– Как жаль, что уже ночь, – сказала Розамонда. – Мне бы хотелось сейчас же начать поиски. Учти, Ленни, ты должен быть со мной рядом. Я буду служить тебе глазами, а ты поможешь мне советами. Ты не должен говорить, что не можешь быть мне полезен. Как бы мне хотелось начать прямо сейчас! Но мы можем расспросить слуг, – продолжала она, позвонив в колокольчик. – Позовем экономку и дворецкого, вдруг они скажут нам больше, чем сказали в письме.
На звон колокольчика явилась Бетси. Розамонда велела пригласить мистера Мондера и миссис Пентрит. Бетси догадалась, для чего их зовут, и таинственно улыбнулась.
– Наверное, ты тоже видела тех странных гостей? – спросила Розамонда, заметив улыбку. – Да, уверена, что видела. Расскажи нам обо всем. Мы хотим услышать обо всем, что произошло, вплоть до мельчайших подробностей.
Смутившись от расспросов хозяйки, Бетси весьма путанно рассказала о миссис Джазеф и ее иностранном компаньоне. Закончив рассказ, она отправилась за экономкой и дворецким, но Розамонда остановила ее, спросив:
– Ты говоришь, что даму обнаружили в обмороке на верхней площадке лестницы. А не знаешь ли ты, Бетси, отчего она упала в обморок?
Служанка остановилась в нерешительности.
– Говори, говори, – сказала Розамонда. – Я вижу, что у тебя есть какие-то догадки. Расскажи нам о них.
– Право, госпожа, я боюсь, что вы станете сердиться на меня, – ответила горничная со смущением.
– Ерунда! Я буду сердиться, если ты ничего не скажешь. Как думаешь, почему она упала в обморок?
Бетси еще с минуту подумала и ответила:
– Мне кажется, госпожа, она упала в обморок, потому что увидела привидение.
– Привидение? Что?! Разве в доме есть привидения? Ленни, вот это удивительная история, которой мы никак не ожидали. Что ж это за привидение, Бетси?
История, рассказанная Бетси, оказалась не очень захватывающей для слушателей. Привидением, по ее словам, была жена одного из давних владетелей Портдженнской Башни, обманувшая своего мужа. За это она была обречена бродить по северным комнатам до тех пор, пока будут стоять их стены. У этой женщины длинные светлые волосы, очень белые зубы, ямочки на щеках, и вообще она была ужасно красива. О ее приближении возвещало дуновение холодного ветра. И любой смертный, однажды оказавшийся на ее пути и почувствовавший этот холод, не имел ни малейшего шанса снова ощутить тепло. Вот и все, что знала Бетси о привидении; и этого, по ее мнению, было достаточно, чтобы в жилах стыла кровь.
Розамонда улыбнулась, но быстро вернула лицу серьезное выражение.
– Мне бы хотелось, чтобы ты рассказала нам больше подробностей. Но раз ты больше ничего не знаешь, то стоит расспросить миссис Пентрит и мистера Мондера. Пригласи их сюда, пожалуйста, поскорее.
Разговор с экономкой и дворецким не дал никаких результатов. Ни от одного из них нельзя было добиться большего, чем они уже сообщили в своем письме. Мистер Мондер был убежден, что таинственный незнакомец проник в Портдженнскую Башню с преступным намерением, касавшимся похищения фамильного сервиза. Миссис Пентрит согласилась с его мнением, добавив, что, как лично ей показалось, женщина, несчастное создание, должно быть, сбежала из сумасшедшего дома. Ни экономика, ни дворецкий не видели никакой тайны в появлении гостей, у них был свой практический взгляд на подозрительное поведение незнакомцев, и никакая смертная сила не могла их переубедить.
– О эта глупость! Непробиваемая и самоуверенная глупость респектабельных английских слуг! – воскликнула Розамонда, когда они с мужем снова остались одни. – Видно, Ленни, нам нечего надеяться на какую-нибудь помощь от них. Теперь остается надеяться только на завтрашний осмотр дома. Хотя может и после этого мы ничего не будем знать. Отчего нет новостей от доктора Ченнери?
– Терпение, Розамонда, терпение. Посмотрим, что будет завтра в письмах.
– Милый, не говори о терпении! Мой запас этой добродетели никогда не был велик, и тот весь исчерпан, по крайней мере, десять дней назад. О, несколько недель к ряду я напрасно задавала себе один и тот же вопрос: почему миссис Джазеф сказала мне не входить в Миртовую комнату? Боится ли она, что я открою какое-нибудь преступление, или страшится, что я провалюсь сквозь пол? Что хотела она сделать в той комнате, когда собиралась туда войти? Какую тайну знает она об этом доме, которой никогда не знала я, не знал мой отец, не знал никто другой?
– Розамонда! – воскликнул мистер Фрэнкленд, внезапно меняясь в лице и вскакивая с кресла. – Мне кажется, я догадался, кто такая миссис Джазеф!
– Боже правый, Ленни! Что ты хочешь сказать?
– Что-то в твоих словах натолкнуло меня на эту мысль. Помнишь, твой отец рассказывал о некоторых неприятных воспоминаниях, связанный с этим домом? И помнишь, он упомянул таинственное исчезновение служанки в утро смерти твоей матери?
Розамонда побледнела.
– Как же мы раньше об этом не подумали?
– Ты сказала мне, – продолжал Леонард, – что эта служанка оставила после себя странное письмо, в котором сознавалась, что твоя мать поручила ей рассказать твоему отцу одну тайну. И она боялась ее раскрыть, и боялась, что ее будут о ней расспрашивать. Кажется, именно эти две причины заставили ее убежать?
– Именно так.
– И твой отец никогда больше не слышал о ней?
– Никогда!
– Это смелое предположение, Розамонда, но, когда миссис Джазеф впервые зашла в твою комнату, мне показалось, что она знала, кто ты такая.
– А что же с тайной, которую она побоялась раскрыть моему отцу?
– Должно быть, эта тайна каким-то образом связана с Миртовой комнатой.
Розамонда ничего не ответила. Она вскочила со своего кресла и стала в волнении прохаживаться по комнате. Услышав шелест ее платья, Леонард подозвал ее к себе и взял за руку.
– Я жалею, что не дождался завтрашнего утра, прежде чем рассказать тебе о своей идее насчет миссис Джазеф, – сказал он. – Ты разволновалась и теперь не сможешь уснуть.
– Нет, ничего подобного! Ох, Ленни, все стало только интереснее. Как думаешь…
– Дорогая, на сегодня я заканчиваю с размышлениями. И тебе тоже нужно остановиться. Мы уже достаточно поговорили о миссис Джазеф. Давай переменим тему – я готов говорить о чем хочешь.
– Не так-то просто переменить тему, – довольно сердито заметила Розамонда.
– В таком случае переменим место. Я знаю, что ты считаешь меня самым упрямым человеком на свете, но упрямство мое имеет основание, и ты сама признаешь это, когда утром проснешься отдохнувшей. Забудем же на время о беспокойстве. Проводи меня в какую-нибудь другую комнату в этом доме, и я попробую угадать, на что она похожа, ощупав мебель.
Напоминание о слепоте заставило Розамонду немедленно подойти к мужу.
– Ты всегда знаешь, как лучше, – сказала она, обнимая его и целуя. – Минуту назад я была в дурном расположении духа, но теперь все прошло. Давай пройдем в другую комнату. – Розамонда сделала паузу. И тут глаза ее загорелись, щеки зарумянились, она улыбнулась пришедшей в голову мысли. – Ленни, я отведу тебя в комнату, где ты прикоснешься к очень примечательному предмету мебели. Посмотрим, сможешь ли ты сразу сказать мне, на что она похожа. Но прояви терпение и обещай ничего не трогать, пока не почувствуешь, что я направляю твою руку.
Она повлекла его за собой в коридор, открыла дверь комнаты, в которой спал их ребенок, сделав няне знак молчать и, подведя мужа к кроватке, тихо опустила его руку на щеку ребенка.
Она заметила, как удивление и радость появились на обычно спокойном лице Леонарда, и сама засияла от счастья.
– Вот! Ну, угадывай, что это за мебель? Стул или стол? Или это драгоценнейшая вещь в целом доме, в целом Корнуолле, в целой Англии, в целом мире? Поцелуй его и скажи, что это – бюст младенца работы скульптора или живой херувим работы твоей жены? – Смеясь, она повернулась к няне: – Ханна, ты смотришь так серьезно, что я уверена, что ты голодна. Ты уже ужинала?
Женщина улыбнулась и ответила, что ждала кого-нибудь из слуг, кто мог бы присмотреть за ребенком.
– Иди прямо сейчас, – сказала Розамонда, – а я останусь здесь. Поужинай и приходи назад через полчаса.
Когда няня вышла, Розамонда поставила кресло для Леонарда рядом с кроваткой, а сама села на низкий табурет у его коленей. Настроение ее снова изменилось. Лицо стало задумчивым, а взгляд нежным, когда она смотрела то на мужа, то на кроватку, в которой спал сын. После нескольких минут молчания она взяла руку мужа и прижалась к ней щекой.
– Ленни, – сказала она грустным голосом, – как думаешь, способен ли кто-нибудь из нас ощутить совершенное счастье в этом мире?
– Что заставляет тебя спрашивать об этом, моя милая?
– Мне кажется, что я могла бы ощутить совершенное счастье, и все же…
– И что же?
– И все же мне кажется, что это никогда не случится. Сейчас я была бы совершенно счастлива, если бы не одно маленькое обстоятельство. Полагаю, ты не догадываешься, о чем я?
– Нет, мне хотелось бы, чтоб ты объяснила.
– Видишь, милый, с тех пор как родился наш сын, у меня на душе неспокойно. Особенно когда мы сидим втроем. И я не могу прогнать это чувство.
– Розамонда, я чувствую на руке своей влагу, а значит, ты плачешь.
Она сейчас же прижалась щекой к щеке мужа.
– Дорогой мой, – сказала она, нежно обнимая его, – милый, ведь ты никогда не видел нашего ребенка.
– Напротив, Розамонда, я вижу его твоими глазами.
– О, Ленни, я рассказываю тебе все, что могу, я делаю все, что в моих силах, чтобы осветить ужасную тьму, которая закрывает от тебя его прекрасное маленькое лицо. Но разве я смогу рассказать, как он смотрит? Смогу ли я описать тебе тысячи милых попыток, когда он впервые попытается заговорить? Бог был очень милостив к нам, но насколько же тяжелее сейчас, когда я для тебя больше, чем жена, сейчас, когда я мать твоего ребенка!
– И все же это горе не должно давить на тебя, ведь ты облегчила его для меня.