– Что? А я думала…
Макс печально улыбнулся:
– В переносном смысле. Она… когда мы поженились… когда родилась Уэнди, Соня превратилась в автомат. Изменилась до неузнаваемости. Да, появилось много забот, согласен. Но она больше не смеялась. Не хотела веселиться, развлекаться. Нежная, мягкая девушка исчезла. Произошла метаморфоза. Фея превратилась в домохозяйку и захотела, чтобы я тоже стал другим. Может, мужем, который жарит на заднем дворе барбекю и моет машину. Не знаю. Очень сердилась, когда я не мог… или не хотел. Отчаянно боролась с моим желанием работать на радио. Ненавидела людей. Боялась всего на свете. На вечеринках стояла с таким видом, будто кто-то хотел ее ударить. Испуганная и в то же время агрессивная. Любое сказанное слово понимала по-своему, искаженно. А Иза…
– Нельзя винить жену за плохое отношение к Изе, Макс.
– Ах, Иза! – Он развел руками. – Иза всегда находилась рядом. Никогда никому не угрожала. Иза и я – это всего лишь Иза и я.
– Макс! – Берди поставила кофейник на стол. – Нельзя было требовать от Сони, чтобы она это поняла. Как и от любой другой женщины на ее месте. В конце концов, ваши с Изой отношения вряд ли можно назвать… платоническими.
– Вряд ли. По крайней мере, в то время. Но какое это имело значение? Иза никогда не стремилась к браку. Соня же… Как бы то ни было, из-за Изы любовь к женам не проходила. Любовь – во всяком случае, к двум первым женам – иссякла из-за них самих. А Иза всегда оставалась… просто Изой.
И остается до сих пор, подумала Берди. Но сейчас все изменилось. Иза состарилась. Макс тоже.
– Бервин была другой. При ней меня ни к кому не тянуло. Иза сразу это почувствовала и отступила, быстро нашла мне замену. Но у Бервин мозги вставлены правильно. Она понимает меня гораздо лучше, чем остальные. Знает, что я опасный негодяй: опасный лично для нее, – и потому держится в стороне.
– А Мэй?
– Мэй не задумывалась. Не спрашивала себя, кто я такой и что делаю. Приняла все как есть, и хорошее, и плохое. В этом и заключалась ее притягательность. Я не угрожал ей. Она не угрожала мне. Мы заботились друг о друге. Оба обрели спокойную гавань. – Макс повернулся к столу и начал методично расставлять тарелки, чашки, блюдца. – Она мне доверилась. И умерла.
– Макс, это не так!
Он не обернулся.
– Тебе нужен мужчина, Берди. Нельзя всю жизнь оставаться одной.
– Почему? Честно говоря, не вижу в отношениях особой радости. Посмотрите на Мэй и ее ужасного Уоррена. Вспомните моих родителей. Представьте себя самого с разными женами. Насилие, ложь, несчастье, опасные игры… три первых понятия невыносимы, а игры не люблю с детства. Да я и не встретила еще мужчину, в котором не разочаровалась бы уже через пять минут. Слишком быстро начинаю скучать.
Берди понимала, что в эту минуту выступает в роли громоотвода. Макс сосредоточился на ее «проблеме», чтобы отвлечься от собственного горя. Что же, отлично. Пусть будет так. Подобная роль ее вполне устраивала.
– Причина не в этом, – покачал головой Макс. – Сядь, попробуй печенье.
– Так в чем же, по-вашему, заключается причина моего одиночества?
– Боишься чувств. Не хочешь рисковать. Не готова хотя бы на минуту ослабить бдительность. Наблюдать со стороны безопасно, а влюбиться – значит, подставить себя под удар. Пустить кого-то к себе под панцирь. Испытать боль.
– Ерунда, Макс. Вы никогда не ослабляли бдительности. Все эти женщины… ни одну из них вы не пустили под панцирь. Разве не так?
– Не совсем так. – Макс подвинул корзинку с печеньем, и Берди взяла одно. – Бервин пустил. И Мэй тоже. Однако Мэй не потребовалось бы убегать, как Бервин. Мэй могла остаться со мной навсегда. Но я уже стар, Берди. Неважно, что я делал, а чего не делал. Всегда поступал жестко, а потом расплачивался за это. Признаю. Ты другая. Должна рискнуть. В этом и заключается жизнь. Надо жить и стараться получить все, что можно.
Берди размышляла над словами Бервин и смотрела, как Макс допивает кофе. До последней капли.
Глава 9
Макс медленно шел по пустынному пляжу. Соленая вода с шипением пенилась вокруг ступней и отступала. Мокрый песок блестел впереди яркой дугой. Было очень рано. Скоро он искупается. Скоро. Тогда странное ощущение нереальности исчезнет, и он сумеет встретить новый день.
Мэй. Лицо возникло перед глазами. Мягкое, доверчивое, милое. Мэй. Она любила сидеть у его ног, склонив голову на колени. А его ладонь лежала на шелковых черных волосах. Полный покой. Макс закрыл глаза. Море щекотало ноги. Так много лет. Так много женщин. Ей предстояло стать последней. И вот ее больше нет. Стало страшно, страх проник в сердце. Лицо Мэй поблекло и изменилось…
Соня. Откуда она явилась? Девятнадцатилетняя чистая девочка в белоснежной блузке, с ямочками на щеках, смеющаяся возле прилавка с горячими булочками. Прежде Макс никогда не встречал таких девушек. Она хорошо пахла. Носила мягкие пушистые кардиганы, связанные мамой. Кожа напоминала молоко. Дружила с юношей, с которым познакомилась в церкви. Однажды Макс видел его. Высокий, худой, с водянистыми голубыми глазами, в темном костюме с засыпанными перхотью плечами. Зануда. Хороший мальчик.
Но Соня… На работе Макс флиртовал с ней, поддразнивал, находя удовольствие в возбуждении и румянце, мгновенно выступавшем на мягких округлых щеках, а выходя из магазина, сразу забывал. Вечерами по пятницам и субботам пил с приятелями, знакомился с девчонками. Очень успешно, учитывая малый рост и скромные внешние данные. Макс рано понял, что способность рассмешить обеспечивает три четверти победы.
Однажды Соня пришла в магазин рано, задолго до открытия. Остановилась возле стола, на котором Макс месил тесто, засмеялась, а потом вдруг покраснела, замолчала и отвернулась. Он чувствовал ее напряжение, знал, чего она хочет, а потому дотронулся до щеки испачканной в муке рукой и легко поцеловал. Губы были нежными и теплыми.
«На вкус ты так же хороша, как и на взгляд», – пробормотал Макс. Эти слова он произнес не впервые, однако ее дрожь и огонь в глазах поразили и тронули. Ночью, лежа без сна в крошечной комнате, которую Макс снимал в пансионате, он думал о Соне. А на следующее утро она снова пришла в магазин очень рано.
Соблазнение Сони началось как похожая на мечту игра. Ее мягкая сладость пленяла. Волнистые волосы, тонкие пальцы с аккуратными розовыми ногтями и маленьким жемчужным колечком. На третье утро, целуя Соню, Макс скользнул ладонью под ее блузку, услышал нервный, испуганный вздох и почувствовал, как его самого бросило в жар. Они начали вместе проводить субботние вечера. По молчаливому взаимному согласию держали встречи в тайне. Знали, что родители Сони не одобрят их роман. Садились в поезд, уезжали из города и проводили время на природе. Ели сандвичи, пили теплый лимонад. Она что-то рассказывала. Макс думал о ее теле. Делился идеями и планами. Соня смотрела на него темными влажными глазами. Разговоры лишь занимали паузы между прикосновениями.
Они целовались, лежа на коврике, который Макс забирал из своей комнаты. Играли по ее подростковым девственным правилам, хотя ему уже исполнилось двадцать четыре года. Каждая встреча казалась первой. Близость не приходила сама собой. Макс шептал, что любит, и вскоре Соня расслаблялась, позволяла ему скользнуть ладонью под кофточку, расстегнуть пуговицы и крючки, чтобы ласкать и целовать грудь. Постепенно допускала все дальше. И вот наконец он оказался на ней, с рукой между белыми бедрами, сгорая от желания и бормоча: «Пожалуйста, Соня. Я люблю тебя. Прошу, позволь… пожалуйста…»
Но она остановила его, сбросила руку и встала; дрожа, поправила одежду. Они свернули коврик и пошли на станцию: она – раскрасневшаяся и взволнованная; он – сгорающий от вожделения, потный и липкий. «В следующий раз, – говорил себе Макс, – в следующий раз», – но дальнейших планов не строил.
Когда же это наконец случилось, то произошло очень быстро. Он набросился на нее, мгновенно забыв обо всем, что успел выучить. Соня закричала от боли, и через две минуты наступил финал. В поезде, по пути домой, по щекам Сони текли слезы. Когда Макс целовал ее на прощание, она все еще плакала. Он ощутил укол раздражения, а потом, как только Соня ушла, прилив нежности и жалости. А к вечеру снова страстно вожделел ее.
Соня… Почему он думает о ней сейчас? Надежды. Чувства. Они поженились слишком молодыми, слишком быстро. Живот уже становился заметным: страсть не прошла бесследно. Убогая крошечная квартирка. Соня в розовом нейлоновом пеньюаре на старинной двуспальной кровати. Жена. Дом. Все желания двадцати четырех лет слились в единый поток и унесли в море надежды. На шесть месяцев. На год. А вскоре в душу закралось едкое, предательское разочарование. Возникла скука, а вместе с ней появилось недоумение и подавленный гнев.
Макс почувствовал, как глаза наполняются горячими слезами. Впереди блестела лента мокрого песка. Морская пена заполняла и стирала следы ног за спиной.
Мэй… Он попытался вспомнить ее лицо, но сейчас оно ускользало, таяло, теряясь в глубине сознания. Другие лица не позволяли рассмотреть его. Особенно одно. То, которое он не хотел видеть. «Не уходи, Мэй!..»
Макс обернулся и понял, что уже не один на пляже. В туманной дымке стоял маленький, смуглый, худой, беспомощный мальчик и смотрел на океан. Третье желание… Сердце распухло, язык отяжелел. «Я могу… я буду… я клянусь…»
Он повернулся и побежал.
– Талли уехал на пляж сразу после моего возвращения. – Тоби шагал рядом с Берди. Они прошли через калитку Изы и по дорожке направились к аккуратному строению возле просевшей проволочной изгороди. – Сказал, что через час будет дома. Чудак, правда?
Тоби кулаком толкнул дверь, она скрипнула и открылась. Они вошли. Ничего. Пустая комната с газовой плиткой и раковиной. Розовый обмылок. Несколько горелых спичек в жестяной крышке. Кровать. Смятое серое одеяло. В дальнем углу маленькая темная ванная комната. Туалет. У