Она знала, что он вырос не в самом благополучном районе Мальмё и приобрел состояние своим трудом. Но она не подозревала обо всем этом мраке – пропавшие и погибшие родственники, украденные имущество и земля. Каролине было стыдно, оттого что она так мало знала о той войне и оттого что Густав прекрасно понимал, как ничтожны ее знания.
– Думаю, твое детство было несколько другим.
Густав произнес это, как будто прочитал мысли Каролины, стоя рядом с ней перед фотографиями с массовыми захоронениями, плачущими детьми и вооруженными военными.
Каролина пожала плечами, не зная, что на это ответить.
– Я не имею в виду, что тебе было легче просто потому, что ты выросла в самом шикарном районе Швеции.
Густав улыбнулся и приобнял ее за спину.
– Пойдем. Здесь недалеко есть местечко, где подают потрясающие бургеры.
И снова она куда-то направлялась с ним. На этот раз уже не так неохотно.
– Расскажи о себе. Ты была счастливым ребенком?
Они стояли около выхода из музея, и в тоне Густава было что-то, заставившее Каролину в первый раз ответить не так, как обычно.
– Нет. Да и что вообще считать счастьем?
– Да, действительно. Давай я сформулирую вопрос иначе. В моей семье есть традиция разламывать большой каравай хлеба, в котором запечена монета, дукат. Кому с его куском она достанется, того ждет счастье.
– Интересно, – сказала Каролина, не вполне понимая, что он хочет сказать.
– Я думаю, счастье – это утопия, мечта, за которой люди охотятся, а она никогда не появляется, если ты улавливаешь мою мысль.
Прошло несколько лет, прежде чем Каролина поняла, что он на самом деле имел в виду. Охота была для Густава всем.
– Счастье – это твоя личная ответственность, – сказал он. – Могу себе представить, что в детстве с твоим отцом было нелегко.
Каролина неуверенно посмотрела на него.
– Почему?
– Настоящий альфа, родом из сороковых. Я не очень много знаю о нем, только по его интервью в газетах и по телевизору, так что я, конечно, сужу поверхностно. Но он читал у нас в университете несколько лекций, и я его до смерти боялся, – Густав рассмеялся. – Ты чувствовала, что тебя любят?
Это все сбивало с толку. Каролина не была готова к обезоруживающе фамильярному тону Густава. Он совсем не походил на зажатых парней при галстуках, среди которых она выросла. В ее мире редко говорили о своих подлинных чувствах.
Они с Густавом сели за стол в небольшом ресторанчике, и Густав сделал заказ, даже не спросив, что хочет Каролина.
– Невероятно, но факт. У них здесь отличная винная карта. Надеюсь, тебя не смущает, что я позволил себе заказать на свой вкус?
Она пожала плечами. На самом деле она чувствовала благодарность: по-датски она говорила ужасно. Персонал, похоже, знал Густава. Каролина поняла, что она не первая женщина, которую он сюда приводит.
Два подростка подошли к ним с просьбой сделать с ней селфи. Верная долгу, Каролина согласилась, но чувствовала себя неловко. Густав только хохотал. Каролина помнит, что подумала тогда, что он, похоже, все чертовски легко воспринимает.
Потягивая вино, она изо всех сил старалась не влить в себя весь бокал разом.
– Так вот как, значит, ты ухаживаешь за девушками? Знакомишь их со своими боснийскими корнями.
– В смысле? Выставка открылась только на прошлой неделе.
Густав ухмыльнулся и снял пиджак. Через белую рубашку просвечивала темная кожа оливкового оттенка.
– Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты невыносимо банален.
– Выпьем за это! – сказал он и чокнулся своим бокалом о ее. – А ты, значит, так отвечаешь на попытки узнать тебя получше? В таком случае, мне кажется, ты, должно быть, ужасно одинока.
– Заткнись, – прошептала Каролина и все-таки выпила вино залпом.
Она чувствовала себя опустошенной.
– С тобой всегда так тяжело?
– На что ты намекаешь?
– Ты охраняешь свое сокровище. Не выпускаешь наружу чувства.
Каролина не удержалась и рассмеялась.
– Только не надо меня анализировать.
– Они превращаются в своего рода яд. Нельзя все держать в себе, – продолжил Густав.
– Ты меня совсем не знаешь. Может быть, я просто не хочу делиться чем бы то ни было с тобой.
– Если таить свои чувства, они превращаются в ношу, которая в конце концов становится слишком тяжелой.
Густав осторожно поднес палец к ее сердцу. У Каролины перехватило дыхание.
– Посмотри на мой народ, – сказал Густав и убрал руку.
Каролина молчала, давая эмоциям улечься. Не произнося ни слова, они с Густавом ели гамбургеры, оказавшиеся и правда невероятно вкусными. Они быстро прикончили бутылку вина, после чего начали болтать обо всем на свете. Потом заказали еще одну, которую в основном выпила Каролина, чего делать не стоило.
После ланча они вышли на улицу. Солнце стояло высоко, кругом было полно радостных шумных туристов и датчан.
Густав посмотрел на свои слишком шикарные часы.
– Пойдем, – сказал он и потащил Каролину в небольшой переулок, подошел к какому-то велосипеду, поковырял замок и велел Каролине сесть на багажник.
– Что ты делаешь? – хихикала она, оглядываясь. – Ты хочешь его украсть?
– Садись скорее, пока не появился владелец.
Сначала Каролина колебалась, но ей было смешно смотреть на Густава, уже положившего руки на руль.
– Поехали же.
Каролина уселась на багажник.
– Держись за меня, – скомандовал Густав, и они поехали вниз по улице.
Каролина послушалась и обвила руками его талию. Они ехали все быстрее и быстрее, и Каролина все крепче обнимала его.
– Меня часто спрашивают, чем бы я занимался, если бы не нашел себя в игровом бизнесе, – прокричал Густав. – Стал бы преступником. До сих пор скучаю иногда по кайфу от угона велосипедов.
Он отпустил руль. Велосипед разогнался так, что у Каролины в животе все сжалось. Пока они неслись по улицам Копенгагена, она не могла удержаться от смеха и крика. Закрыв глаза и зарывшись лицом в пиджак Густава, она отдалась ветру, трепавшему ее волосы. От Густава приятно пахло, и Каролина чувствовала, как напряжены его мышцы. В тот момент она ощущала настоящее счастье. Во всяком случае, сейчас она именно так вспоминает о тех минутах, лежа взаперти и стараясь не закрыть глаза.
Густав найдет ее. Она уверена в этом.
Солнце палит в лобовое стекло, пока Хенрик и Леей объезжают высотки у побережья в поисках места для парковки. Лея не произнесла ни слова с тех пор, как они закончили допрос матери Густава. Хенрик тоже почти все время молчал, не зная, что, собственно, сказать. Улучшить положение дел он, видимо, не в состоянии, но и продолжать в том же духе не может.
– Послушай…
Хенрик чувствует искушение поправить Лее блузку, которая сползла с плеча, но сдерживается.
– Я просто хочу сказать, что никогда раньше не изменял жене. Мы женаты двадцать лет и…
– Бога ради, мне абсолютно неинтересно, со сколькими ты спал. Для меня проблема в том, что я не доверяю тебе как коллеге. Нам не стоит работать вместе.
– Ты можешь мне доверять. Спроси меня о чем угодно, я обещаю, что отвечу честно.
Лея закатывает глаза.
– Я готова говорить только по делу. Разве не странно, что Хасиба навещала мать Асифа и забыла телефон дома именно в тот день, когда исчезла Каролина с дочками?
– Да, и я не верю в такие совпадения, – отвечает Хенрик, смиряясь с переменой темы. – Нам надо выяснить, какие машины находились на Густавсгатан в ту ночь. И мне не дает покоя мысль об исчезнувшей обуви и игрушках.
– Густав их наверняка выбросил, – говорит Лея, найдя наконец место, где можно припарковаться. – Этот район называют местной Копакабаной.
Они выходят из машины. На улице жарко, вокруг высотки, стоящие торцом к морю. Лея переходит через дорогу и направляется к домам из серого кирпича. Хенрик идет следом и берет ее за плечо, заметив выходящего из подъезда Густава.
– Ты только посмотри. Кого я вижу!
Густав выглядит уставшим, на нем серый свитшот и низко надвинутая на лоб бейсболка.
– Полагаю, вам сюда? – говорит Густав, придерживая для них дверь.
– Вы заходили к Иде? – спрашивает Хенрик.
– Да, я переворачиваю Мальмё вверх дном. Хотел узнать, зачем Карро звонила Иде.
– Узнали?
– Только то, что уже известно. Она хотела увидеться на следующий день, но не объяснила зачем.
Густав небрит, под красными глазами большие темные мешки. От него исходит безнадежное отчаяние.
– У нас есть свидетель по соседству с вами, который утверждает, что несколько раз видел рядом с вашим домом красный «ауди». Вы знаете, чья это машина?
– Красный «ауди»?
Густав качает головой.
– В машине сидел мужчина крупного телосложения, с бритой головой. Ни на кого не похоже?
– Нет, – отвечает Густав, отводя взгляд.
– Вам неприятны наши вопросы? – спрашивает Хенрик.
– Да нет, с чего бы? – отрезает Густав. – Мне пора.
– Хорошо. Позвоните нам, если вспомните, что видели «ауди», – кричит ему вслед Лея.
Они с Хенриком заходят в подъезд и поднимаются на лифте на четвертый этаж.
Открывшая им дверь Ида выглядит удивленной.
– Мы можем войти? – спрашивает Лея и заходит в квартиру, не дожидаясь ответа.
– Да… Конечно. Входите. Простите. Я думала, это кто-то другой. Я не знала, что вы придете.
– А вы думали, это кто? – интересуется Лея, пока Хенрик осматривается в маленькой двушке.
– Да так, одна подруга, мы договорились увидеться.
Ида говорит так быстро, что почти глотает слова.
Квартира перегружена вещами. Чего здесь только нет – от больших фарфоровых животных и сотканых вручную ковриков на стенах до дивана в цветах зебры, на котором лежат цветастые подушки. Немного богемно. Окна смотрят на море и берег. Вдалеке виднеется Эресуннский мост, соединяющий Швецию с Данией. На балконе Ида выращивает в терракотовых горшках помидоры и пряные травы. На столе в гостиной стоят две пустые кофейные чашки.