– Вы, кажется, не понимаете, насколько это серьезно. Вы правда не видите, чего нет на последней по времени фотографии?
– Не вижу.
Густав понимает, на что намекает Хенрик, но он не собирается признаваться, что нашел кольцо.
– Почему она сняла обручальное кольцо?
– Она всегда так делает, оно ей немного маловато, – лжет Густав.
Хенке трет щеки ладонями, выпивает глоток воды. Он начинает уставать, но и Густав тоже утомлен.
– Эксперты расшифруют файлы, – говорит Лея, быстро вставая. – Ваши показания подтвердились, камеры наблюдения в вашем офисе зафиксировали, что вы пришли на работу вчера в семь утра и не выходили до сегодняшнего дня.
Густав откидывается на стуле.
– Надо было слушать меня с самого начала и тратить силы и время на более важные вещи.
– Позвольте нам делать нашу работу так, как мы считаем нужным.
– Ну так делайте свою работу, черт возьми, – вздыхает Густав. – Мы закончили?
– Да, – говорит Хенрик, вставая. – Пока да. Будьте на связи.
Густав не смотрит на него и выходит из комнаты, не говоря ни слова. Ему надо выяснить, что за тайны были у Карро. И определенно нужно позвонить своему адвокату.
Она вертит шеей, пытаясь разглядеть, откуда доносится шуршание, и видит маленькую мордочку, которая виднеется в одной из дыр в стремянке. Откуда-то из-за стен доносится шебуршение. Мелкие, мерзкие, пушистые твари! Самое гадкое, что есть в мире.
Каролина пытается отодвинуться от стремянки, но ей не удается проползти и полметра. Вдруг она замечает лужу крови на полу под собой, и у нее перехватывает дыхание.
Это не может быть правдой, думает она и начинает биться головой об пол.
Как это возможно? Почему ее не находят?
Густав никогда не позволил бы ей пропасть. С того момента, как она взошла на борт его личного самолета, он постоянно был рядом.
Она помнит его запах – приятный аромат чистоты, – но на лбу у Густава буквально светился диагноз – «хламидиоз».
– Как вы прекрасно выглядите, – сказал он Каролине и расстегнул свой темно-синий, идеально сидящий по фигуре костюм.
А она натянула ворот свитера на подбородок.
– Присаживайтесь, – предложил он ей и сам сел по другую сторону стола.
Как зачарованная, Каролина повиновалась его словам и опустилась в мягкое кожаное кресло. Кто-то из обслуживающего персонала подошел к ней и протянул горячее полотенце, чтобы она протерла руки. Она чувствовала стыд за то, что она сидит здесь, но вместе с тем и благодарность за то, она не осталась на борту наедине с Густавом. Она понятия не имела, на что он способен, но была уверена, что он не тот человек, который смирится с отказом.
Молодая стюардесса накрыла дивный завтрак на разделяющем их столе. Там было все, начиная от французского йогурта и клубники и заканчивая круассанами и блинами.
При воспоминании о еде у Каролины во рту набирается слюна. Сейчас у нее нет ни еды, ни воды, ни инсулина. И долго без всего этого она не протянет.
– Принесите, пожалуйста, кофе, – попросил Густав светловолосую стюардессу и задержался на ней взглядом.
Каролина не сомневалась, что между ними что-то есть. И вообще, у него точно что-то было с каждой второй девицей, которая была достаточно привлекательной для его коллекции легких побед.
– Хорошо спали?
– Да, спасибо.
От воротника свитера у Каролины чесалась шея. Банальность происходящего поражала.
– Я посмотрел фильм вчера, когда пришел домой, – с довольной улыбкой сказал Густав.
– Да? Ну и как он вам?
Каролина откинулась на спинку кресла и изучающе рассматривала собеседника.
– Это фильм изменит наш образ жизни, чувства и отношение к харассменту. Надеюсь, он сможет повлиять на использование в будущем власти в отношениях между мужчинами и женщинами.
Каролина удивленно подняла бровь.
– Мне понравилось, как вы поставили на место ту скотину, публично отбрив его, – рассмеялся Густав. – Было над чем задуматься. Я, конечно, читал когда-то сценарий, и именно это мне и понравилось, но в самом фильме многие, думаю, увидят знакомые типажи. Надеюсь, это заставит нас задуматься о распределении власти.
Каролина испытывала шок от каждого произносимого им слова.
– Каким образом?
Она взяла ложку и зачерпнула йогурта.
– Если мы сможем изменить наши взгляды и тем самым наше поведение в ситуациях, в которых взаимодействуют мужчины и женщины, то мы построим более равноправное общество, где женщины будут чувствовать себя в большей безопасности, а мы, мужчины, будем меньше опасаться, что нас сочтут потенциальными преступниками.
Каролина рассмеялась, не зная, что ему ответить. Одно она понимала точно: никогда такой мужчина, как Густав, не сделал бы такого рода выводы самостоятельно.
– Вы этот анализ нагуглили или как?
Он улыбнулся и отпил кофе. Его руки казались огромными в сравнении с чашкой, но они были красивыми и пропорциональными, этого нельзя было не признать.
– Этим вы и руководствовались, когда вынуждали меня полететь с вами? Иными словами: как именно вы хотите сделать отношения мужчин и женщин более равноправными, заказывая себе к завтраку меня через моего агента?
– Да ладно вам, кто предпочтет лететь задрипанным экономклассом, если есть возможность полететь на частном самолете?
– Простите, но я не из тех девушек, которые ведутся на такое.
– Я знаю.
– Это и есть использование власти. Вы делаете ровно то, что осуждается в фильме.
Каролина швырнула ложечку на стол и вдруг заметила, как погрустнел Густав. Возможно, она зашла слишком далеко.
– Лучше расскажите, почему вы хотели, чтобы я полетела с вами, – сказала она, возвращаясь к йогурту.
– Из любопытства.
– В каком смысле?
– Пока не знаю, но со мной что-то такое происходит, когда я вижу вас. И я хочу понять, что же это.
От воспоминаний Каролина вздрагивает, у нее выступает пот.
Если у нее начнется ацидоз, она потеряет сознание, а этого не должно случиться. Каждый день она проклинала себя за то, что у нее диабет. Она ненавидит шприцы, которые напоминают ей о том, что она что-то сделала неправильно, хотя в глубине души понимает, что это не так. Когда она рассказала родителям, что заболела, ей сообщили, что, если она займется спортом и начнет нормально питаться, болезнь пройдет. Люди часто это говорили, и у Каролины не хватало сил объяснять всем и каждому, что такое диабет первого типа.
В худшем случае придется съесть мышь. Каролина с отвращением вспоминает, как они с Густавом пару лет назад были в какой-то забегаловке в Токио, там подавали живых мышат, которых клиенты радостно запихивали в рот вместе с листьями салата и каким-то соусом. От одной только мысли об этом Каролину начинает подташнивать. Но с другой стороны, она понимает, что вариантов у нее мало.
На улице все еще жарко, хотя уже вечер, начало одиннадцатого. Густав залпом выпивает бутылку воды и, остановившись недалеко от полицейского управления, достает из кармана мобильный. Его бесит мысль о том, что у Карро были от него секреты. И почему она сняла кольцо?
Руки у него дрожат. Он в шоке от того, что только что произошло внутри этого здания. Хенке пугает его, и он чувствует, как петля затягивается. Надо поговорить с адвокатом о том, как в дальнейшем взаимодействовать с полицией. Густав не может себе позволить допустить новые ошибки. Он понятия не имел, что за ним следили.
Тридцать один пропущенный звонок и восемьдесят два сообщения. Он быстро пролистывает все папки с входящими сообщениями и чувствует, как надежда оставляет его. Ему пишут только о сочувствии и поддержке. Похоже, никто ничего не видел и не слышал.
– Черт! – восклицает он.
Как ему может помочь то, что народ сидит по домам на своих жирных задницах и сочувствует ему?
Честно говоря, он едва ли знает хотя бы половину из тех, кто ему написал. Его раздражают все эти типы, которые внезапно оказываются его лучшими друзьями, как только что-то происходит. Им нужны сплетни, а то и поговорить будет не о чем. Он знает, что люди рассказывают истории о том, как помогали Густаву, когда он был ребенком, – чем-нибудь угощали, водили в кино. Чушь. То же самое с учителями и тренерами – теперь они твердят, что сразу поняли, что из него выйдет толк. Полная фигня. Ни одна сволочь ничего в нем не видела и, уж коль на то пошло, не вложила ни единой кроны в его предприятия. Наоборот. Густаву Йовановичу всегда приходилось всего добиваться самому.
Его постом в «Фейсбуке» поделилось действительно много народу, но Густав не в состоянии читать комментарии. Вместо этого он редактирует текст, добавляя, что просит людей писать ему, только если у них есть что-то конкретное, – он же должен успевать следить за всем, а совершенно нереально отделить пустые слова и бессмысленные сердечки от ценной информации. Вдруг он пропустит что-то важное?
Еще ему написали из нескольких газет. Сидят себе в своих редакциях, где летом без значимых событий от скуки можно загнуться, и только и ждут новость поострее. Исчезновение известной актрисы и ее двоих маленьких детей – да все главные редакторы просто писаются от возбуждения. Густав в раздражении сплевывает.
Он никогда не находил общего языка с журналистами. Они любят его за то, что он привлекает аудиторию, ведь многие хотят читать о нем и его успехах. В то же время нет ни одного журналиста, который не завидовал бы ему. Каждый только и ждет возможности засадить его в тюрьму, так что приходится быть настороже. Если бы он выиграл свои деньги в лотерею, отношение к нему было бы совсем иным.
Что за проклятая страна. Густав не намерен отвечать ни одному журналисту, пока не свяжется со своим пресс-секретарем. Слишком опасно. Ему нужно следить за тем, как подается в прессе история, чтобы ищейки не начали копать не с того конца. Густаву необходимо донести до прессы информацию о том, что он находился в Копенгагене в ночь, когда пропали Каролина и девочки. Может быть, ему стоит объявить о вознаграждении для того, кто поможет ему найти его семью. И плевать, что скажут следователи. Надо действовать. Что-то предпринять. Телефон снова жужжит, е