– Приятно это узнать, – ответила я одновременно удивленно и радостно. Я лишь гадала, какой прием меня ждет, – но уж точно не такой. Они смотрели на меня как на давно потерянную дочь.
– Пойдемте, – позвала меня Люсинда. – Дафна там.
Они провели меня на кухню мимо большой гостиной с роялем, мраморным камином и еще одной гигантской люстрой. На столике нас ждали блюда с сандвичами, пирожными и фарфоровый чайник. Я чувствовала себя в гостях у королевской семьи.
Наконец я увидела Дафну. Она, невероятно хрупкая, сидела в инвалидном кресле, наклонившись вперед, ее ноги покрывал клетчатый плед.
Рядом с ней на диване сидел мужчина с волнистыми темными волосами. Когда я вошла, он встал, чтобы поздороваться со мной. На нем были холщовые брюки, хлопковая рубашка поло и кроссовки.
– Это наш сын, Джеффри, – сказала Люсинда. – Джеффри, это Джиллиан.
Он обошел диван, чтобы пожать мне руку:
– Рад встрече.
– И я. Спасибо, что позвали.
– Мы только рады! – хором воскликнули Люсинда и Альберт.
Мы обернулись к Дафне. Она смотрела на меня, прикрыв рот ладонью, исчерченной синими прожилками.
– Боже мой! Ты так на нее похожа. Один в один. Я как будто в прошлое вернулась. – Она поманила меня рукой. – Подойди сюда, дорогая, дай я на тебя посмотрю. Обними меня.
– Приятно с вами познакомиться. – Я наклонилась, чтобы обнять ее. – Бабушка столько о вас рассказывала.
– Она была хорошей подругой. Присядь-ка. Хочешь чаю?
– Не откажусь. Спасибо.
Я села на стул рядом с Дафной. Налив в чашку чая, Люсинда подала ее мне, и все расплылись в улыбках. Джеффри сидел, подперев голову рукой, и молча, с нежностью наблюдал за бабушкой.
– Ну, как она? – спросила меня Дафна.
– Прекрасно, – ответила я. – Живет все в том же фермерском доме, в котором поселилась, когда переехала в Америку. И пышет здоровьем. Каждую субботу дает фортепианные концерты в местном доме престарелых, пару раз в месяц играет в бридж. До сих пор сама платит налоги.
Все дружно рассмеялись.
– А Джек как? – продолжала расспрашивать меня Дафна. – Он все еще?..
Я покачала головой:
– Нет, к сожалению, нет. Он скончался больше десяти лет назад.
– Мне жаль это слышать. Он был таким красивым мужчиной. Настоящий герой. Она правильно сделала, что согласилась выйти за него замуж. – Дафна подмигнула мне, и я улыбнулась.
– Еще как! – Отпив чаю, я поставила чашку на блюдце.
– Мой папа сейчас живет с ней. Он тоже овдовел.
– Соболезную. Твоя мама…
– Да. Ее забрал рак. Мне было девятнадцать. – Я предпочла опустить то, что она утонула в ванной по моему недосмотру. Некоторые вещи лучше не говорить вслух.
– Что привело тебя в Лондон, Джиллиан? – спросил Джеффри.
Я повернулась к нему:
– Никогда не бывала здесь раньше – а мне всегда хотелось посмотреть город. Возможно, вы удивитесь, но до прошлой недели я понятия не имела, что во время войны бабушка была агентом разведки.
Джеффри в изумлении вздернул подбородок:
– Серьезно?
Дафна погрозила ему корявым пальцем:
– В этом нет ничего удивительного. Нам не разрешалось никому ни о чем рассказывать. Мы много лет держали рты на замке. Это было государственной тайной. Я даже матери не сказала. Она думала, что я помогала КМСП.
– КМСП? – спросила я.
– Корпус медсестер скорой помощи – женская волонтерская организация. Такая у меня была легенда – правды никто не знал.
Мы еще немного поболтали об Управлении. Я спросила ее об Армане – их координаторе. Думала, он мог быть отцом Альберта.
– Боюсь, Арман так и не вернулся из Франции, – посетовала Дафна. – Его схватили незадолго до освобождения Парижа и отправили в концлагерь в Германии.
– Очень жаль это слышать.
Потом она рассказала мне о своей жизни после войны. Много лет она работала учительницей в школе французского языка в Лондоне, но бросила преподавание, когда вышла замуж за эмигрировавшего из Канады владельца строительной компании – после войны это был весьма прибыльный бизнес.
Они с мужем прожили счастливую жизнь и вырастили троих детей. Альберт был старшим. Ее дочери жили за городом, но часто приезжали в гости.
Я показала ей фотографии бабушки и папы – она искренне улыбалась, разглядывая их. Примерно через час я заметила, что Дафна начинает уставать – она отвечала на вопросы все с большим трудом.
Наконец Люсинда подошла и положила руку ей на плечо:
– Может, ты приляжешь, Дафна?
– Да, хорошо бы, – ответила она.
Внезапно я осознала, что так и не спросила ее о своем дедушке, но мне показалось неуместным совать ей под нос фотографии немецкого нациста, который пытал ее в штаб-квартире гестапо много лет назад. Не хотелось портить нашу встречу столь мрачной и неприглядной темой. Поэтому я решила не доставать фотографии из сумочки и, поцеловав Дафну в щеку, позволила Люсинде увезти ее из комнаты.
– Мне, наверное, пора, – сказала я, поднимаясь, когда Люсинда вернулась в гостиную. – Даже не знаю, как вас отблагодарить за то, что вы помогли мне встретиться с Дафной. Это много значит для меня.
– Для нас тоже, – ответил Альберт. – Она столько нам рассказывала о вашей бабушке. Они крепко сдружились во Франции. Она всегда жалела, что жизнь их развела.
– Моя бабушка тоже очень жалела об этом.
Они проводили меня до двери. Я уже собиралась уходить, когда Джеффри сказал родителям:
– Мне тоже пора. Завтра позвоню. – Поцеловав мать в щеку, он повернулся ко мне. – На метро поедешь?
– Да. Я остановилась в отеле «Тауэр».
– Значит, мы практически соседи, – сказал он. – Я живу за мостом. Не против, если я пройдусь с тобой?
– Конечно.
Мы вышли из дома и побрели вдоль по улице.
– Ну, Джиллиан… Что ты делаешь там, в Америке? – поинтересовался Джеффри, засовывая руки в карманы.
– Я работаю в некоммерческой организации, которая занимается повышением осведомленности женщин о раке молочной железы. Мы собираем средства на исследования.
– Звучит благородно. Это из-за того, что случилось с твоей мамой? – Я растерялась и не ответила сразу. – Прости, это личное. Не стоило мне спрашивать.
– Все в порядке. И да, именно это привело меня туда. Во время учебы в колледже я много занималась волонтерской работой – так и познакомилась со своей нынешней руководительницей. Когда открылась вакансия, она пригласила меня.
– Приятно, наверное, работать на благое дело.
Мы остановились на перекрестке в ожидании сигнала светофора.
– Приятно. А ты? Чем занимаешься?
– Я агент по недвижимости – вы, американцы, обычно называете нас риелторами. Можно сказать, семейный бизнес.
Я на мгновение задержала на нем взгляд – на его поношенной куртке и кроссовках, на растрепанных волнистых волосах. Он казался полной противоположностью Малкольма, который старательно ухаживал за собой и носил вещи самых дорогих брендов, какие только можно было купить за деньги.
– Что такое? – с усмешкой поинтересовался Джеффри, заметив мой неприлично долгий и пристальный взгляд.
– Извини, – улыбнулась я. – Просто никогда бы не подумала, что ты занимаешься недвижимостью.
– Почему?
– Не знаю. Всегда представляла себе лондонских риелторов элегантными модниками в дизайнерской обуви и узких черных галстуках. А ты скорее напоминаешь Марка Руффало. Если бы не акцент, я бы подумала, что вы братья.
– Акцент? Нет у меня акцента. Это у Марка Руффало акцент.
Я рассмеялась. Мы как раз проходили через турникеты станции Слоун-сквер.
– И вообще, сегодня же суббота, – добавил он. – Кроссовки созданы для суббот. – Мы оба уставились себе под ноги. Я была в «найках», которые купила накануне. – Говорю же!
– С этим трудно поспорить, – рассмеялась я.
Мы спустились по лестнице и вместе с толпой двинулись к платформе восточного направления Кольцевой линии. Мы подоспели как раз к поезду, который примчался, взлохматив мои волосы, и резко затормозил.
– Надо же, сколько здесь сегодня народу, – пробормотал Джеффри, пропуская выходящих пассажиров.
– Может, подождем следующий? – предложила я, не уверенная, сможем ли мы протиснуться в вагон.
– Нет, пошли. Как-нибудь поместимся. – Он пропустил меня и вошел следом. Двери закрылись, и поезд рванулся вперед.
В вагоне было тесно, и мы стояли, покачиваясь, то и дело сталкиваясь и бросая друг на друга извиняющиеся взгляды. Он ухмыльнулся: казалось, его забавляло ехать в переполненном вагоне.
Десять остановок спустя мы прибыли на станцию Тауэр-Хилл. Диктор услужливо напомнил нам, что при выходе нужно соблюдать осторожность.
– Сюда. – Джеффри коснулся моей руки и уверенно повел меня прочь от платформы.
Вскоре мы сбежали с шумной станции и оказались позади Тауэра с его толстыми древними каменными стенами.
– Все еще не могу поверить, что я здесь, – вырвалось у меня. – В юности обожала Диккенса. «Оливера Твиста» и «Рождественскую историю». Мои любимые книги. И еще я, конечно, любила «Мэри Поппинс». И давно мечтала здесь побывать.
– Лондон – прекрасный! – кивнул он.
– Но ты живешь в этом городе и, наверное, принимаешь его как должное?
– Вовсе нет. Каждый раз, когда смотрю в окно, я думаю: «Ничего себе – какой мост! Какой вид!»
– Покажешь мне, где живешь? – попросила я. – За рекой, говоришь?
– Покажу.
Мы прошли по туннелю под дорогой и остановились у пешеходного перехода прямо у моего отеля.
– Много достопримечательностей посмотрела? – спросил Джеффри.
Я рассказала ему, куда успела сходить, и он посоветовал мне заглянуть на вечернюю службу в собор Святого Павла или в Вестминстерское аббатство.
– Это бесплатно – а хоры у них потрясающие.
– Спасибо. Оценим.
Мы подошли к парадному входу отеля, и Джеффри указал рукой на другой берег реки.
– Видишь надпись «Боттлерс-Уорф»? Я живу слева от этого здания. Раньше здесь были верфи – теперь все застроили многоэтажками.