам, без освещения на земле, ориентируясь по луне, течению рек и тому подобное. Купер великолепен. Он доставит нас куда нужно в целости и сохранности. – Бенуа перекатился на бок. – А теперь попробуй вздремнуть. Это пойдет тебе на пользу.
Двигатель утробно зарычал – и мы тронулись с места.
Несколько часов спустя в салоне загорелась красная лампочка. Техник разбудил нас и выдал нам кофе и сандвичи. Я смогла проглотить лишь пару кусочков – потом мой желудок скрутило от страха.
– Прыгнете – и станет легче! – прокричал техник мне в ухо. – Ожидание страшнее всего!
Я кивнула, но сердце от этого медленнее биться не стало.
Узнав у штурмана, где мы, техник прикрепил наши парашюты к неподвижному тросу и открыл круглый люк. В самолет тут же ворвался ледяной ветер. Мы с Бенуа дружно сели, свесив ноги в люк, и замерли в ожидании сигнала.
Я мысленно готовилась прыгнуть. Самолет дрожал в воздухе, ветер истошно выл, врезаясь в корпус, а время, казалось, еле ползло. Наконец техник махнул рукой. Бенуа прыгнул первым. Я скользнула в пустоту за ним.
Я на огромной скорости падала вниз. Ночь струилась лунным светом, а по моим венам струился адреналин. Я досчитала до двадцати, стараясь делать это не слишком быстро, а затем выпустила парашют. Он раскрылся с громким хлопком – и все мгновенно стихло. Я плавно опускалась вниз, кружась в воздухе и любуясь полями и лугами, залитыми серебристым сиянием полной луны.
Я медленно снижалась над полем, посреди которого горели сигнальные костры. Их разожгли другие агенты нашего Управления и члены французского Сопротивления – они ждали нас, а также контейнеры с припасами, которые техник выбросил из самолета после того, как мы прыгнули. Вокруг меня парило не меньше дюжины белых парашютов, но все мои мысли были сосредоточены на земле, которая с каждой секундой становилась все ближе.
Мое приземление оказалось более удачным, чем на тренировках. Удар был мягким, я легко перешла на бег и даже не потеряла равновесия. Шелковый парашют волочился позади меня. Я уверенно отстегнула его и, как могла, сложила.
Снимая летный костюм, я подняла глаза в небо. Джек развернул самолет и, приветственно качнув крыльями, направился обратно в Англию. Я на мгновение застыла, глядя ему вслед и стараясь перевести дыхание.
Неожиданно меня охватило острое чувство потери. Я не ощущала себя такой одинокой, такой оторванной от собственной жизни с того самого утра, когда очнулась в больнице после взрыва на Крейвен-стрит. Когда осознала, что моей сестры больше нет. Теперь я тосковала по Эдварду. В моей душе снова зияла дыра, а смелость и уверенность, которые только что наполняли мое сердце, улетучились. Тело обмякло, и я бы обессиленно рухнула на колени, если бы не услышала, как кто-то окликнул меня по фальшивому имени.
– Симона? – позвал меня женский голос.
Вырванная в реальность, я усилием воли отогнала мысли о том, что мне пришлось оставить там, в своей прошлой жизни, и обернулась.
Девушка примерно моего возраста, с вьющимися рыжими волосами и веснушками, бежала ко мне с фонариком в руках. Она была одета как уроженка французской деревни: на ногах у нее были сандалии, а шею обвивал свободно повязанный шарф.
Наконец выпутавшись из летного костюма, я бросила его на траву.
– Я Дейдра. – Она говорила с сильным британским акцентом. – Рада с тобой познакомиться. Давай-ка разберемся с твоим костюмом. Лопатка при тебе?
Я, дрожа, принялась рыться в карманах летного комбинезона. Она взяла у меня лопатку и сразу же начала копать землю. Я озиралась по сторонам: другие сотрудники нашего Управления грузили тяжелые контейнеры на повозки и фургоны. Костры потушили. Бенуа, уже разобравшийся с костюмом, помогал остальным.
Некоторые контейнеры спрятали в сарае на ферме неподалеку от зоны приземления, другие отвезли на лесные базы. Дейдра проводила меня в убежище в Сен-Жан-Дебрэ, городке на окраине Орлеана. Из-за комендантского часа нам пришлось пробираться тихо, на цыпочках, по возможности сливаясь с тенями. Когда мы наконец добрались до квартиры, я с радостью обнаружила, что в ней меня уже ждала кровать с чистым бельем.
– Твое место. – Дейдра похлопала по матрасу. – Я заняла кровать у окна.
– Значит, будем соседками? – улыбнулась я.
– Пока.
Я посвятила ее в свою легенду – о возлюбленном французе, которого потеряла в Дюнкерке в начале войны.
– Ты моя двоюродная сестра, приехала погостить, – заключила она. – Все остальное – как ты сказала. Поспи, если сможешь. Хотя ты, наверное, вся на нервах. Я после первого прыжка два дня глаз сомкнуть не могла.
– А сколько раз ты прыгала? – Поставив рюкзак на пол, я опустилась на кровать и проверила, не скрипит ли матрас.
– Пока трижды. – Она подошла к своей кровати и легла прямо поверх одеяла. – Выполнила задание в Париже, потом вернулась в Лондон, чтобы овладеть огнестрельным, затем меня послали в Будапешт, а теперь вот – сюда.
– По-французски говоришь? – спросила я.
– Oui, я ходила во французскую школу в Лондоне и могу по щелчку пальца избавиться от британского акцента. Слышишь?
Я слышала. Ее и правда отличало идеальное южнофранцузское произношение.
Я легла на бок – лицом к ней.
– У меня это первое задание. Меня заприметили после того, как я спела на танцевальном вечере для каких-то американских летчиков. Узнали, что я говорю по-французски – и все. Я оглянуться не успела, как уже подписывала договор о неразглашении и прыгала с парашютом.
Она насмешливо покачала головой:
– Тебя, видимо, прогнали галопом по Европам? Арман, наш координатор, очень просил быстрее выделить ему новую посыльную. Через день Баку на мозги капал.
– Это многое объясняет. Постараюсь оправдать надежды.
Дейдра подложила под щеку ладони:
– Уверена, ты справишься. Я сразу поняла, что ты прирожденная разведчица, – так здорово приземлилась и спокойно повернулась, когда я позвала тебя по имени. Холодная голова в нашем деле – все. Да и улыбка у тебя приятная. С такой контрольно-пропускные пункты не страшны.
– Контрольно-пропускные пункты. Слова зловещие. – Я благоразумно умолчала о том, что уже сталкивалась с немецкими КПП на территории Франции.
– Не волнуйся. Я введу тебя в курс дела. Завтра встретишься с Арманом – он выдаст тебе задание. Я пока останусь здесь, помогу тебе освоиться, но потом нам предстоит работать поодиночке. Завтра будет насыщенный день – надо хоть немного отдохнуть. Спокойной ночи, Симона.