«Надеюсь, они и сейчас вместе, – думает она. – Где бы они ни были».
На тумбочке возле кровати лежат «Сказки на ночь для маленьких озорниц», которые Каролина читала вслух каждый вечер с того дня, когда она с девочками вернулась домой из Франции.
Рюкзак Вильмы висит на стуле около письменного стола. Он был собран еще в начале лета. Весь год Вильма мечтала о том, как пойдет в школу. Каролина ложится на ее постель и вдыхает запах подушки.
– Где вы? – шепчет она.
Она осматривается в поисках любимых игрушек девочек, но не видит ни плюшевого кролика Астрид, ни тряпичной куклы Вильмы. Перед отъездом во Францию Каролина забыла упаковать их в сумку, и пришлось развернуть такси, чтобы вернуться за любимцами дочек. Они тогда чуть не опоздали на самолет из-за них. Вообще-то Вильма уже подросла и могла бы обходиться без своей куклы Китти, но все равно не может уснуть без нее. А Астрид делается сама не своя, если забрать у нее ее кролика, – она и метра не пройдет без этой затисканной мягкой игрушки.
«Надеюсь, девочки взяли их с собой», – думает Каролина и натягивает на себя покрывало.
Глядя в окно на звездное небо, она дрожит. Она не может ни защитить, ни утешить своих девочек, и кто-то хочет ее смерти. И хуже всего, что она не знает, откуда исходит опасность.
Каролина поднимается, низ живота сводит судорогой. Она проходит мимо комнаты Людвига, не заглядывая внутрь. Боится, что у нее случится истерика, если она увидит недавно выкрашенные в голубой цвет стены, колыбель и детскую одежду, которую она накупила во Франции… Глотая слезы, она входит в их с Густавом спальню и проходит в ванную. Включает душ и смотрит на разноцветные зубные щетки девочек.
Чтобы не упасть, она держится за раковину и глядит на свое отражение в зеркале. Огромные черные круги мешками висят под глазами. Взгляд мертвый. Худое тело выглядит больным, на бедрах засохла кровь. Каролина кладет ладонь на живот. Сейчас она была бы на двадцать второй неделе. Больше половины срока.
Горячая вода обжигает кожу, Каролина трет себя щеткой. Выключая воду, она не знает, как долго простояла под душем. Она вытирается мягким полотенцем, наматывает его на голову и кутается в банный халат.
В гардеробной она находит старый, весь в катышках, темно-синий кашемировый домашний костюм. Она не надевала его с тех пор, как была беременна во второй раз, он ей очень велик и висит на ней как на вешалке. Ровно то, что ей сейчас нужно. Совершенно не похоже на короткое белое платье с кружевом, которое Густав привез ей в больницу. Пару недель назад на одном приеме он сказал Каролине, что она выглядит в этом платье как шлюха. Почему же он привез в больницу именно его? Она не понимает. Это такой способ извиниться или он просто забыл?
«А может быть, это я все перепутала», – думает она и спускается вниз.
Каролина идет на кухню. На столе стоит огромный букет с роскошными красными розами немыслимого размера. Между цветами вложен белый конверт. Она осторожно надрывает его и вытаскивает открытку. «Добро пожаловать домой. Твой Густав».
Чувствуя резкую боль в голове, Каролина хватается одной рукой за стол. Телефон! Она вспоминает звонок телефона. Непривычный звонок, не тот, что издает ее мобильный, но услышала она его здесь, на кухне. Кто же звонил?
Может быть, чашка кофе поможет ей прийти в себя? Каролина открывает дверцу шкафа, достает чашку и ставит ее в кофе-машину. Зерна перемалываются, вода течет по трубке.
Каролина берет кофе, выходит на террасу и делает глубокий вдох, прежде чем поднять глаза. По телу пробегают мурашки, когда она думает о разгромленном саде из ее кошмарного сна. Воспоминание по-прежнему ярко и абсолютно реально. Чувство, что она потеряла все.
– Что ты делаешь?
Каролина вздрагивает и проливает кофе на кофту.
– Прости, не хотел тебя напугать, – говорит Густав и пожирает Каролину взглядом, как будто хочет высосать из нее всю жизнь.
У него мокрые волосы, и на бедрах намотано полотенце. Невозможно так быстро накачать такие мускулы, думает Каролина, рассматривая его обнаженный торс.
Густав всегда был высоким и крепким, но Каролина давно не видела его таким натренированным. На его фоне она кажется себе совсем маленькой.
– Я пытаюсь дышать, вспоминать, – говорит она, опустив взгляд.
Густав притягивает ее к себе и крепко обнимает.
– Я люблю тебя, – говорит он и целует ее в лоб. – Больше жизни.
Она смотрит на него снизу вверх и улыбается. Может быть, она неправильно поняла то, что только что произошло на диване. Она прижимается головой к его теплой груди и слышит, как сильно бьется сердце.
Густав ласково проводит рукой по ее спине. Он давно уже не дотрагивался до Каролины с такой нежностью. Может быть, у них все опять будет хорошо?
Он целует ее в губы и спускается ниже. Покусывает мочку уха.
– Думаю, полиция следит за нами, – шепчет он. – Возможно, они прослушивают наши телефоны и читают мейлы. Мой адвокат не исключает, что это полицейские слили информацию о тебе газетам, чтобы надавить на нас.
– Что? Не может быть! – восклицает она и подается назад.
– Тс-с, пойдем в дом, – говорит Густав и поворачивает голову в сторону соседского участка. – Тетка, которая за нами подглядывает, сказала полицейским, что слышала детские крики в три-четыре часа ночи.
Каролина осторожно переводит взгляд на соседские окна и видит, как кто-то быстро прячется за занавеской. Каролина вздрагивает и спрашивает себя, что же на самом деле видела любопытная соседка.
Детский сад, в который ходили Астрид и Вильма, красиво расположен на невысоком холме с видом на море. Красное кирпичное здание окружено деревянным забором, выкрашенным в разные цвета. На детской площадке малышня в панамках носится между качелями, горками и песочницей. Хенрик, пожалуй, немного скучает по тому времени, когда его дочери были маленькими и все было не так сложно.
На площадке ужасно шумно. Хенрик всегда восхищался воспитателями и учителями, которые дни напролет выдерживают детские крики, ссоры и смех.
Он открывает калитку и подходит к мужчине в желтом жилете, представляется и просит позвать кого-нибудь из начальства.
Воспитатель проводит его по детскому саду, рассказывает, что у них всего двадцать пять детей. Изнутри здание кажется еще меньше, в нем всего несколько комнат, набитых игрушками. Пахнет здесь точно так, как в садике, куда ходили дочери Хенрика, – удивительной смесью запахов старых памперсов, песка и кухонных ароматов.
На кухне стоит женщина лет тридцати и помешивает ложками в больших кастрюлях.
– Меня зовут Жасмин. Я операционный менеджер.
Хенрик показывает удостоверение и вкратце описывает свое дело.
– Извините, у меня немного липкие руки, – говорит она, вытирая ладони о красно-белый клетчатый фартук. – Мы всю еду готовим сами. Сегодня будут тефтельки с картофельным пюре. Вы не голодны?
– Нет, спасибо.
– Пойдемте присядем, – приглашает Жасмин и идет к обеденному столу в одной из игровых комнат.
Стены обклеены разнообразными более или менее умело нарисованными рисунками.
– Астрид и Вильма ходили в наш сад с двухлетнего возраста, – говорит Жасмин. – Замечательные девочки. Простите… – прерывается она, вытирая выступившие слезы. – Это так ужасно. Вы думаете, они живы?
– К сожалению, я не имею права отвечать на такие вопросы.
Жасмин смотрит на руки, лежащие на коленях.
– Когда вы видели их в последний раз? – спрашивает Хенрик.
– В середине июня их забрали на каникулы. Для Вильмы это был последний день в саду, потому что она в этом году идет в школу, но Астрид должна была сегодня вернуться.
Жасмин сплетает пальцы в замок и крепко сжимает губы.
– Как девочки чувствовали себя перед каникулами?
– Хорошо. Как мне кажется. Вообще, они очень воспитанные девочки. Веселые, умные и внимательные. Их любят друзья. И развитие у них идет ровно так, как должно.
– Какое представление у вас сложилось об их родителях?
– Даже не знаю, что сказать, – Жасмин пожимает плечами. – Я очень редко видела Густава. Приводит и забирает дочерей всегда Каролина, а она очень сдержанная. Не знаю, может, так и бывает со знаменитостями, но иногда она разговаривает с нами почти невежливо. Ужасно говорить это сейчас, но я думаю, вам важно знать все.
– Совершенно верно, – кивает Хенрик, отмечая про себя, что, видимо, имеет дело с психологом-любителем.
– Иногда она общается очень мило. Ее трудно понять, мы из совершенно разных миров. Но она изменилась, это отметили все сотрудники. В последний год она стала злее, огрызается на детей, и мы заметили, что это повлияло и на девочек. Они стали меньше радоваться. По утрам у них не меньше часа уходит на то, чтобы начать играть с другими детьми. Они охотно забираются вместе вот на этот диван и читают тоже вместе.
Хенрик бросает взгляд на пустой деревянный диван, а воспитательница продолжает свой рассказ.
– Астрид начала писаться, и я думала, что это, возможно, из-за того, что в семье ожидается прибавление, но я не знаю. Вильма очень старательная и сразу же выходит из себя, если что-то не получается идеально… Да, и они очень хотят, чтобы их обнимали, у них большая потребность в близости. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Жасмин встает и подходит к стене, покрытой рисунками.
– Весной дети делали вот это, – говорит она и показывает на два бумажных цветка с надписями на каждом лепестке. – Мы говорили об эмоциях. Как можно демонстрировать чувства и как о них говорить. Я расспрашивала детей о том, что их радует. Мы называем это цветком радости.
Хенрик наклоняется к красному цветку и ищет лепестки с ответами Вильмы и Астрид.
Астрид: «Я радуюсь, когда со мной играет бабушка Биргитта».
Вильма: «Я радуюсь, когда мама обнимает меня и мы вместе играем».
– А это цветок грусти, – поясняет Жасмин и показывает на цветок с черными лепестками. – Мы говорили о том, что расстраивает детей.