– У Триш тоже светлая голова, – заметила Бервин, сидевшая в уголке дивана, рядом с креслом Макса. – И она определенно рядом с Дугласом.
– Что ж… – Макс пожал плечами, беспокойно сменил позу, пристально посмотрел на Берди и неожиданно спросил: – Что ты обо всем этом думаешь?
Она долго молчала, не зная, что сказать, и остро ощущая растущее напряжение отца.
– Я… думаю, что у полиции недостаточно доказательств, чтобы выдвинуть обвинение против Дугласа, – пробормотала Берди.
– Разумеется, недостаточно, – презрительно усмехнулся Макс. – В полиции собрались дураки. Мы как раз говорили об этом до твоего прихода. Знаешь, что Дуглас уже вернулся домой? Сейчас делает себе сэндвич в кухне. Копы даже не покормили его. Негодяи. – Он перевел взгляд на океан. – Уже поздно, темнеет. – Потом снова посмотрел на Берди и нахмурился. – Но каково твое мнение? У тебя должна быть собственная версия, ведь события развивались в твоем присутствии. Ты видела каждого из нас и с каждым общалась. Даже сказала, что полиция подозревает в убийстве кого-то из обитателей дома. Бервин и Иза с тобой согласны. Так кто же?
– Макс, отдохни, – посоветовал Ангус Бердвуд.
Однако тот сдаваться не собирался. Усталые глаза поблескивали за стеклами очков.
– Нет. Я действительно хочу знать. Твоя дочь, Ангус, частный детектив. Несносный Тоби – ее старый приятель. Так кто же нам поможет, если не она? – Макс с трудом выпрямился в кресле, подался вперед, ободряюще улыбнулся и велел: – Ну же, девочка! Не молчи! Что говорит компьютер? Необходимые данные заложены уже несколько дней назад. Ты не просто так гуляла в саду, а размышляла, вычисляла. Так выдай же результат. Зачем тянешь, чего дожидаешься? – Несмотря на шутливый тон, его пальцы на подлокотниках кресла побелели от напряжения. Берди приняла решение и посмотрела ему в лицо.
– Очень похоже на вашу историю с москитной сеткой. Достаточно непредвзято взглянуть на события и понять, что происходило в действительности, а не ограничиваться тем, что лишь кажется. Вы видите пустую кровать и думаете, будто там никого нет. А на самом деле кто-то есть, просто не в той точке, куда вы смотрите. Слышите звук телефона и решаете, что кто-то вам звонит, но вполне возможно, что ошиблись номером или кто-то организовал обратный вызов, желая ввести вас в заблуждение. Люди часто пользуются данной услугой, чтобы проверить свой телефон или разыграть кого-то из друзей. Увиденное и услышанное простодушно принимаете за чистую монету, хотя то, что осталось незамеченным, может оказаться таким же важным для правдивой картины событий. – Берди поморщилась. – Честное слово, Макс, больше ничего не могу сказать, до тех пор пока не встречусь с Дэном Тоби. А произойдет это не раньше сегодняшнего вечера.
Уэнди недовольно заворчала, но замолчала при первом же строгом взгляде отца. На пороге кухни, доедая сэндвич, появился усталый, изрядно потрепанный Дуглас.
– Что здесь происходит?
– Ничего особенного! – воскликнула Иза. – Берди только что сообщила, что знает, кто убил Мэй, но пока сказать не может.
Ангус Бердвуд поднялся. На утомленном лице застыло угрюмое выражение.
– Иза, веди себя прилично! Макс, так нечестно. – Он повернулся к дочери: – Почему бы тебе не поехать со мной? Вместе пообедаем.
Берди отлично понимала, что таким способом отец настойчиво рекомендует ей спастись бегством. А ведь это последний шанс. Она опустила голову и беззаботно произнесла:
– Пап, честное слово, не могу. Прости. В девять часов встречаюсь в «Парадизе» с Дэном. Давай пообедаем вместе завтра, хорошо?
С видимым усилием сохраняя внешнее спокойствие, Ангус кивнул:
– Договорились. Отлично. – Он немного помолчал и обратился к хозяину дома: – Что ж, Макс, мне пора. – Протянул руку для прощания, и Макс пожал ее, насколько хватило сил. Их взгляды встретились. – Постарайся успокоиться, – пробормотал Ангус и отвернулся. – Всем до свидания.
– До свидания, дорогой, – отозвалась Иза. – Пожалуй, я тоже скоро пойду. Благослови тебя Господь.
– Спущусь вместе с тобой, пап, – предложила Берди. – Ничего, что снова перегреюсь, потом искупаюсь.
Вслед за отцом она направилась к двери. От волнения и сознания предстоящей опасности в голове словно гудел пчелиный рой.
– Что за игру ты затеяла? – спросил Ангус, шагая вниз по лестнице. – Совсем на тебя не похоже.
Берди промолчала. Они подошли к выходу. Чтобы калитка не захлопнулась, Берди предусмотрительно воспользовалась оставленной полицейскими половинкой кирпича. Возле машины отец снова хотел что-то сказать, однако она предостерегающе подняла руку.
– Ни о чем не спрашивай, пап. Пожалуйста.
Ангус покачал головой:
– Сумасшедшая. Если не хочешь отвечать, не буду задавать вопросов. Ни единого. Но все-таки хочу кое-что заметить. Так, на всякий случай. Макс нанял тебя не для того, чтобы ты разоблачила убийцу Мэй, а чтобы помогла найти автора угрожающих писем. Ты ему ничего не должна, и он не имеет права взвалить на тебя такую ответственность. Он не в себе и не осознает последствий собственных поступков. Едва соображает, что говорит. Ты это поняла?
Берди кивнула.
– Если бы удалось побеседовать с ним наедине! Но эти несносные женщины постоянно торчат рядом, а при них, разумеется, он всерьез разговаривать не будет. – Ангус нахмурился. – Утром, по телефону, я выудил из него несколько внятных слов. Надеялся, что при встрече, без свидетелей, получится лучше, но вокруг толпа! Проклятье, Макс совсем плох. Мне доводилось и прежде видеть его не в форме, но не до такой степени. Мне это совсем не нравится. – Ангус сокрушенно покачал головой и продолжил после долгой паузы: – Он умеет вести себя отвратительно. Знаю. Самовлюбленный эгоистичный тиран. Был плохим отцом своим детям. И, наверное, назвать его хорошим мужем тоже нельзя. Найдутся люди, которые заявят, что он заслужил все, что получил, но только не я. Макс не заслуживает таких страданий. То, что он сделал со своей жизнью… Во время работы над книгой он что-нибудь сообщил о своем детстве?
– Совсем мало. Только то, что я уже знала. Да и незачем. Все уже описано. О трудном детстве Макса слышал каждый.
– Каждый слышал лишь то, что он считал нужным рассказать. У него есть любимый репертуар. Всем известно, что парень рос в бедности, мать с трудом тянула его. А об отце ты что-нибудь знаешь?
– Макс вырос без отца.
– Не совсем так. Примерно до двенадцати лет отец присутствовал. Агрессивный алкоголик. Макс его ненавидел, поэтому никогда о нем не вспоминал. Мне рассказал о нем в тот вечер, когда умерла твоя мама. Пришел к нам домой, и мы очень много выпили. Не знаю, почему он решил поделиться. Предупредил, что впервые об этом говорит. Видимо, хотел разделить горе, если понимаешь, что это значит. Или по-своему просил прощения за то, каким стал. Они с Джейн… отношения всегда были сложными. – Ангус взглянул на свои маленькие полные руки. – Люди такие, какие есть. Или принимай их целиком, или держись в стороне. Для меня Макс оставался Максом. А Джейн – Джейн. Я ее знал и любил такой, какой она была: красивой, интересной, полной жизни, любящей жизнь. Она подарила мне счастье, а с ее смертью умерла и часть меня. Вот так. Максу не было нужды рассказывать мне что-либо.
Берди с трудом дышала. К глазам подступили слезы, и пришлось изо всех сил сжать кулаки. Она никогда не плакала. В груди застрял комок. Казалось, в эту минуту распахнулась дверь в маленькую темную комнатку, стоявшую закрытой. Она попыталась стряхнуть оцепенение. Лицо отца оставалось спокойным: Ангус не подозревал, как действуют на нее его слова. Думал, что, подобно ему самому, дочь давно смирилась с положением вещей. Но когда умерла Джейн Бердвуд, Верити была ребенком. Думала по-детски, подчиняясь странной детской логике. Жила образами и грезами, не задавая сложных вопросов, особенно в отношении мамы. И вот сейчас она заморгала, сглотнула слезы и нахмурилась, пытаясь отогнать боль, отвернуться от тяжких чувств. А Ангус продолжил мягко и спокойно:
– Мать Макса была маленькой смуглой усталой женщиной. На улице ты бы прошла мимо, не обратив на нее внимания. Однажды он показал мне фотографию, которую прежде никто не видел. Наверное, когда-то она была хорошенькой, но к этому времени уже окончательно утратила привлекательность. Максу там лет десять-одиннадцать, он уговорил ее сфотографироваться и сам заплатил уличному фотографу из заработка газетного разносчика. Трогательная картинка. Тощий мальчик широко улыбается в объектив и обнимает маму так, словно поддерживает. Кажется, слышны его слова: «Улыбнись, мам!» – но мама не улыбается.
Отец жил с ними время от времени, пропивая заработки жены и сына. Мать работала уборщицей, а Макс разносил газеты…
Ангус помолчал, грустно улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. Когда немного подрос, придумал способ защиты семейного бюджета: выпилив в полу своей комнаты тайник, прятал деньги под половицу. Отец валялся пьяным, бил и терроризировал обоих, а потом снова исчезал на несколько месяцев.
Макс признался, что больше всего на свете – больше побоев и бедности – ненавидел ощущение полной беспомощности перед негодяем, невозможность прекратить унижение, грабеж. Он уговаривал маму уехать. Надеялся, что на новом месте удастся начать новую жизнь. Убеждал, упрашивал. Накопил денег на переезд. Бедный мальчик.
Ангус обернулся и посмотрел на высокую каменную стену, за которой возвышался окруженный деревьями дворец Макса Талли.
– Но мать была слишком напугана и не находила сил что-либо предпринять. Не могла бороться за себя и за сына. Как Макс ни старался, сдвинуть ее с места так и не сумел.
Тот день, когда пришли полицейские и сообщили, что отца убили в пьяной драке, стал самым счастливым в жизни Макса. Но вскоре случилась трагедия: через год умерла мать. Не пережила какой-то банальной болезни – воспаления легких или чего-то подобного. Макс сказал, что ей просто не хватило воли к жизни. Она не хотела и не могла постоять за себя и оттого умерла. А он остался один. И тогда понял, что всегда был одинок.