Интересно, пришел ли он к этому выводу до или после того, как трахнул ее в туалете отеля «Мажестик» во время Каннского кинофестиваля.
Одна популярная желтая газетенка пишет, что Каролина отравила детей и где-то спрятала. Как, черт возьми, такое вообще можно писать? Каролина задыхается от гнева.
Если верить источникам, основная теория гласит, что Каролина дала дочерям успокоительное или снотворное, потому что они ей надоедали. Доза по ошибке оказалась слишком большой, и они умерли. После чего у Каролины начался приступ паники, и она спрятала тела. В статье утверждается, что у редакции есть доказательства. Можно было бы подать на них в суд за клевету.
Мало того что дочери Каролины пропали и она потеряла сына, теперь она еще должна терпеть льющиеся на нее помои.
Она натыкается на ссылку, по которой попадает на выпуск новостей с участием Густава, нажимает на «Просмотр» и сразу оказывается ослеплена его красивым лицом. Из-за растрепанных волос и небритой щетины он кажется только что проснувшимся, но все равно выглядит, как всегда, стильно. Глаза грустные. Во всеуслышанье рассказывает, как сильно он любит ее и дочек.
Густав, ее любовь. У нее нет ничего, кроме него.
Когда интервью подходит к концу и начинается реклама, Каролина снова нажимает на «Просмотр». И еще раз, и еще. Она не может остановиться. Это так прекрасно. Она понимает, как сильно соскучилась по Густаву. Уже поздно, и он наверняка спит, но ей непременно надо с ним поговорить. Он снимает трубку почти сразу же.
– Густав, – шепчет Каролина. – Это я…
– Карро, как ты себя чувствуешь? Я пытался зайти к тебе, но меня не пускают.
– Я знаю, – говорит она, счастливая, что слышит его голос. – Так решили полицейские. Я скучаю по тебе…
– И я по тебе…
– Что ты сейчас делаешь?
– Лежу в постели и думаю о тебе… и о наших девочках.
– Ты читал, что пишут обо мне? – всхлипывает она.
– Не принимай близко к сердцу всю эту грязь…
– Попытаюсь. Ты можешь поговорить со мной, пока я не засну?
– Когда тебя отпустят домой?
Каролина слышит, как открывается дверь.
– Кто-то пришел, я должна положить трубку, – говорит она и отключается.
Анн-Софи аккуратно закрывает за собой дверь и подходит к постели.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она и изучает показания на мониторах.
Каролина молчит, не зная, что ответить.
– Похоже, ваш организм восстанавливается, как и должно быть.
Анн-Софи садится на край кровати и наклоняет голову набок.
– Вы можете говорить со мной о чем угодно, я смогу вам помочь.
Каролина не отрывает взгляда от маленького золотого ангелочка на шее врача.
– Как вы себя чувствуете? – мягко спрашивает Анн-Софи и смотрит на Каролину, словно понимая, что у той творится в сердце и голове.
– Пожалуйста, не спрашивайте. Я не хочу этого касаться.
– Ясно, – кивает Анн-Софи, пожимая руку Каролины. – Если захотите, у нас есть возможность оказать вам помощь.
– Единственное, чего я хочу, это чтобы меня выписали, чтобы я могла заняться поисками моих дочерей.
– Вы можете уйти отсюда, когда вам угодно, но здесь вы в большей безопасности, – говорит Анн-Софи с серьезным видом.
Каролина закрывает глаза, боясь, что они ее выдадут.
– Я прослежу за тем, чтобы вы получили всю возможную поддержку.
Каролина не отвечает на предложение и поворачивается к Анн-Софи спиной, чтобы не показать своих чувств. Никто не может ей помочь. Это слишком опасно, и неизвестно куда заведет. Все это следует оставить позади, а сейчас надо сосредоточиться на поисках Астрид и Вильмы.
На письменном столе лежат коробки с нетронутой пиццей. Никто не голоден.
Пришлось отдать Каролине смартфон, потому что она не является задержанной. Они также не могут его ни отслеживать, ни прослушивать, как ни старался Хенрик уговорить прокурора посмотреть на это сквозь пальцы. Правила есть правила. Хотя они скопировали с телефона всю информацию, пользы от нее пока никакой.
– Согласно заключению экспертов, Каролина не была изнасилована. Раны на теле объясняются условиями, в которых ее держали, и, собственно говоря, подтверждают то немногое, что она рассказала во время дачи свидетельских показаний, – без энтузиазма подытоживает Хенрик и откидывается на спинку стула.
Они в тупике.
– В заключении говорится только о травмах, связанных с расследуемым преступлением, – говорит Лея. – Когда врач начала задавать вопросы о более старых шрамах и синяках, Каролина отказалась отвечать. Ее трясло во время осмотра, и она захлопнулась в своей раковине, как устрица. Думаю, она боится Густава.
– Даже если она боится, ей следовало бы сотрудничать с нами, чтобы найти дочерей. А не врать, – парирует Хенрик.
Лея сверлит его взглядом темных глаз.
– С чего ты взял, что она врет?
– Язык тела.
Он удивлен, что Лея не заметила этого.
– Думаю, она утаивает от нас какую-то информацию.
– Не забывай, что она травмирована пережитым.
Лея, похоже, не думает уступать.
– Это не так, – возражает Хенрик, глядя на доску с заметками. – Почему ее держали в порту? Мы по-прежнему не знаем, как она оттуда выбралась. Как ей удалось сбежать, да еще так, что никто ничего не видел? И как такое возможно, что она ничего об этом не помнит?
– Да, но запереть себя там она не могла. Другими словами, за всем этим стоит не Каролина, – решительно отвечает Лея.
– Я тебя услышал, – говорит Хенрик. – Но есть еще кое-что. Она актриса, не забывай.
– Ха, ну да. И женщина. Мне нужно что-то покрепче.
Лея достает из шкафа бутылку виски.
– Прости, ты хочешь сказать, что это имеет отношение к ее полу? – спрашивает Хенрик, протягивает кружку с надписью «КОПЫ» и получает изрядную порцию.
– Все имеет отношение к полу, классу и прошлому. И на твоем месте я бы работала над анализами этого типа, а не над анализами матча, или как еще назвать то, чем ты сейчас занят? Вы будете? – спрашивает Лея Карима и Марию, помахивая перед ними бутылкой.
– Харам[4], – отвечает Карим.
– А я скоро поеду домой к семье, – говорит Мария, скрепляя стопку бумаги скоросшивателем. – Но главное, я же в положении, – смеется она.
– Вероятно, мы можем вычеркнуть мотив «Пиар-акция», – говорит Лея, наполнив свой стакан и глядя на заметки на доске. – Семейство Йовановичей не делало этого ради внимания прессы.
Карим подходит к доске и стирает один пункт из списка.
– Так что же мы имеем? – спрашивает он.
Худые руки Карима болтаются, делая его похожим на студента-практиканта, увешанного побрякушками больше, чем рэпер 5°Cent.
– Ни хрена, – подводит итог Лея, закинув ноги на стол и потягивая виски. – Собственно говоря, «Несчастный случай» тоже можно вычеркнуть.
– Пока нет, – возражает Мария. – Возможно, Каролина по неосторожности ранила детей, запаниковала и попыталась скрыть это, спрятав их.
Взгляд Карима темнеет.
– Ты бы отказалась от этой теории, если бы побывала в башне. Ни один вменяемый человек не подвергнет себя такому по доброй воле.
– Ты в первый раз видел труп? – спрашивает Хенрик, вспоминая крошечное тельце.
Карим смущенно кивает, стоя перед доской.
– Первый труп сильно травмирует и навсегда отпечатывается на сетчатке.
Хенрик и сам отчетливо помнит разбитую голову товарища по команде, впечатавшуюся в лобовое стекло в результате той безумной езды недалеко от Турина. Они ехали в Милан на матч по горной дороге. Надо было сесть в автобус со всей командой, но Хенрик настоял на том, чтобы они поехали в его новом «мазерати». Широко раскрытые глаза до сих пор смотрят на него из прошлого каждый вечер, когда он засыпает. Хенрик опрокидывает в рот остатки виски.
– Точно так же мы можем предположить, что это Густав случайно ранил одну или обеих дочерей, – говорит Карим. – Что-то пошло не так, и он попытался замести следы.
И Карим, и Мария правы, думает Хенрик.
– Густав Йованович не ранил кого-то из своей семьи случайно. Либо он сам сделал это преднамеренно, либо это произошло по его вине. Вероятнее всего, преступником является именно он, – резко возражает Лея.
Хенрик со стуком ставит кружку на стол.
– Честно говоря, – говорит Мария, распуская свою рыжую гриву, – я думаю, что речь скорее идет о классическом похищении с целью получить выкуп. И стоит за этим кто-то, кто видел, какую экстравагантную жизнь они ведут. Они же воплощение высшего света и обожают демонстрировать свое богатство. Как по мне, так они прямо-таки нарывались на нечто подобное.
– Да, они явно хвастались своим баблом, – соглашается Карим.
– Похищение, единственной целью которого является получение выкупа, это одно из тех немногих преступлений, которое очень сложно успешно совершить, – замечает Хенрик. – Едва ли кто-то в Швеции сумел провернуть такое дело. Но тот, кто рискует стать жертвой похищения, должен быть особенно осторожен. Не рекомендуется каждый день следовать одному и тому же расписанию. И стоит ограничивать информацию, которая выкладывается в общий доступ. Уж конечно не надо вываливать все в соцсети. И лучше не забывать включать сигнализацию. Такие люди часто нанимают охрану.
– У Йовановича очень крутая сигнализация, – встревает Карим. – Но именно в ту ночь она была выключена, и считаю, что это очень странно. Случайность?
– Как бы то ни было, должен же он был получить требование выкупа? А мы вообще знаем, есть ли у него деньги? Среди богачей немало бедняков, хотя Густав и утверждает, что неоплаченные квитанции из налоговой связаны с невнимательностью Каролины. Бразильский проект должен был пробить брешь в семейном бюджете, что бы там ни утверждал Густав. О каких суммах речь?
– Двести миллионов, если верить прессе, – говорит Лея.
Карим чешет в затылке.
– Он инвестировал в несколько компаний, после того как продал свою фирму. Спустить все деньги – дело нехитрое.