– Ответь же, – говорит Биргитта и протягивает руку.
Густав успевает первым схватить трубку и подносит ее к уху.
– Это я, – говорит Хенрик на другом конце. – Мы нашли имя владельца красного «ауди». Его зовут Лукас Бек. Вы с ним знакомы?
Густав не может вспомнить никого с таким именем.
– Кто этот Лукас Бек и что он, черт возьми, сделал с моей семьей?
Вкус крови отвратителен. За всю жизнь Каролине не доводилось делать ничего более мерзкого, но, съев плаценту, она почувствовала, как силы медленно начинают возвращаться.
Со стороны стремянки раздается шелест. Мышь кусает и грызет алюминий, и Каролина понимает, что ей надо заняться тем же.
– Здесь только мы с тобой, – говорит она, глядя на зверька.
Мышь поворачивает мордочку, как будто понимая, что их с Каролиной ждет одна судьба. Обе знают, что им надо выбраться наружу.
– Прости, что я ломаю твой двенадцатиэтажный домик, – говорит Каролина, беря стремянку.
Мышь убегает в угол. У Каролины болит грудь, но ей удается отломить кусок от лестницы. Она рассматривает и ощупывает обломок в надежде, что у него достаточно острые и прочные углы. Решительными шагами Каролина направляется к деревянной двери и начинает скрести и бить ее полученным алюминиевым орудием.
Ничего значительного не происходит, но что еще делать?
– Я позабочусь о том, чтобы мы обе выбрались отсюда. И я сделаю все, чтобы чудовище, которое обрекло нас на эти страдания, тоже помучилось. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.
Каролина бьет по двери, от которой отлетает большой кусок дерева.
Лампа на потолке мигает. Если она погаснет, в комнате станет совершенно темно. Каролина начинает работать быстрее. Она скребет и стучит по двери, и щепки разлетаются во все стороны. Ей надо выбраться отсюда. Пока еще она проделала недостаточно глубокую выбоину. Только бы дверь была целиком деревянной. Не хватало еще напороться на какой-нибудь стальной лист в середине. Дыра должна быть достаточно большой, чтобы через нее можно было вылезти наружу. Пот стекает по спине, и сердце колотится от страха. От рубашки пахнет мочой и засохшей кровью. С ее места Каролине видна темноволосая головка Людвига, торчащая из спального мешка, в который он запеленат. Каролина бьет обломком по двери с такой силой, что он вылетает у нее из рук.
– Черт, – шипит она.
У нее не осталось слез. Только чистая и абсолютная злость. Крича, Каролина дергает за ручку двери. Потом подбирает обломок алюминия и снова тщетно бьет об дверь, пока не опускается на пол без сил. Она не может пошевелиться, не может оторвать взгляда от безжизненного тельца.
В голове роятся мысли.
Пряди волос свисают на лицо. Она обезумела. И это не сравнить с теми небольшими безумствами, которым предаешься, когда отпускаешь тормоза, выпиваешь несколько рюмок и съезжаешь с горы на лыжах. Нет, это превращение в монстра, с которым никто не хочет столкнуться.
Густав, наверное, был прав. Она не та очаровательная девушка, в которую он влюбился. Умная, сильная, сексуальная, опасная и желанная для всех. Ничего этого в ней не осталось. Ничего.
Густаву и ее родителям, должно быть, безразлично, умерла она или нет. Может быть, так было бы проще всего. Если что-то не является абсолютно идеальным, оно может исчезнуть с поверхности земли. Своих родителей она уже достаточно опозорила, когда привела к ним Густава в первый раз на барбекю воскресным вечером. Они ожидали, что она приведет принца или, на худой конец, аристократа, владельца хоть какого-нибудь замка.
Парень из пригорода был настолько далек от их представлений о дочери, что они даже в самых кошмарных мыслях не могли представить, что такое может произойти. Биргитте стоило немалых усилий, пота, крови и слез вырастить дочь, которая выберет себе ровню или будет выбрана им.
Мышь скребется об стену и жует засохшие зернышки, которые находит на полу. Каролина присоединяется к ней, но во рту так сухо, что едва удается глотать. Иногда вместе с зерном попадаются мышиные экскременты, но уж лучше так, чем съесть саму мышь.
Каролина возвращается к двери и скребет ее алюминиевым обломком. Она надеется, что достаточно будет небольшой дыры, через которую можно просунуть руку и отпереть дверь. Но сколько времени это займет? Каролина опасается, что устанет до смерти раньше, чем добьется успеха.
Вдруг она чувствует сквозняк. Она проделала дыру.
Каролина выглядывает через отверстие, но видит только серую комнату с винтовой лестницей. Затхлый, но все же более свежий, чем внутри ее темницы, воздух, который Каролина вдыхает, действует как веселящий газ. Она начинает отковыривать щепки, чтобы увеличить дыру. Вскоре отверстие оказывается достаточно большим, чтобы просунуть в него руку. Каролина надеется, что там снаружи замок, который получится отпереть.
Она высовывает руку наружу и ухитряется дотянуться до ручки двери. Аккуратно нажимает на нее и понимает, что дверь заперта на ключ, а не на щеколду.
Дьявол.
Рука вся истыкана занозами, но Каролина не думает сдаваться. Единственное, что ей остается, это попробовать расковырять дверь вокруг окошка для еды. Если расширить его, можно вылезти, но на это нужно время. А времени у нее нет.
– Астрид, Вильма! – кричит Каролина через дыру в двери и подносит к ней ухо.
Тишина.
Может быть, кто-то придет раньше, чем ей удастся выбраться, но Каролина не хочет об этом думать. Надо сосредоточиться и держать мысли под контролем. Она смотрит на спальный мешок и чувствует боль в груди, думая о том, что Людвиг отдал свою жизнь, чтобы Каролина выжила.
От двери отходит большой кусок. Достаточно большой, чтобы выломать створку окошка для еды. Каролина упирается ногой в стену и тянет. Дверь трещит, древесина вокруг окошка трескается сильнее и сильнее. Через несколько минут Каролине приходится сделать перерыв, чтобы перевести дух. Потом она продолжает ломать дверь.
Вдруг Каролина валится на спину, а створка окошка с треском вылетает из двери, в которой появляется дыра, достаточно большая для того, чтобы Каролина смогла в нее протиснуться.
Она справилась! Но вдруг ее кто-то слышал? Замерев, Каролина прислушивается: ни звука. Она подбирается к спальному мешку. Аккуратно отгибает край. Людвиг совсем посинел, и Каролина не решается дотронуться до его холодной кожи, боясь своей реакции.
– Я вернусь за тобой, – шепчет она и снова прикрывает малыша.
Не оборачиваясь, она направляется к двери и вылезает наружу. Занозы впиваются в кожу, и Каролина закусывает губу, чтобы не закричать от боли.
Красный таунхаус выглядит аккуратно, у входа небольшой газон с недавно скошенной травой. С виду дом кажется жилищем самой обычной семьи.
Хенрик сидит в машине на дорожке, ведущей к дому, и ждет Лею.
По какой-то необъяснимой причине жена Бека согласилась разговаривать только с женщиной-полицейским. А может быть, это была отговорка, которую Лея использовала, чтобы не брать его с собой.
Так не может продолжаться. Если Лея ему не доверяет, последствия могут быть фатальными. Да и других причин, чтобы не работать вместе, хватает. В ее присутствии Хенрику сложно сосредоточиться, его логическое мышление дает сбой. Он в третий раз включает запись интервью Густава утренним новостям. И снова чувствует неестественность. Хенрик не хочет быть циником, но это нелегко. Приглаженный Густав в телестудии не похож на того человека, которого они видели в комнате для допросов.
Родственники, которые таким образом выступают в СМИ, обычно виновны. И Густав, вероятно, что-то скрывает. Он правда никогда не видел Лукаса Бека и даже не слышал о таком? Либо Густав лжет, либо что-то утаивает.
По словам Карима, в прошлом Бек не был замечен в связях с «Семьей» или другими преступными группировками. Зато у него большие долги, и на него заведено несколько дел, связанных с имущественными взысканиями. В это сложно поверить при первом взгляде на таунхаус, хотя Хенрик знает, что фасады бывают обманчивы. Он думает о своем доме в Стокгольме.
Майя пока так и не перезвонила, и это его расстраивает, но он понимает, что должен смириться. Или нет? Он не представляет жизни без своих детей. Он собирается снова позвонить дочери, но тут как раз открывается дверца машины.
– Что она сказала? – спрашивает Хенрик, отрываясь от экрана телефона и переводя взгляд на Лею.
Она садится в машину, хлопает дверью, тяжело дыша. В окне дома Хенрик замечает жену Бека, которая смотрит на улицу из-за кружевных занавесок.
– Она дала мне вот это.
Лея показывает Хенрику пакет для улик, в котором лежит розовый детский ботиночек.
– Что?
У Хенрика перехватывает дыхание при взгляде на выцветшую ткань.
– Она нашла это в красном «ауди» Бека. Должно быть, принадлежал одной из девочек.
– Но как…
– Лукас Бек проиграл все их деньги на сайте, который создал Густав, – по-прежнему тяжело дыша, говорит Лея. – Видимо, он хочет, чтобы Густав вернул ему сумму, которую он потерял.
– Где он?
– Она не знает. Она попыталась выставить его за дверь месяц назад, когда узнала, что он остался без работы, проиграл деньги с их общего счета и втянул семью в огромные долги. Он пообещал, что вернет все до последней кроны, вытребовав деньги у Густава.
Лея делает несколько глубоких вдохов.
– С тобой все нормально? – спрашивает Хенрик.
Она кивает.
– Она нашла детский ботинок в машине и велела Беку убираться к черту. После этого она его больше не видела, но дала нам несколько адресов, по которым он может оказаться.
– Почему она не заявила в полицию?
– Честно говоря, внятного ответа на этот вопрос она дать не смогла. Увиливала, говорила, что не могла и подумать, что Лукас способен причинить кому-то вред, что все это были пустые угрозы. В то же время она, похоже, боится. Ведь ботинок как-то оказался в машине у Бека.
– Она может быть соучастницей, – говорит Хенрик и берет рацию. – Подкрепление к дому Лукаса Бека. Пойдем.