ни, ужасно ранить чувства любого человека, но причинить такую боль, как мы причинили этой несчастной, беспомощной женщине… Мы заставили ее так горько плакать…
– Но, Розамонда, – прервал ее мистер Фрэнкленд, – ты сетуешь на последствия, но забываешь о причинах. Вспомни, в каком состоянии я нашел тебя здесь. Вчера ты была уверена, что эта женщина не в себе. Ты же не изменила своего мнения на этот счет?
– Именно об этом я думала всю ночь. Я не передумала, уверена, что с разумом бедного создания что-то не так. И все же, когда я вспоминаю, как она пришла сюда, чтобы помочь мне, и как она хотела быть полезной, то не могу не чувствовать стыда за свои подозрения; не могу не упрекать себя за то, что стала причиной ее отъезда. Мистер Орридж, заметили ли вы в лице или манере поведения миссис Джазеф что-нибудь такое, что заставило бы вас усомниться в том, что ее разум в порядке?
– Конечно, нет, – ответил доктор, – иначе я никогда не решился бы рекомендовать ее вам. Я бы не удивился, услышав, что она внезапно заболела, что с ней случился припадок или несчастный случай, но ваши подозрения о ее психическом расстройстве меня, признаюсь, удивляют.
– Неужели я так ошиблась?! – воскликнула Розамонда, смущенно глядя то на доктора, то на мужа. – Ах, Ленни, если я в самом деле ошиблась, я никогда не прощу себе!
– Расскажи, почему ты заподозрила, что она сумасшедшая? – попросил мистер Фрэнкленд.
Розамонда колебалась.
– Мой рассказ покажется вам пустыми и глупым, между тем я сама отнеслась к этому очень серьезно. Боюсь, вы подумаете, что вовсе не было причины пугаться и что я была несправедлива к несчастной женщине.
– Расскажи как все было, любовь моя.
– Прошу заметить, миссис Фрэнкленд, – прибавил мистер Орридж, – что я не придаю большого значения своему мнению о миссис Джазеф, ведь у меня не было достаточно времени, чтобы сформировать его. У вас было гораздо больше возможностей для наблюдений.
Приободренная Розамонда рассказала обо всем, что произошло в ее комнате накануне вечером, вплоть до того момента, как она закрыла глаза и услышала шум шелкового платья у постели. Прежде чем повторить необыкновенные слова, которые миссис Джазеф прошептала ей на ухо, она сделала паузу и серьезно посмотрела на мужа.
– Что же ты остановилась? – спросил мистер Фрэнкленд.
– Я все еще нервничаю и волнуюсь, Ленни, когда вспоминаю слова, которые сказала мне сиделка перед тем, как я позвонила в колокольчик.
– Что же она сказала? Ты не хочешь повторять ее слов?
– О нет, нет! Я очень хочу обо всем рассказать и услышать ваше мнение, чтобы ее слова могли значить. Как я и сказала, мы говорили о нашем намерении ехать в Портдженну и отремонтировать северные комнаты. Миссис Джазеф расспрашивала меня о старом доме: по-видимому, он ее очень интересовал.
– Да?
– Да. Так вот, подойдя к моей постели, она опустилась на колени и прошептала: «Как будете в Портдженне, держитесь подальше от Миртовой комнаты».
Мистер Фрэнкленд вздрогнул.
– Есть такая комната в Портдженне? – спросил он с нетерпением.
– Я никогда о ней не слышала.
– Уверены ли вы в этом? – спросил доктор.
До этого момента мистер Орридж втайне подозревал, что миссис Фрэнкленд, должно быть, заснула вскоре после его ухода, и что рассказ, который она сейчас поведала с искренней убежденностью в его реальности, на самом деле был ничем иным, как серией ярких снов.
– Я никогда не слышала о такой комнате, – ответила Розамонда. – Но я уехала из Портдженнской Башни, когда мне было всего пять. Отец мой часто говорил о старом доме, но никогда не называл комнат особенными именами. То же самое я могу сказать и о твоем отце, Ленни. И помнишь, архитектор жаловался в письме, что на ключах не было ярлыков с номерами или названиями комнат, и никто в Портдженне не смог ему помочь с этим. Откуда же мне знать о Миртовой комнате? Кто мог мне о ней рассказать?
Мистер Орридж казался озадаченным. Он все больше верил, что миссис Фрэнкленд спала и видела сон.
– Я не могу выбросить из головы эти загадочные слова. Почувствуй мое сердце, Ленни, – оно бьется быстрее обычного только от того, что я повторяю их тебе. Очень странные и поразительные слова. Как ты думаешь, что они означают?
– Важнее, кто эта женщина, что их произнесла… – заметил мистер Фрэнкленд.
– Но почему она сказала это именно мне? Вот что я хочу узнать, чтобы чувствовать себя спокойно.
– Тише, тише, миссис Фрэнкленд. Ради вашего ребенка, как и ради себя самой, постарайтесь сохранять самообладание и смотреть на это загадочное событие настолько спокойно, насколько это возможно. Я приложу все усилия, чтобы пролить свет на историю этой странной женщины и ее еще более странное поведение. Я сегодня же отправлюсь к миссис Норбери и найду способ заставить мисси Джазеф объясниться. Я передам ее госпоже все, что услышал от вас, и уверен, что она, как честная и решительная женщина, сможет объяснить этот таинственный случай.
– Ступайте, ступайте сейчас же! – Усталые глаза Розамонды засияли. – Немедленно, мистер Орридж!
– Прежде я должен навестить нескольких пациентов, – заметил доктор улыбаясь.
– Ребенок вполне здоров, и я вполне здорова: мы не задерживаем вас ни на минуту. И, мистер Орридж, будьте как можно мягче и внимательнее к бедной женщине, скажите ей, что мне и в голову не пришло бы отослать ее, если бы я не была слишком напугана. Скажите, что мне очень жаль. Скажите…
– Дорогая моя, если миссис Джазеф действительно помешана, то что толку заваливать ее всеми этими оправданиями, – вмешался мистер Фрэнкленд. – Будет лучше, если мистер Орридж любезно объяснит все ее хозяйке и извинится за нас.
– Ступайте! Прошу вас! – вскрикнула Розамонда, заметив, что доктор намерен ответить мистеру Фрэнкленду.
– Не бойтесь, миссис Фрэнкленд, я уже отправляюсь, – сказал доктор, открывая дверь. – Но обещайте, что вознаградите вашего посланника, когда он вернется, тем, что будете более спокойны и уравновешены, чем я нашел вас сегодня утром, – прибавил доктор и вышел.
– Как будете в Портдженне, держитесь подальше от Миртовой комнаты! – повторил мистер Фрэнкленд. – Это очень странные слова, Розамонда. Кто же эта женщина на самом деле? Она совершенно незнакома нам обоим, встретились мы с ней случайно, и вдруг оказалось, что она знает о нашем доме нечто, чего и мы не знаем.
– Она предостерегала меня, Ленни. И именно меня! Ах, если б я только могла сейчас заснуть и не просыпаться, пока не вернется доктор.
– Любовь моя, не слишком рассчитывай, что все станет понятно. Эта женщина может отказаться давать объяснения.
– Не говори этого, Ленни. Иначе мне захочется встать и пойти допросить ее самой!
– Даже и тогда ты ничего от нее не узнаешь. Она боится последствий, о которых мы не можем знать. И могу только повторить: более чем вероятно, что она ничего не скажет, и, что еще вероятнее, откажется от своих слов.
– В таком случае мы сами найдем им объяснение.
– Каким образом?
– Очень просто. Поедем в Портдженну, как только мне разрешат, и перевернем каждый кирпичик, пока не выясним, есть или нет в старом доме комната, которая носила бы имя Миртовой.
– А если окажется, что такая комната есть? – спросил мистер Фрэнкленд, подпадая под влияние энтузиазма жены.
– Если так, – сказала Розамонда, и голос ее окреп, а лицо озарилось привычной живостью, – разве можно сомневаться, что произойдет дальше? Разве я не женщина? И разве мне не сказали держаться подальше от Миртовой комнаты? Ленни! Ленни! Неужели ты так мало знаешь о моей половине человечества, чтобы сомневаться в том, что я сделаю, как только комната будет обнаружена? Дорогой мой, я немедленно войду в нее!
Глава VIЕще одна странная весть
Покончив с городскими визитами, мистер Орридж в час дня отправился в дом миссис Норбери. Ехал он с такой поспешностью, что добрался за двадцать минут. Лакей, услышав быстро приближающийся экипаж, проворно сбежал вниз, открыл дверь, как только лошадь остановилась перед ней, и предстал перед доктором с улыбкой злорадного удовлетворения.
– Вы, вероятно, все были удивлены, когда ваша экономка вернулась вчера вечером? – спросил доктор.
– Да, сэр. Вчера вечером мы были очень удивлены, но еще более удивились, когда она снова ушла сегодня утром.
– Снова ушла? То есть тут ее нет?!
– Да, сэр. Она оставила работу и ушла навсегда. – Лакей снова оскалился; и горничная, которая проходила мимо, пока он говорил, и слышала его слова, тоже улыбнулась. Очевидно, миссис Джазеф не была любимицей среди слуг.
От изумления мистер Орридж не мог произнести больше ни слова. Лакей распахнул дверь в столовую, и доктор последовал за ним. Миссис Норбери сидела у окна, наблюдая, как ее больной сын пьет бульон.
– Я знаю, что вы хотите поговорить, – произнесла она вставая. – Но прежде займитесь ребенком.
Доктор осмотрел мальчика и объявил, что его состояние быстро улучшается, после чего няня забрала его на послеобеденный отдых. Лишь только дверь за ними закрылась, мистрис Норбери решительно обратилась к доктору, повторив, что прекрасно знает, о чем он хочет поговорить.
– Мистер Орридж, но прежде я, как женщина справедливая, должна вам кое-что сказать, не имея при этом намерения с вами поссориться. Вы стали причиной, по которой три человека обошлись со мной самым неприятным образом. Но сделали вы это не нарочно, поэтому я вас не виню.
– Я не понимаю, – начал было мистер Орридж, – уверяю вас…
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, – перебила миссис Норбери. – Не из-за вас ли я послала свою экономку к миссис Фрэнкленд?
– Да. – Мистер Орридж без колебаний признал этот факт.
– Хорошо, – продолжила миссис Норбери, – и вследствие этого не менее трех человек обращаются со мной с беспримерной наглостью. Во-первых, миссис Фрэнкленд из глупой прихоти вообразила, что моя экономка напугала ее; во-вторых, мистер Фрэнкленд вообразил, что таким прихотям надо потакать и прогнал мою экономку, как какую-нибудь злодейку; и наконец, что всего хуже, моя экономка имела дерзость нагрубить мне прямо в лицо, так что я вынуждена была приказать ей оставить мой дом в течение двенадцати часов. Не надо оправданий! Я знаю, что вы не имеете никакого отношения к ее возвращению, я никогда и не обвиняла вас. Все, что вы натворили, это не нарочное зло. Я не виню вас, помните об этом, мистер Орридж!